— У нас нет выбора. Мы должны уберечь мальчика от того ужаса, на который обрек себя его отец. Для его же блага.

Джонатан посмотрел в серьезные голубые глаза друга, взглянул на личико спящего младенца и согласился.

Уже спустя два часа печати были наложены, мальчика было решено отдать на воспитание в семью Поттеров, а Джонатан, все еще не до конца уверенный в том, что поступил правильно, вернулся домой собирать вещи. Переломный момент состоялся, вражеская армия была обезглавлена и более его присутствие здесь не требовалось.

***

Париж встретил его ярким солнцем, голубым небом и удивительной атмосферой спокойной, мирной жизни, от которой он успел отвыкнуть. Родная, любимая до последней полосочки на обоях квартирка, изумительный аромат кофе и свежей выпечки, доносящийся из кофейни на первом этаже, привычная утренняя суета на бульваре за окном… Уже на следующий день после возвращения у Джона появилось ощущение, что он никуда и не уезжал, а ужасы войны, победа, давшаяся с таким трудом и не самый безобидный ритуал, проведенный над сыном темного мага показались дурным сном.

Вот только в доме у соседки, жизнерадостной хохотушки Женевьевы, поселились родственницы. Бледная, какая-то изможденная женщина с потухшим взглядом и следами горя на красивом, аристократичном лице, и ее шестилетняя дочь — очаровательная светловолосая девочка по имени Алекс.

Джонатан познакомился с ними случайно, когда пришел забрать кота Феликса, который за прошедшие два года стараниями Женевьевы разжирел и обленился до неприличия.

— О, познакомься, Джон, это моя сестра Роуз Мальсибер и ее дочь Александра! — воскликнула Женевьева, за чашкой ароматного кофе с пирожными, которыми угощала блудного соседа. — Они погостят у меня какое-то время, уверена, вы подружитесь! Они, кстати, тоже приехали из Англии, вот только что, три дня назад, сам знаешь, там сейчас такой кошмар творится!

Джонатан едва не выронил чашку, глядя на печальную, сломленную женщину и очень тихую девочку. Три дня назад. Первого августа. Как раз сразу после победы над Темным Лордом. Значит, скорее всего, они — семья кого-то из пожирателей, спешно отправленные за границу во избежание ареста. А уже спустя несколько секунд Джон вспомнил и фамилию — Мальсибер. Один из ближайших сторонников Волдеморта. Кажется, кто-то из Ордена говорил, что Эван Мальсибер был убит во время сражения в Салазаровых Топях… Бедная женщина. А малышка? Джон посмотрел на девочку и ощутил укол в сердце. Шестилетняя Алекс вдруг напомнила ему его сына, оставшегося без матери в таком же возрасте.

Предрассудками Джон не страдал никогда. Он прекрасно понимал, что в любой войне на обеих сторонах страдают люди, зачастую не имеющие к ней прямого отношения, а потому ему и в голову не пришло относится к новым соседкам предвзято. Наоборот, будучи пожилым и глубоко одиноким человеком, он неосознанно потянулся к маленькой Александре, которая оказалась удивительно умным и обаятельным ребенком.

Он стал частенько заглядывать в гости к соседям, предложил помощь в освоении магической части Парижа, провел парочку экскурсий… А затем, видя, что убитой горем Роуз совершенно не до дочери, стал приглашать девочку к себе. Поил чаем, рассказывал увлекательные истории о дальних странствиях, после начал потихоньку учить ее контролю над магией, а когда Алекс внезапно проявила интерес к рунам, и вовсе пришел в восторг.

Прошло всего несколько месяцев, а Джонатану уже казалось, что эта солнечная, жизнерадостная малышка была в его жизни всегда, и он порой ловил себя на том, что воспринимает девочку кем-то вроде любимой внучки, которой у него никогда не было, да уже, наверное, и не будет. Вместе с Александрой Мальсибер в его жизни снова появился смысл, который после смерти сына, казалось, утерян безвозвратно.

Но сказка оборвалась так же внезапно, как и началась, когда спустя два года вновь ожившая и пришедшая в себя Роуз сообщила, что возвращается вместе с дочерью в Англию, где, как уже знал Джон, у нее остался старший сын.

В день их отъезда Джонатан не мог сдержать слез, а Алекс, успевшая привязаться к нему так же крепко, как и он к ней, вцепилась в рукав его мантии и умоляла поехать с ними. Но Джон, несмотря на острое желание поддаться на уговоры, понимал, что его роль в жизни этой семьи завершена, а значит, как бы ни было больно, девочку придется отпустить.

— Ну не грусти, Жон-Жон, — утешала его Женевьева, когда порт-ключ унес его маленькую воспитанницу в туманный Лондон. — Это не конец жизни. Ты ведь не хуже меня знаешь, ничто не происходит просто так. Послушай, а может тебе усыновить малыша из приюта? Уверена, ты стал бы замечательным отцом!

Джон только болезненно поморщился. Никто из его «французской» жизни не знал, что когда-то у него была семья, а расковыривать старые раны, рассказывая о прошлом, он не собирался.

— Я слишком стар, дорогая, — печально улыбнулся он, качая головой. — А ребенок — это огромная ответственность. Боюсь, мне уже не по годам.

— Вот уж глупости! — всплеснула руками соседка. — Сколько тебе, девяносто?

— Девяносто семь, — Джон вздохнул.

— Ерунда, — констатировала Женевьева. — Для мага — вообще не возраст! Мой дядюшка Жан-Люк дотянул до ста восьмидесяти, и знаешь что? Когда он скончался, его младшей дочери было восемь! А старшему сыну сто тридцать шесть! А всего у него было четырнадцать детей и двадцать девять внуков!

— А жен? — лукаво усмехнулся Джонатан.

— Кажется, шесть, — легкомысленно отмахнулась Женевьева. — Но я тебя умоляю, кто считает? Кофейку?

***

После того разговора Джон некоторое время всерьез раздумывал над неожиданной идеей соседки. Даже посетил приют для сирот-волшебников, но так и не решился на ответственный шаг. Он не чувствовал в себе готовности взять на себя обязательства за судьбу ребенка, а потому ограничился тем, что предложил руководству приюта пару раз в неделю проводить лекции для дошкольников, рассказывая о традициях магического мира, его истории и обо всем на свете.

Прошлое постепенно стиралось из памяти, жизнь текла своим чередом, но Джонатана не покидало странное предчувствие, что ниточка, связывающая его с Англией еще не оборвана. Предчувствие не обмануло.

Прошлое вновь напомнило о себе спустя восемь лет, когда однажды утром в окно постучалась сова с письмом от Альбуса. Он просил приехать в Годрикову Лощину и осмотреть того самого мальчика, для которого был проведен ритуал семи печатей.

Сказать, что Джону не хотелось ехать, это ничего не сказать. Чувство вины за вмешательство в чужую судьбу до сих пор сидело где-то глубоко внутри, но отказаться он не мог. Все же ритуал был проведен им, а стало быть и ответственность его, хотя Альбус и убедил его тогда, десять лет назад, что содеянное будет полностью на его совести.

Как и предполагалось, темная магия не прошла для Гарри Поттера бесследно. Проведя все необходимые исследования, Джон обнаружил, что способности мальчика скованы на семьдесят процентов, что не позволяет ему овладеть колдовством даже на уровне стихийных выбросов. И об этом он немедленно сообщил Альбусу, но тот, казалось, не обеспокоился совершенно.

— Благодарю за консультацию, Джон, — мягко улыбнулся он, провожая после беседы. — Прости, что побеспокоил, но я должен был убедиться, что мои предположения верны.

— Альбус, я должен предупредить, что эти побочные эффекты могут представлять опасность…

— Не беспокойся. Я позабочусь обо всем. С мальчиком все будет в порядке.

Джон только вздохнул. А вернувшись во Францию, с тяжелым сердцем начал ожидать нового письма. Теперь он был уверен, что так просто эта история не закончится…

***

И вот, сейчас, выйдя из кабинета директора Хогвартса, Джонатан почувствовал, что не может снова оставить все как есть и жить своей жизнью. Альбус, который в погоне за мифическим общим благом, кажется, вообразил себя богом, серьезно беспокоил его, а совесть, царапающая изнутри острыми коготками, не позволяла сделать вид, что его все это не касается.