– Тут я просто лежала, а они разговаривали на своём языке.

Затем промелькнуло изображение фарфоровой чашки.

Рокси объяснила:

– У неё там была какая-то жидкость, которой она промыла мне рану на голове. Пахло очень сильно, а щипало вообще ужасно.

Затем раздался голос женщины:

– Как думаешь, ты можешь сесть, цветуля? Давай, садись. Потихонечку. Как чувствуешь?

И тогда они появились оба – Рокси села, и крошечная камера показала всю комнату.

На женщине был бесформенный свитер ручной вязки. Пальцы её, длинные и грубые, сплетены в участливом жесте.

Камера обрезала верх головы, но было видно, что лицо у женщины доброе. Она сказала мальчику:

– Го-тер свин, Алве. Го-тер свин.

Мальчик – очевидно, её сын – был очень похож на мать – от бледных глаз до грязных светлых волос и длинных пальцев. Зубы у него тоже были жёлтые, и часть их отсутствовала. Одежду он носил старомодную: обычные брюки (не джинсы) и рубашку с пуговицами. Тётя Алиса сказала бы, что он выглядит «настоящим умником». Но, по мне, он словно позаимствовал старую одежду своего отца. Странный костюм дополняли свисающие на верёвочке тёмные очки.

Комната была тёмная и захламлённая: старинные стулья, заваленный бумагами стол, каминная полка, уставленная вазами и безделушками, кипы бумаги на полу и…

– Ну! Смотри, до чего они довели дом! – сказал я.

Рокси засмеялась.

– Какой домовитый хозяин! – пошутила она. – Но я понимаю, о чём ты. Знаешь, там пахло…

Она помедлила.

– Плохо?

Рокси наморщила нос, словно это могло помочь ей определить запах.

– Не то чтобы плохо. Просто… так пахнет дом старого человека, где много старого барахла. Наверное, отчасти пылью. Хотя там вроде чисто.

Я кивнул. Примерно так пахло в доме бабушки с дедушкой, а ведь они были не очень старые. Мы снова переключились на экран.

– Как ты себя чувствуешь, голубушка? Головка не кружится? Попробуй встать – аккуратненько, тихонько.

– Кажется, она вполне нормальная, – сказал я. – Даже милая.

– Я знаю, – ответила Рокси. – Хотя подожди.

– Ты можешь двигаться, цветулечка? Ничего не сломано? Ты так упала…

Изображение перемещалось – видимо, Рокси шевелила руками и ногами, проверяя их состояние. Затем прозвучал её голос:

– Нет, ничего не сломано, спасибо. Я лучше пойду.

Тут – за кадром – раздался высокий голос мальчика:

– Ты уверена? Тебе не надо уходить прямо сейчас. Это может быть небезопасно, знаешь ли, если у тебя сотрясение мозга.

Затем последовал разговор на их языке, из которого я ничего не понял, хотя и расслышал снова слово «Ал-ву». Не видя лиц, было очень сложно о чём-то догадаться, но мне показалось, что женщина чего-то решительно требовала от мальчика.

– Останови, – попросил я, и Рокси нажала на паузу. – О чём это они?

Рокси пожала плечами:

– Откуда мне знать?

Мы отмотали назад и включили снова.

– Похоже, – сказал я, – она велела ему не задерживать тебя. Это слышно по её тону.

Мы прослушали разговор в третий раз, и Рокси согласилась со мной.

– Да я и сама не хотела оставаться, боялась.

Камера повернулась и показала другую часть комнаты. Местами она была так загромождена, что, казалось, башни из бумаг вот-вот обрушатся. На стене висели книжные полки. Книг на них, втиснутых кое-как, было чуть ли не больше, чем во всей нашей школьной библиотеке. Камера двигалась слишком быстро, и я не успевал прочитать названия. Но, похоже, это были старинные тома, а не современные книжки в разноцветных бумажных переплётах. Мелькнул хвост чёрно-белой кошки.

Послышался голос Рокси:

– Мне… мне правда надо идти. Спасибо. Благодарю вас.

Женщина появилась перед Рокси, лицо её стало куда менее добрым.

– Но, голубушка, ты так и не рассказала мне, что делала здесь. Ты забралась на нашу территорию. Это частная собственность. Поставлен забор, а ты и твой друг перелезли через него.

– Я… я…

– Твой друг. Да, мы видели его, правда, Алве?

Мальчик кивнул с видом страдальца. Было видно, что допрос ему не нравится.

– М-мы потерялись. Женщина наклонилась к Рокси.

– Да неужели? Что ж, впредь не теряйтесь, а то мы нашлём на вас пасечников.

Затем она улыбнулась. Это была холодная улыбка, которая говорила: «Я не хочу быть суровой, но не надо меня недооценивать».

Что значило «наслать пасечников»? Я вопросительно посмотрел на Рокси, но она лишь слегка пожала плечами. Так или иначе, звучало это крайне неприятно.

Рокси за кадром рассыпалась в извинениях. По экрану было ясно, что она вышла из комнаты в такой же тёмный и загромождённый коридор и направилась к огромной деревянной двери с небольшим окошком. Её руки пошарили в поисках дверной ручки, а потом Рокси обернулась. Перед ней стоял мальчик.

– Мне очень жаль, – повторила Рокси, и тут произошла в высшей степени удивительная вещь.

Мальчик робко улыбнулся – из-за маленького роста Рокси камера лишь частично сняла его улыбку. А затем произнёс:

– Мне тоже.

Он оглянулся и тихонько добавил:

– Может, мы ещё увидимся?

В голосе звучали печаль и надежда. Послышались шаги матери, совсем близко.

Дверь распахнулась, и мальчик сказал:

– Сюда.

Он поднял руку и застенчиво помахал Рокси, а (почти) чёрная кошка пробежала в самом углу экрана.

Потом картинка начала дрожать и двигаться вверх-вниз. Раздался топот Рокси – девочка улепётывала со всех ног.

И вот теперь она с самодовольным видом сидела передо мной.

– Говорила я тебе, – повторила Рокси. – Странный язык, примочка, старинные книги, угрозы! Она стопроцентная ведьма.

Я и умолял, и насмехался – но ничто не могло убедить Рокси Минто в том, что она встречалась не с ведьмой.

Если вы в чём-то убеждены, то, мне кажется, легче начать упрямиться, чём признать свою ошибку и детское поведение.

– Ну очевидно же, что у ведьмы не будет ни чёрной шляпы, ни бородавок. Это бы её выдало с головой, разве нет? – заявила Рокси.

– Значит, её непохожесть на ведьму подтверждает, что она ведьма, да? – раздражённо сказал я. – А если бы она носила чёрную остроконечную шляпу? Тогда как? Это доказывало бы, что она не ведьма?

Рокси проигнорировала мои рассуждения.

– У неё есть котёл и чёрный кот.

– Чёрный с белым, Рокси, – поправил я сердито.

– И что?

Она смотрела на меня с глуповатой наивностью и парировала все мои аргументы. Наши голоса звучали всё громче, и мы уже начинали ссориться. Но ссориться я не хотел, ведь Рокси была такой весёлой и смелой.

– Знаешь, я могу доказать, – сказала она, и тут зазвонил её телефон. Бодрая, звонкая песенка, сыгранная на фортепиано, идеально подходила Рокси.

Она посмотрела на экран, но не сняла трубку. Я вопросительно взглянул на неё.

– Это мама. Надо идти.

Я и не заметил, что всё это время Рокси была одна. Знаете, где бы я ни находился, всегда кто-то из взрослых есть поблизости. Они приносят сок, проверяют, надел ли ты тёплую куртку, не бегаешь ли с ножницами в руке, – в общем, осуществляют родительский надзор. Но Рокси весь день оставалась без присмотра.

Её телефон перестал звонить и переключился на голосовую почту.

– Где сейчас твоя мама? – спросил я.

Рокси кивнула в сторону дома:

– Там.

– И она тебе звонит?

Рокси тяжело вздохнула, затем соскочила со стула.

– Длинная история. В другой раз, ладно?

Казалось, Рокси проткнули иголкой и вместе с воздухом из неё вышли радость, живость и всё такое. Готов поклясться, что даже её взъерошенные волосы поникли. Она заперла дверь гаража и молча положила ключ под камень. Рокси понимала, что я это вижу. А я понимал, что мне доверяют.

Она повернулась и, снова с огоньком в глазах, произнесла:

– В полночь.

– Сегодня?

– Нет. Через десять лет. Ну конечно, сегодня, – Рокси полезла между досками забора.