Сможешь ли дать ему всё и сможешь сам приспособиться к более адекватному быту?

Это новое — задумываться над тем, чего не было девять лет бесит и нозит, так что проще ощущать тонкие стекла под ногтями, реально, сука, проще и менее болезненней. Во всяком случае, со стеклами Питч знает — может вытащить, обхуярить пол ногтя, но с болью вытащить. А то что, возможно, в будущем — не вытащить. Это просто будет.

А ты именно тот, кто забыл, как быть человеком, как строить что-то, а не разрушать.

И с таким непониманием, как все это будет, ты рил всё ещё надеешься дать ему хоть что-то? Помимо себя, секса, и безопасности? Что вообще ты можешь ему дать помимо этого банального? Что можешь предложить за его преданность, веру и безумную любовь? Что ему нужно для нормальной, реально нормальной и комфортной жизни?..

Но сейчас это не решить никак, и Ужас лишь отмахивается. Не те мысли, не те вопросы, на месте можно будет подумать, когда точно будет знать, что 604 остался далеко позади. Сейчас в приоритете только вытащить мальчишку и концы ебучие в воду.

Ведь… кроме него тебя здесь уже ничего и не держит. Нет ни старых связей, ни других привязанностей. Нет даже напоминая о них, о ней… Все выжжено и похерено тоннами чужой крови давным-давно.

Через пятнадцать он уже на А7, где творящийся пиздец и беготня стали за сутки нормой — все же блок посты многим крышу свернули, ну и многие пронюхали, что он вытворил с участком… Хотя что блядь тут такого? Слишком уж эстетично-кровавого ничего, лишь трупики по всем этажам, да нахуй выведенное оборудование из строя. Ничего интересного или устрашающего, по его личному мнению, даже вдоволь кровавого не было. Но 604 кроет не по детски, и тараканы или муравьи предпочитают теперь бежать, бешено сжирая тех, кто застревает у них меж ногами, и не разбирая дороги. Спасая свои ебаные шкурки, затариваясь последним необходимым и создавая на убогих машинах километровые пробки — делают все то, чтобы поскорее сьебаться и больше не видеть этого мразотного города.

Давка, паника, крики, стрельба военной полиции по толпе, которая пытается через эти блокпосты несвоевременно прорваться, ещё большая анархия в центре 604 и тотальная распущенность банд и всевозможных уебков-психов — почти прелесть для него, почти идеализм, и даже льстит.

Нужно было управление раньше по ебанному сценарию пустить. Учитывая, как легко это оказалось.

Легко? Не забыл, что вытворил ради него, чтобы сучка Фея увела половину участка и всю боевую силу?

Косяк знатный, даже как-то не в его нормальном стиле, и дети… Это…

Это твой запоздалый пиздец и каллиграфическая подпись на безумие, ради твоей безупречной белоснежной погибели.

Ужас лишь определенным довольством усмехается, признавая это, зная точно, что его белоснежное безумие сейчас отсыпается, хотя бы в идеале, и наконец он минует черту А7, переходя в предзакатный, почти огненный, и такой пустынный протирающийся Белый Север. И лишь завывание ветра и пыль в лицо.

Однако вся приподнятость творящимся пиздецом в городе смывается острейшим и злым, стоит подняться на нужный этаж… Неужели пизда городу не отменяется? Или всё-таки ещё есть надежда, что те трупы, что валяются в коридоре и возле двери в квартиру единственное происшедшее?

Скрип почти сломанной двери, и пустая квартира встречает его полным бардаком из трех тел на полу, хуевым количеством гильз, дырок в стенах и пола в крови.

Лишь один взгляд кидается на тех, кому не посчастливилось первым и нарваться на злого Звереныша, и становится понятно, что это не Фея. Равно и то, что Фрост ещё жив…

— Значит, план «D»? — с усталым вздохом осматривая сдохшую внутреннюю охрану Белого Шпиля, в пустоту озвучивает Ужас. И уже даже не удивляясь, что мальчишку вновь похитили. Лишь с таким хладнокровным, почти безразличным включая отсчет на наручном таймере: у него в запасе девять часов и пятьдесят девять минут…

604 не захотел по-хорошему отпустить… Что ж…

====== Эпилог ======

А 604 выгорал. Медленной яркой пляской разноцветных огней. Как этанолы, вылитые на термитник и подожженные — переливающиеся разноцветными языками химического пламени. Та прекрасная картина, когда безумие, сливается в одно красочное, кровавое — в неоне — разноцветное, и становится осязаемым…

Говорят, что у города есть своя душа, и если да, тот у шестьсот четвертого она безумная — Психо города 604.

Ему нравится это сравнение, нравится то, что он видит и слышит: крики и отзвуки безумия повсюду, пока преследует свою цель. Оставлять горы трупов за собой? Это не эстетично, и зальет он улицы кровь в другом совершенно ином смысле. В тот пепельном, анархичном, под суд и совесть других, каждого, и лишь как главный палач спустит курок, оповещая о новой кровавой эре.

Желтые глаза загораются всполохом того самого жадного безумия и довольства одновременно, но на карту в эту ночь поставлено большее, чем смерть всего 604 — это второстепенное. А вот приоритет…

Ужас отрывает взгляд от утопающих в грязи и страхе улиц, где неон сплавливает реальные цвета делая их иллюзорными, дико яркими — ядовитыми, и свежая кровь, расползающаяся паутиной на потрескавшихся тротуарах, кажется уж не красной — чернильной, идеальной.

Такой, какая и должна быть на стенах и полу безупречно белого вылизанного Белого Шпиля.

«Снотворное? Хлористые? Что за нахуй опять?»

Джек морщится, подавляя рвотный позыв от того насколько его мутит, сжимая в руках нечто такое мягкое, удобное и… не может понять что опять с ним сделали. Неразбериха и муть в голове подобно свинцу что смешивается и не дает ничего понять, и только постепенно, по прошествию пяти минут начинает более-менее всё проясняться, рассеиваться, и он так не охота вспоминает последнее произошедшее.

Ужас… Его любимый и столько желанный Ужас. Север и… тот жадный поцелуй, предупреждение…

«Мы уже уехали?»

Нет, ведь вторгшиеся уебки, это…

Воспоминание его резкое подрывает, и Джек вскрикивает, хватаясь за голову от такого резвого подпрыгивания на кровати. Парень щурится, пытаясь понять где он. Слишком всё вокруг кремовое, тихое, богатое и мягкое. Но когда понимает, где находится, то приглушенное рычание разносится на всю комнату с последующими отборными матами.

Эти апартаменты так ему знакомы, что проще выколоть себе глаза. Прошлое ебошит ледяным страхом, омывая ещё живущие внутренности брезгливостью, и липкость собирается на позвоночнике, расползаясь по ребрам. Он сидит спиной к двери, но уже слышит привычное шипение по рации и как охрана переступает на месте, едва слышно переговариваясь.

Закрытая комната, роскошь во всем и мягкая кровать — трахадром.

На смену липкому страху, всё ещё держащему клещами, медленно, но верно, поднимается ярость, затаенная все эти года, но нужная, такая сейчас за всё обоснованная. Мало того, что он вновь здесь, его похитили и наверняка захотят такое же делать, что и в прошлом, так он вновь увидит эту Лунную…

— Твар-р-рь! — рычит Джек, ощетинивая дикой кошкой.

Но эпиком для него в эмоциональном плане становится еще и то, что его вновь разлучили, вновь не дали побыть с его Солнцем. С его блядь единственным любимым Ужасом!

«Ты не сможешь выбраться, теперь он ко всему готов!» — шепчет испугано в мыслях, но Джек только медленно коварно улыбается, вопреки все еще держащему страху, и внимательным взглядом осматривая комнату, выискивая нужное.

Это он ещё посмотрит. Ещё, сука, как посмотрит! У Джека в данном ебучем два пути, и он выбирает тот, что смертельный, но наверняка ведущей к свободе, второй менее оптимистичный, однако прежде чем сдохнуть, он заберет с собой как можно больше этих уебищ и постарается Лунного во главе!

Злорадная опасная улыбка всё-таки появляется, когда взглядом Джек находит нужное, и плавно сползает с постели, подходя в конец комнаты, возле зашторенного плотно окна. Это не пистолет с глушителем, и естественно не ножи, но…