Ты не представляешь, что я буду с тобой делать, как только мы окажемся в безопасности… Ты ещё даже не осознаешь к кому ты попал, и не представляешь, как будешь захлебываться в стонах подо мной… Настолько, что прошлые наши игры выцветут и навсегда забудутся у тебя в голове, как незначительное...

Бросить все, все мысли и воплотить часть представленного в явь — почти уже разрешаемо; все его самообладание испепеляется, и последний ебучий контроль посылается туда же, когда Джек скулит от острых укусов на ключицах и выгибается дугой, медленно раздвигая ноги.

Приоритетное — не остановишься и вы трупы! — наконец стопорит, окатывая опасным холодом, и Ужас резко замирает.

— Питч? — Джек, распаленный, шумно дышащий, но с этим же томным и блядским на губах; как у него только вообще выходит так звать? Блэк лишь тряхнув головой быстро отстраняется, делая упор на руки и нависая над мальчишкой, осматривая раскрасневшегося и запыхавшегося, со всеми этими бинтами, пластырями, окровавленными вновь губами и шрамами на шее… Мечта садиста, блядь.

То есть твоя, да? — подсказывает подсознание и он усмехается, качнув головой. Также невозможно!

— Нет. Всё. Не сейчас, — не затягивая молчание предупреждает мужчина и с неохотой поднимается, оставляя разгоряченного мальчишку на кровати.

Когда Джек начинает медленно осознавать реальность и почему впервые Питч ему отказал становится даже как-то стыдно, и он, выдохнув полной грудью, быстро садится на кровати, пытаясь выровнять дыхание и заговорить первым. Однако Питч его перебивает, не словами, а поворачивая ему руку ладонью вверх и вкладывая холодный серебристый пистолет с глушителем. Джек же молча округляет глаза, но не успевает возразить.

— Здесь полный магазин, ещё один под кроватью, слева. Глушитель не скручивай, с ним проще, с предохранителя сам знаешь, как снимать, — буднично поясняет Блек, удерживая мальчишку взглядом и не давая даже открыть рта, — Если… — он замолкает, подбирает слова, но после решает говорить как есть и продолжает, — Если услышишь что хоть кто-то приближается или шароебится за дверью, стреляй. Не смей туда даже выходить, коридор хуевищное место для маневров, особенно с огнестрельным. Полезут к двери — стреляй, почувствуешь, что кто-то рядом, представь его на уровне среднестатистического роста и стреляй образно в голову, увидишь кого-то из окна, прицелься, выдохни и стреляй. Тоже в голову. Желательно…

— Питч? — Джек шокирован не тем, как ненавязчиво, но подробно ему преподнесли урок киллерства, или даже разрешили, скорее тем, что это не свойственно Ужасу так говорить, объяснять, предостерегать от опасности… заботится? Нет, Джеку просто показалось.

— Вероятность минимальная, но зная твое везение… — он не продолжает, хватает того, что Фрост сам усмехается, кивнув головой.

— Буду стрелять по всем, — немного взбодренный и принявший пистолет, оповещает мальчишка, едва с намеком на улыбку.

— Даже по мне? — он не может не спросить, как раньше, как их гребаные перепалки и подьебы. Это то мнимое, что осталось прежним, без перемен и что ещё сохраняется. Но Джек только качает на такое головой, несвойственно довольно заявляя:

— Ты ходишь бесшумно. Я всегда до последнего, пока ты не войдешь, повернув ключ, не знаю, что ты рядом, Ужас.

Этот страх его подмывает, разрушает и не дает право на нормальные мысли. «А что, если…» — застревает в его тупой башке и не хочет вылезать, даже рассеиваться. Не дурной сон — хуже. У них положение хуже, хуевищней, и Джек лишь может догадываться, сидя на подоконнике, всё так же с пистолетом с руке, что натворил Ужас вне участка в ту ночь, что теперь город впервые за все семь лет его пиздеца закрывает границы.

«Что ты натворил? Зачем? Ради чего?»

Ебаная вина гложит, давит могильной плитой, и Фросту тошно. Он не тот из-за кого Питч должен…так встревать?

«Он чертов нарицательный, он — Кромешный Ужас 604, он есть первый и самый опасный, а ты считаешь…» — мысль обривается. Джеку похуй что там логического и морально правильного у людей, ему поебать с самой высокой и самой аморальной. Ему важно другое, и переживает Фрост за другое…

Смогут ли они уехать, смогут ли просто начать новую жизнь? Что может случиться за эти десять часов пиздеца?

Почему ты меня не оставил, хищник мой?

«Может ровно потому, почему ты, невменяемый абсолютно, поперся на автомате на Север и никуда более? И твой мозг выбрал это место, эту квартиру, как самое безопасное и, по сути, признавая домом?» — стучится в подкорке ещё разумного, но Джек неохотно отметает. Старается точно не давать волю чувствам.

И всё же… Если Джек знает, почему так поступил, даже будучи под наркотой, то действия и поступки Питча он расшифровать не может, никак блять. Что стоит его это злое — «Не беси и делай, как я сказал!», с этим почти заботливо отданым пистолетом и безбашенностью, когда целовал…

«Ему было мало…» — на уровне интуиции четко подтверждающее. И тут Джек согласен полностью.

«Мало настолько, что он специально себя стопорнул. И если бы было реально время и подходящие условия, ты бы сейчас извивался под ним, умоляя загнанно и со сорванным голосом… Но в равной степени тебе что-то подсказывает, что стопроцентно всё было бы по-другому.»

Хуже? Лучше?

Блядь, он до сих пор не может его понять, разгадать. Хотя…

Джек зажмуривается, пытаясь выкинуть из головы образы, — то, что он видел, его прошлое…

«Он больше никого к себе не подпустит. Такие не становятся прежними, а он — тем более. Он — выжженная дотла сука, похлеще тебя в трагизме жизни, и он не подпустит, не допустит вновь пиздеца. И отчасти Джек его понимает, но другой частью… Другая часть обливается кровавыми слезами, тем же ебаными слезами. Парнишка так его… желает. Всего. Не только тело, не только страсть и секс, а всего его, до каждого пиздеца, до всего нереальное и невозможного в жизни Блэка. Джек желает всю его жизнь, всего его как человека, как смертоносного Ужаса, со всеми грехами, мерзостями и уничтожающей ненавистью ко всему миру, он его так желает принять, сказать, что никогда-никогда не предаст…»

— Я просто хочу стать частью твоей жизни… Хотя бы стать тем, кто будет поддерживать, тем, кто может понять и разделить боль, кто сможет выдержать эту боль и принести хотя бы частицу покоя… — совсем тупое и придурочное вслух, на ветер по сути; сквозняк рвет его слова разнося по Северу, но по другому Джек не может. И вряд ли когда-нибудь скажет это вслух еще раз, тем более ему…

Джек наивен, Джек правда хочет всего того, что ему постоянно болезненно снится, но знает, что не будет этого. Равно и знает, что Питч уедет отсюда сегодня вечером. Они вдвоем, но только почему-то Джек не берет себя в расчет, все еще не доверяет своей ебучей везучести.

И чтобы не произошло, Джек хочет, чтобы Блэк выбрался отсюда… И по правде да… им бы поговорить. Поговорить начистоту и обо всём. О том, что происходит между ними.

«Ты уже не надеешься от него ничего услышать, не строишь ебливых воздушных замков, даже не думаешь о приемлемом — тупо жить вместе. Тебе либо всё — всего его — либо ничего. Просто твоя альтернатива середине — перерезанное на его же глазах горло. Так, чтобы стабильно не спас. Ты не хочешь уже быть просто кем-то.»

Как же глупо. Джек усмехается, и слезает с подоконника сразу на кровать, протягивая руку под подушку и доставая последние три таблетки. Нечто, что поможет побыстрее придти в себя, бутылка воды на полу возле ножки кровати, и он не глядя дотягивается до неё. Примитивные действия, но это его слегка отвлекает и успокаивает, а пистолет на коленях, как подстраховка. Ему не нужны форс-мажоры. Хотя, маловероятно, что полиция сможет выследить их на Севере.

Три больших глотка воды и Джек кривится, подавляя поднявшуюся враз тошноту. От всего мутит и тянет блевать, но побочка того, чем его накачали будет по любому, и он ещё легко отделался, как кинул ему перед уходом Блэк.