–Это все из-за них, Иродов проклятых…

Знай, она правду, то наверняка записала бы меня в антихристы или, по крайней мере, в черти. Хорошо, что я доверился интуиции и ничего им не сказал…

С другой стороны, тетка недалека от истины – ведь это действительно сделали мы. Только вот что сделали, я по-прежнему не знал. В памяти вновь всплыл спутник, который надвигался на меня из темноты, и захлебывающийся от радости крик Цыплакова: «Если бы ты это выдел!».

Да что же ты там увидел, Степаныч?! Что же это было, черт побери!?

–А тебя как звать, служивый? – спросил мужичок, когда мы подошли к сараю, где хранилась дрезина.

–Олег.

–А я Павел Игнатич. Будем знакомы.

Дрезина стояла около дверей накрытая рваным брезентом. Поднатужившись, мы вытолкали ее на улицу, и по деревянным мосткам потащили к рельсам. Я понял, что лучше поговорить с мужиком сейчас, пока нас не слышит жена.

Я начал издалека:

–А что там, на перегоне, был кто-нибудь?

–Да никого. Сторож, думаю так, удрал еще утром. Телефон там тоже не работает. Я проверял.

–А поезда давно не ходили?

–Да как электричество пропало, так и престали. Часов в двенадцать последняя элекричка прошла.

–Испугались, наверное, метеоров?

–Да не сильно. Жена вот, испугалась. Я больше пожаров боюсь. И так лес в округе уже цельный месяц горит, а тут еще метеоры с неба падают. Значит, еще больше загорит…

Мужичок хитро прищурился.

–А ты Олег, видать сам ни черта не знаешь, раз меня распариваешь?!

В ответ я наврал ему, что мой самолет разбился еще утром и я целый день бродил по лесу, пока не нашел бетонку.

–А я хотел у тебя спросить. Думал, вы военные знаете. Да стеснялся. Понимаю, военная тайна, сам служил… Слушай, а может война началась? Как думаешь, Олег?!

Я пожал плечами.

–Ну да ладно. Будем надеяться, что нет.

Мы докатили дрезину до железнодорожного полотна и установили ее на рельсы. После этого Павел Игнатович ушел за женой и долго не возвращался. Я уселся на шпалу и стал ждать. Из дома доносились их громкие голоса и какая-то возня. Жена не хотела покидать дом и до хрипоты спорила с мужем.

Солнце уже скрылось за верхушками деревьев и раскрасило запад в бордо. В траве стрекотали цикады, а где-то в лесу заливался соловей. Ветер стих, и с юга на нас наползала дымовая завеса, отчего запах гари становился все сильнее.

Я засек время. Павел Игнатович с женой вышли только через семнадцать минут. Они несли набитую вещами сумку и по-прежнему спорили.

–Павлуша, может останемся, – ныла тетка.

–Да какое тут! Сгорим ведь заживо! Или зверье опять набежит! Едем к сынам в город, и баста!

Было бы неплохо знать, о каком городе идет речь, подумал я и спросил:

–В город?

–Да, в Тамск. – кивнул мужичок, указывая направление.

Меня словно током ударило, едва я услышал про Тамск. Это название уже звучало сегодня из уст руководителя полета (а казалось, будто в другой жизни). Речь шла о неком Тамске-13, откуда с нами связывался Рымкевич. Уж не пригород ли это Тамска? Тем более Павел Игнатович упоминал о большом количестве военных объектов в округе. В таком случае все сходится. Стало быть, челнок каким-то невероятным образом тянуло именно сюда, к источнику излучения, которое принял спутник. Картина постепенно начала проясняться. Меня распирало спросить, не знает ли Павел Игнатович о Тамске-13. И я рискнул.

Павел Игнатович почесал затылок.

–Что-то слышал, думаю так, это военный городок, но вот где он, черт его знает…

Моя гипотеза подтвердилась. Но что это мне давало? Не буду же я искать Рымкевича, чтобы набить ему морду?!

Двигатель дрезины завелся с раза, наверное, десятого. И потом то, и дело глох, после чего мучительную процедуру приходилось повторять.

Ветер окончательно стих, и дым становился с каждой минутой все гуще. Видимость упала метров до трехсот, а потом, когда начало смеркаться, практически до нуля. Поэтому казалось, что мы ехали из ниоткуда в никуда. Только мутная бездна дымовой завесы и рельсы, возникающие из пустоты и туда же исчезавшие. Стук колес и монотонное тарахтение двигателя.

По словам Павла Игнатовича до города мы должны добраться самое худшее за час с небольшим.

Я сидел с закрытыми глазами и думал о семье. Родители, скорее всего, с замиранием сердца ждут последних новостей. Галька наверняка поехала в ЦУП. Тяжело им сейчас. Может быть даже тяжелее чем мне. Потому что ждать, осознавая при этом, что ты ничем не можешь помочь, – самая худшая мука. Но и я пока был бессилен. Возможно, добравшись до города, я смогу сообщить о себе.

Неожиданно прогремевший выстрел оторвал меня от размышлений. Павел Игнатович схватился за ружье, но дрезина с каждой секундой уносила нас все дальше от того места, и увидеть стрелявшего, даже если он стоял недалеко от железки, стало просто невозможно.

–А ты говорила останемся, останемся! – гаркнул он на жену, а потом обратился ко мне: –Не нравиться мне это, Олег. Чего-то они расстрелялись тута?

–Может быть просто просили остановился?

–Нормальный бы крикнул, а эти сразу палить!

–С чего вы взяли, что их было много?

–Кажись, видел я что-то. Фигуры две или три… а может, и померещилось.

Слушая наш разговор, тетка проворчала что-то неразборчивое. Но было понятно, что это опять касалось меня.

С тех пор как тетка замолчала, больше никто не проронил ни слова. Прошло минут десять, прежде чем из тумана появились едва различимые контуры зданий.

–Это город? – спросил я.

–Нет! До города еще километров двенадцать, – помотал головой Павел Игнатович и заглушил двигатель, затем достал из кармана фонарик и стал светить им вперед. –Это Сусанино, думаю так, лучше сбавить скорость, а то ненароком сшибем кого, да и мост впереди.

Дрезина продолжила путь по инерции. Поселок мимо, которого мы проезжали, словно вымер: ни света, ни звука, только где-то вдали подвывала собака. Мимо пронеслись несколько строений и платформа, затем вновь пустота.

Похоже, и здесь проблемы с электричеством, рассудил я.

Фермы моста возникли неожиданно, словно волшебник материализовал их из дыма за какие-то доли секунды. Казалось, мост висел над пропастью где-то высоко в горах окутанных густым туманом. Первый пролет мы преодолели без приключений, но едва достигли второго, как луч фонарика выхватил из темноты последний вагон электропоезда, скаты которого были опасно подняты над рельсами.

С воплем «Твою мать!» Павел Игнатович застопорил колеса. Если бы он вовремя не заглушил двигатель, нас бы просто выбросило с дрезины или она врезалась бы в электровоз.

Тетка молча перекрестилась, вжав голову в плечи, когда мы остановились под вздыбленным над колеей вагоном. Мужик и я почти синхронно спрыгнули с и оттащили дрезину назад.

Павел Игнатович выдал матерную тираду, и устало облокотился о ферму.

–Дайте-ка фонарик, – попросил я.

–Ты там смотри, осторожнее. А то еще упадешь…

Взяв фонарик, я пошел вдоль вагона, слыша, как позади опять заворчала жена Павла Игнатович а.

–Это все из-за них…. Прости нас боженька!!!… Из-за них, иродов… – доносился ее скрипящий голос.

Как же он ее столько лет терпит? Честное слово будь я на его месте, убил бы!

Следующий пролет моста проваливался вниз. Я посветил фонариком, но кроме дыма ничего не увидел. Вагоны уходили вниз вместе с мостом, лишь последний остался на уцелевшем пролете, приподнятый общей тяжестью состава. Видимо это была та самая электричка, что проходила в полдень. Мост разрушил упавший с неба метеор или какой-нибудь обломок, а машинисты не успели затормозить.

Я провел лучом по окнам последнего вагона, большая часть из которых оказалась разбитой. Именно здесь после катастрофы должно было остаться больше всего выживших. Значит, это они разбили окна и вылезли из ловушки. Я отбросил мысль, попробовать забраться внутрь и проверить, не осталось ли там кого-нибудь. Потому что положение состава выглядело ненадежным. Того и гляди, рухнет вниз. Думаю, все, кто мог, уже спаслись. Ведь с момента аварии прошло порядка девяти часов.