— Лекарство делали?

— Да, назовем так. И сейчас, далеко отсюда, мои друзья продолжают лечить людей. Отвратительно, когда погибают солдаты, но они наемники, и не надо на меня смотреть, как на убийцу. Лично я стараюсь никого не убивать. Просто в очереди стоят слишком многие, и не всех мы успеваем спасти. Это физически невозможно, мы пытаемся помочь самым достойным. И в тот момент… — Она тяжко вздохнула.

Младшая ждала.

— …И в тот момент, когда человек, смертельно больной, получил право на… на лечение…

— Лукас украл ваше лекарство?

Мария потрогала повязку.

— Он увел… он унес восстановительный комплекс, а это гораздо хуже, чем украсть пару таблеток. Как один из руководителей проекта, он имел право воспользоваться комплексом без очереди, но по усмотрению Коллегии.

— И что вы сделаете, когда его поймаете?

— Попытаемся уговорить. Гораздо хуже, если его до нас поймают другие. Они уговаривать тоже умеют…

— Те, кто Валю забрали?

— Не только, — мрачно выдохнула Мария.

— А что, если полететь в Москву, — придумала Анка. — Прилететь прямо в Кремль и рассказать все президенту? Пусть он и решит, соберет министров и скажет, кого лечить. И Вальку, скажет, чтоб нашли… Я с ним сама поговорю!

— При чем тут ваш президент? Ты смелая и добрая девочка, но президенты тебе ничем не помогут. Поверь мне, я их немало повидала.

— Что же мне делать?

— В этом-то вся проблема, не могу же я тебя на лету выкинуть… Эй, не пугайся! Шучу, шучу… — С этими словами Мария сделала что-то совсем ей несвойственное, привлекла Анку здоровой рукой к себе и поцеловала в лоб. — Я не стану давать нереальных обещаний, но матери твоей помочь постараюсь. Ты мне тоже помогла, и кто знает, вдруг не в последний раз. Мы не станем из-за тебя садиться, а после того как пересечем границу, появится опасность, что нас вообще захотят сбить. Короче, я предлагаю тебе выбор — или прыгнуть с парашютом…

— С парашютом?!

— Дослушай. С тобой прыгнет опытный человек, я выделю кого-нибудь… — Она скривилась от боли, сунула руку под парик. — Дело в том, что становится слишком опасно, Лукаса ищем не только мы. Дома тебя наверняка ждут люди из русской разведки. Им захочется узнать, что ты помнишь, захочется проверить твою кровь. Они ведь не знают, что ты не трогала прибор. Они не выпустят тебя, пока не вытрясут все про Лукаса и про меня…

— Хоть убейте, я не прыгну! — огрызнулась Анка, которая на крышу бани-то влезать боялась. Как ни странно, Мария, похоже, обрадовалась, открыла рот ответить, но в эту секунду пол под ногами качнулся, и самолет круто пошел вниз. У Анки заложило уши, и снова проснулся панический страх.

— Сглатывай почаще, — посоветовала Мария, меняясь в лице. — И сядь где-нибудь, а лучше — приляг.

И бросилась бегом по коридору.

Самолет тряхнуло с такой силой, что Младшая не удержалась, отлетела к стенке и больно прищемила язык. Марии и след простыл. Не успела Анка подняться, как пол вновь запрыгал под ногами, откуда-то приехавший ящик двинул сзади под колени, и она покатилась кубарем, инстинктивно прикрывая лицо. Грузовой отсек изнутри был похож на огромную трубу. Ни одного нормального кресла, сплошные провода, ребристые железяки и рельсы на полу. Ей захотелось забиться в угол, но оставаться одной было куда страшнее, и Анка заковыляла вдогонку.

В пассажирском отсеке особой сумятицы не наблюдалось, правда, гремело и скакало все, что оказалось не закреплено. Люди прилипли к окошкам.

— Пугают, сволочи! — комментировал, сидя на полу, огромный бородатый амбал. — Посадки требуют. Ща мы им присядем… — Он весело подмигнул Анке и стал похож на озорного мальчишку: — Ща мы вам присядем, чурки поганые! Понастроили границ, бедуины хреновы!

Одной рукой он вскрывал коробки с патронами, в другой держал моток изоленты. Анка случайно взглянула в иллюминатор и обомлела. Совсем рядом — рукой дотянуться — проносилась земля, сверкнула излучина реки, крыши построек, аккуратные ряды стриженых кустов. Вздымая фонтанчики пыли, убегали три или четыре лошади; блестя окнами, переваливаясь, полз по гравию автобус; ручьи, остатки снега, серая змейка шоссе… От сумасшедшей скорости рябило в глазах.

Проход в кабину оставался открытым настежь, пилоты сидели, откинувшись, вцепившись в ручки штурвалов. Маркус и Мария стояли позади, напряженно вцепившись в спинки кресел. Какое-то время никто не произносил ни слова, затем один из летчиков переключил что-то на пульте и повернул к собравшимся взмокшее от пота лицо:

— Проскочили…

И сразу все принялись кричать.

— Набирай две тысячи…

— Я пытался согласовать, но с азиатами…

— Не начинать же бомбить…

Пилот потянул штурвал. Набившиеся в тамбур десантники грянули: «Ура!··, даже Пьер, оторвавшись от компьютера, прыгал на одном месте. В общей суматохе Анка первая заметила, как Мария начала оседать на пол, бросилась подставить плечо, та вцепилась в руку мертвой хваткой. Сквозь толпу протолкался сутулый доктор, на ходу щелкая замками чемодана.

Общими усилиями Марию уложили на койку. Несмотря на природную смуглость, лицо ее показалось Анке пугающе белым. Руку командирша так и не разжала, пришлось опуститься рядом на колени, пока врачи суетились с капельницей. По другую сторону, понурившись, примостился Маркус.

— Я вас предупреждал, двойное ранение… — ворчал врач.

— Дело не в пуле. Это же боевой офхолдер, нагрузка наложилась.

— Ну а вы-то, сами? Никак, что ли?

— Разве ее переспоришь? Тем более, я всего лишь реаниматор, а она — лучший Наездник…

Младшая не прислушивалась ко всей этой белиберде, она зачарованно следила, как к посеревшим щекам Марии возвращался румянец.

— Не слышу. Что? — склонилась Младшая.

— Поможешь… — Мария облизнула потрескавшиеся губы. — Поможешь мне его поймать?

Анка старательно закивала. По трубочке капельками ползла прозрачная жидкость.

— Как мы с тобой… полицию обдурили, помнишь?

Ничего смешного в этих воспоминаниях не было, по Анка послушно улыбнулась.

— Еще раз… — Мария прикрыла глаза. — Еще раз прости меня. Ты должна знать. Очевидно, люди Григорьева сделали твоему брату полное переливание крови и накачали витаминами. Или разработали антидот. Иначе не объяснить, почему твой брат жив… С активированным офхолдером посторонний человек не может продержаться больше полутора суток.

— А потом? — У Младшей что-то ухнуло внизу живота.

— Потом офхолдер убьет твоего брата.

— Эй, чувак, ты че, обкурился?

Валька задрал голову. Откуда-то сбоку проникал рассеянный свет, пахло пылью и мышами. С минуту он, моргая, вглядывался в темные, нависающие над ним лица, потом разом вспомнил вчерашний день. Попытался вскочить, пребольно трахнулся лбом о завернутую в тряпки и жесть трубу.

— Вот дурной! — В темноте засмеялись. — Ты чё, из психушки сбежал?

— Слышь, баклан, вылазь оттуда!

Пацаны. Двое маленьких, ростом ниже Анки, и двое примерно одного с ним возраста. Самый мелкий, в грязном свитере и разноцветных ботинках, достал из-за уха окурок, чиркнул спичкой.

— Позырь, Белка, сапоги какие стремные!

Тот, кого звали Белкой, присел на корточки. Старший разглядел глубоко посаженные хитрые глаза, корочки простуды по углам рта.

— Бабло есть? Деньги?

— Сорок копеек.

— Нехило жируешь. Курево?

— Не курю.

— Ништяк. Здоровым откинешься. Молодой, кинь ящик.

Маленький, пыхтя сигаретой, приволок из темноты пластмассовый ящик из-под пива.

— Как зовут? Валентин представился.

— Чё у тебя с рукой?

Валька попытался разжать кулак. За ночь жар в руке не спал, напротив, рука до плеча стала непослушной, и в голове стоял непрерывный звон.

— Болею я, зараза какая-то…

— Тю-ю… Димон, видал, какая херня? — Ребята сгрудились вокруг невиданной болячки, но потрогать никто не решался. Старший неожиданно испытал облегчение оттого, что беспризорники, по крайней мере, не разбежались. — Это что, язва, что ли? Сам-то давно в Питере?