Следующая глава выйдет через 3-4 дня. И спасибо всем вам, мои дорогие читатели, очень признательна за поддержку и положительные отзывы по этой, очень важной для меня, работе!!
*ОЦР – Общий Центральный Регистр, (авторская выдумка)
====== Глава II ======
Ужасно хотелось пить. Просто невыносимо. Но не этой измененной, с ржавчиной и запахом синтетики жижи, что текла из крана, а нормальной — чистой воды, слегка сладковатой и холодной, а еще желательно природной — родниковой к примеру.
Парень мечтательно облизал пересохшие губы, скосил взгляд на противоположную стену, за которой находилась маленькая кухня и было слышно, как в кране капает вода, поморщился о воспоминании этого самого вкуса воды и вида, и упрямо зажмурился. Определенно, в следующий раз ему стоит закупать пятилитровыми бутылями магазинную воду, которую еще хоть как-то можно употреблять.
Захотелось зарычать или завыть, но сил не было, ровно как и не хотелось вставать, хотя и нужно было. Хотя бы для того, чтобы пройти полтора метра и закрыть жалюзи на окне, и чтоб это чертово выжигающее белым солнце не нагревало комнату и не слепило своим ядовитым светом.
Джек проматерился, поморщился от тянущей боли в ногах и рывком встал с кровати, тут же взвыв и вновь заматерившись. Похоже, вчерашний марафон по Кромке от каких-то долбанутых ублюдков не сказался даром, и он все же успел где-то разодрать себе половину спины.
Проклинать этот мир и тех дебилов было неразумно, и в принципе бесполезно: мир и так давно проклят, а люди в нем с рождения и до смерти несут кару за давнишние грехи своих пра-предков.
Жалюзи закрылись с гнусным железным лязгом, Джек поморщился в третий раз, устало выдохнул и вновь сглотнул, понимая, что придется все же выходить на улицу и плестись в ближайший маркет за несколькими литрами воды. Ну или на крайний случай, покупать в автоматах пару бутылок по литру.
Перспектива не слишком радовала, учитывая что придется вылезать под сжигающие лучи солнца, в разгар дня, когда пол района закрыло серым смогом и где и без того шизанутые жители начинают цепляться к каждому неправильному взгляду, норовя перегрызть друг друга, как термиты в раскаленной банке под солнцем. Более того, даже совсем не радовала, а приводила в такое же обозленное состояние, балансирующее с грустью и полнейшей апатией.
Парень чертыхнулся, фыркнул себе под нос уж что-то совсем неприличное, и бросив взгляд на свою серую толстовку, валяющуюся у подножия кровати, тихо застонал. В такой теплой кофте под это пекло не вылезешь, но волосы как-то прятать нужно. Он еще раз фыркнул, повернул голову налево и прошел к старому железному шкафу, который был зажат между спинкой кровати и окном в углу комнаты.
Одежды было не густо, разве что сменная и по четырем сезонам, хотя учитывая, как меняется порой погода, то можно смело назвать всего два сезона — лето и зима. Вскоре из небольшого шкафчика была извлечена почти такая же толстовка, только эта была с большими карманами, на молнии и из легкой синтетической ткани, главным ключом был такой же широкий капюшон и цвет мокрого асфальта. Можно сказать маскировка под унылую местность.
Беловолосый грустно усмехнулся, пару раз встряхнул немного запыленную одежду и сразу же надел, пару секунд прибывая в блаженстве от холодной ткани, прилегающей к разгоряченной коже.
Как всё же он любил холод. И плевать на ледяные дожди с начала сентября и по октябрь, которые практически не прекращались. И плевать, что порой в январе температура могла опуститься до –40. Все равно единственное, что ему еще нравилось в этом мире и что он любил — это зиму и снег, белый, яркий, иллюзорно чистый.
Все же до зимы было месяцев пять, а потому придется еще пять месяцев жить без мнимой радости и хоть какого-то приличного настроения. Но это молодого парня уже почти не тревожило, ведь из года в год, даже самые крепкие и устойчивые желания и радости, которые помогали держаться наплаву и не потонуть в той едкой мути, в которой тонут все другие, начинали медленно стираться и таять. И к его полным девятнадцати, на данный момент, осталось всего несколько ниточек, что удерживали от чертовой грязи и черни, которую он видел за каждым поворотом и в каждом закоулке.
Осталась только зима, легкое, давно потрепанное чувство гордости и едва ли видная, почти прозрачная надежда во что-то необычное, что может с ним произойти и что может дать ему стимул по-настоящему жить дальше. К слову, эту последнюю надежду в последние года два-три он сам с ненавистью топил и сжигал, пытаясь растереть в сознании и подсознании, не оставив даже легкого налета в самом сердце. Потому что было неверно, потому что так не может быть. Не в этом мире и не в этом городе.
Джек мельком, направляясь к входной двери, взглянул в зеркало, подмечая еще большую бледность на и так белом лице и нетипичный, почти черный цвет глаз.
Не в его жизни случиться еще чему-то хорошему.
Входная дверь громко хлопнула, и в квартире на время стало пусто и сумрачно.
Сильно шумели машины и электрички, даже не смотря на то, что находились в приличной близости от укромного квартала общежитий и спальных домов, где жил парень. Не спасало не многометровое расстояние, ни толстые бетонные стены, и даже многие комплексы высоток, что бросали длинные холодные тени на такие серенькие квартальчики, и практически перекрывали лучи заходящего солнца.
Джек Фрост, идущий в одном из пыльных переулков, отдаленно подумывал о том, чтобы вечером сходить и проведать обстановку в квартале, где можно было не только достать продуктов, но и порой за мелкие поручения, чисто выполняя роль гонца с плохими или хорошими вестями, получить вознаграждение и скинуть порой приличную сумму на карточку.
Где-то за рябицей, в частном секторе раздались голоса, а после и крики, разделяемые только звоном от битья бутылок и глухими ударами.
Фрост ускорил шаг и вскоре оказался в другом совершенно пустом и на счастье светлом проулке. Он всего на пару секунд остановился оглядываясь назад, и проверив что никого нет и никто за ним не идет, успокоенный двинулся дальше, натягивая капюшон пониже и желая побыстрее оказаться дома.
«Во временном доме», — поправил он себя и от очередного напоминания захотелось шарахнуть в стену чем-то тяжелым. Но под рукой, точнее на левом плече, был только черный рюкзак в котором лежало три бутылки воды.
У него не было дома. Его забрали чертовы городские службы совместно с гребанными хранителями порядка. Будь они все прокляты.
Фрост поморщился, и горло сдавило привычным спазмом. Стало трудно дышать, но всего на минуту, однако и этого пареньку оказалось достаточно чтобы вспомнить гнетущее чувство боли и страха.
Он запрещал себе вспоминать, отсекая за гранью ту жизнь, которая была когда-то. Словно это прожил кто-то другой, а потом рассказал ему — мальчишке из самого криминального района, у которого не было ни регистрации, ни средств к существованию, и который в свои девятнадцать познал все формы предательства и человеческой низости.
Все могло сложиться по-другому, наверное. Ну или он так порой мечтал, фантазировал о другой жизни и, о другом стечении обстоятельств. Если бы тогда службы спасения и доблестная полиция работала лучше, если бы тогда они не боялись заезжать в районы граничащие с А9 то возможно сейчас…всё было по другому.
А ведь сейчас эти патрульные такие крутые и в бронированных машинах могут себе позволить ездить даже по А9, устраивая облавы на беспризорников и проституток, хотя в центре района такие ублюдки и изощренные убийцы, которых можно было запросто поймать. Но нет же, психов с оружием они тупо боятся, и ловят одну шваль.
Впрочем… он тоже относится к этой швали, и случись что, ему никто не предоставит слово. У него нет прав. Он их потерял вместе со своим регистрационным номером и прошлой жизнью…
Все люди, которые жили в своих городах, были обязаны проходить процедуру регистрации каждый месяц, для достоверности в их добропорядочности и законопослушании. Те же, кто уклонялся от регистрации месяц или более, по тем или иным причинам (исключениями становились полицейские, что были засланы в местные банды) выписывались из общего регистра, и переносились на учет в контролирующие социальные службы, а если дело уж совсем плохо и были приводы в полицию, то на полицейский контроль. Проще же говоря, если тебя не было в Общем Центральном Регистре — ОЦР, то ты либо незаконопослушный житель, к тому же скорее всего бездомный, не имеющий прав ни на что, либо… ты мертвый.
