Литмир - Электронная Библиотека

После ужина Ник убрал тарелки, а Мелисса начала фотографировать. Бобби сидела на подоконнике, глядела на горящую свечу, смеялась и строила милые рожицы. Я замерла за столом, приканчивая третий бокал вина.

Мне нравится кадр с окном, сказала Мелисса. Давай сделаем такой же, но на веранде?

На веранду вели двойные двери. Бобби отправилась за Мелиссой, а та закрыла за ними створки. Я видела, как Бобби хохочет на подоконнике, но не слышала ее смеха. Ник наполнял раковину горячей водой. Я еще раз похвалила еду, он поднял глаза и ответил: а, спасибо.

Сквозь стекло я наблюдала, как Бобби поправляет потекший макияж под глазом. У нее были узкие запястья и длинные изящные кисти. Порой, когда я занималась чем-то нудным – шла с работы или развешивала постиранное белье, – я представляла, что выгляжу как Бобби. Ее осанка была лучше моей, а лицо – красивым и запоминающимся. Иллюзия перевоплощения была настолько реальна, что, случайно заметив свое отражение и увидев настоящую себя, я переживала странный шок обезличенности. Сейчас, когда Бобби сидела прямо перед глазами, проделать этот трюк было гораздо сложнее, но я все равно попыталась. Захотелось сказать что-нибудь глупое и провокационное.

Похоже, я тут иду в нагрузку, сказала я.

Ник бросил взгляд на веранду, где Бобби что-то изображала, встряхивая волосами.

Думаешь, Мелисса слишком уж выделяет Бобби? – сказал он. Если хочешь, я с ней поговорю.

Нормально. Все без ума от Бобби.

Правда? Должен сказать, я больше проникся к тебе.

Мы посмотрели друг на друга. Я поняла, что он стебется, и улыбнулась.

О да, я сразу ощутила мистическую связь, кивнула я.

Меня тянет к поэтическим натурам.

Ну что ж. У меня цветистый внутренний мир, уж поверь.

Он засмеялся. Я знала, что это нахальство с моей стороны, но не слишком себя винила. На веранде Мелисса закурила сигарету и положила камеру на стеклянный кофейный столик. Бобби чему-то сосредоточенно кивала.

Я думал, сегодняшний вечер превратится в кошмар, но на самом деле неплохо, сказал Ник.

Он сел рядом. Мне понравилась его внезапная откровенность. В памяти всплыло, что я видела его фотографии без рубашки в интернете, а он и не в курсе, и в тот момент это меня так развеселило, что я чуть ему не рассказала.

Я тоже не любительница званых ужинов, сказала я.

По-моему, ты неплохо справилась.

И ты отлично держался. Просто здорово.

Он улыбнулся. Я старалась запомнить его слова, чтобы потом пересказать Бобби, но у меня в голове они звучали не так уж смешно.

Двери открылись, и Мелисса вошла, держа камеру обеими руками. Сняла нас за столом – у Ника в руке бокал, я рассеянно смотрю в объектив. Она села рядом и уставилась на экран фотоаппарата. Вернулась Бобби и, никого не спросив, сама долила себе вина. На ее лице читалось блаженство – видно было, что она пьяна. Ник рассматривал ее, но молчал.

Я напомнила, что нам надо успеть на последний автобус, и Мелисса пообещала прислать фотографии. Улыбка Бобби слегка померкла, но намекать, что мы бы посидели еще, было уже поздно. Нам вручили куртки. У меня голова шла кругом, и теперь, когда Бобби притихла, я беспричинно смеялась про себя.

До остановки было десять минут пешком. Вначале Бобби приуныла, словно чем-то расстроена или раздражена.

У вас там все нормально прошло? – сказала я.

Я беспокоюсь за Мелиссу.

Ты о чем?

Не похоже, что она счастлива, сказала Бобби.

А в каком смысле несчастна? Она тебе что-то сказала?

Не похоже, что они с Ником счастливы вместе.

Правда?

Грустно все это.

Я не сказала, что Бобби и видела-то Мелиссу два раза, хотя, наверное, сказать стоило. И правда, Ник и Мелисса не были похожи на пару, которая без ума друг от друга. Он же сказал мне ни с того ни с сего, что от вечеринки, которую устроила его жена, ожидал «кошмара».

По-моему, он прикольный, сказала я.

Да он рта не раскрыл.

Зато он очень забавно молчит.

Бобби не рассмеялась. Ну и ладно. В автобусе мы почти не разговаривали: я видела, что ей не очень-то интересен мой отчет о разговоре с «трофейным мужем» Мелиссы, а других тем для разговора мне в голову не приходило.

Вернувшись домой, я почувствовала себя гораздо пьянее, чем в гостях. Бобби отправилась к себе, и я осталась одна. Прежде чем лечь спать, включила повсюду свет. Порой я так делала.

* * *

В то лето родители Бобби со скандалом разошлись. У матери Бобби, Элеанор, всегда была хрупкая психика, и временами она подолгу страдала от некой болезни, так что любимым родителем Бобби выбрала отца. Она всегда называла их обоих по имени. Вначале, наверное, в этом было бунтарство, но теперь казалось, что они коллеги, а семья – малый бизнес, которым все они заправляют. Лидии, сестре Бобби, исполнилось четырнадцать, и ей, в отличие от Бобби, не хватало самообладания.

Мои родители разошлись, когда мне было двенадцать, и отец вернулся в Баллину, где когда-то и познакомился с мамой. До окончания школы я жила с мамой в Дублине, а потом она тоже переехала в Баллину. Поступив в колледж, я поселилась в районе Либертис, в квартире папиного брата. В учебные месяцы он сдавал вторую комнату другим студентам, так что по вечерам я старалась не шуметь и вежливо говорила «привет», встречаясь с соседом на кухне. Но летом, когда сосед уезжал на родину, я жила в квартире совсем одна, заваривала кофе когда захочу и повсюду оставляла раскрытые книги корешками вверх.

Я проходила стажировку в литературном агентстве. Там был еще один стажер, по имени Филип, с ним мы познакомились в колледже. Нам полагалось читать тонны рукописей и писать короткие, на страничку, рецензии об их литературной ценности. Ценность обычно оказывалась нулевая. Порой Филип издевательски зачитывал вслух самые бездарные отрывки, чем ужасно меня смешил, но мы никогда себе такого не позволяли при старших коллегах. Работали мы три дня в неделю и получали «стипендию», то есть нам почти не платили. Я тратилась только на еду, а Филип вообще жил дома, и нам это было не сильно важно.

Вот так и работают привилегии, однажды сказал мне Филип. Богатые придурки типа нас устраиваются на неоплачиваемые стажировки, а потом получают за это работу.

За себя говори, ответила я. Я вообще не собираюсь работать.

3

Тем летом мы с Бобби часто участвовали в поэтических чтениях и «открытых микрофонах». Когда мы выходили покурить и выступавшие там же парни заговаривали с нами, Бобби выразительно вздыхала и молчала, так что я отдувалась за нас обеих. То есть мне приходилось много улыбаться и запоминать детали чужих выступлений. Мне нравилось играть эту роль – улыбчивой и внимательной девушки. Бобби говорила, что у меня, кажется, нет «реальной личности», – она считала это комплиментом. Обычно я с нею соглашалась. Я чувствовала, что могу в любой момент сделать что угодно, а потом подумать: ого, вот я, оказывается, какая!

Несколько дней спустя Мелисса прислала фотографии, сделанные за ужином. Я ожидала, что на большинстве будет Бобби, а я лишь на паре снимков – размыто, в глубине кадра, позади горящей свечи, с вилкой спагетти. На самом деле на каждый снимок Бобби приходился один мой – прекрасное освещение, удачная композиция. Ник на фотографиях тоже был – я не ожидала. Он выглядел ослепительно, еще лучше, чем в жизни. Наверное, поэтому он успешный актер. По фото можно было подумать, что он – главное действующее лицо, хотя в тот вечер я ничего такого не ощущала.

Мелисса не появилась ни в одном кадре. Так что вечеринка на фотографиях лишь отчасти напоминала ту, где мы побывали. В реальности все наши разговоры крутились вокруг Мелиссы. Это она вызывала у нас гримасы сомнения и восхищения. Мы смеялись над ее шутками. Без нее все выглядело по-другому, неуловимо странным. Без Мелиссы отношения между людьми на фотографиях стали непонятны.

На моей любимой фотографии я мечтательно смотрю прямо в объектив, а Ник – на меня, будто ожидая моих слов. Рот у него слегка приоткрыт. Он как будто не знал, что его снимают. Хорошая фотография, но на самом деле я, конечно, смотрела на Мелиссу, а Ник просто еще не заметил, что она вошла. Тут было схвачено что-то интимное, чего в реальности не случилось, какая-то недосказанность и напряжение. Я сохранила ее в папку «загрузки», чтобы потом посмотреть еще.

3
{"b":"704791","o":1}