И вместо радости, что блядь камень с плеч, лишь мерзость ледяная под ребрами.

Блэк поворачивает голову, похуистично смотря за грязно-желтый свет заканчивающегося дня за окном, и прекрасно понимает одну истину — он не сможет уехать. Просто не сможет.

Похуй. Если уезжать то точно и наверняка сегодня. Сегодня последняя ночь, при которой можно. Завтра 604 с перепугу и под давлением Депа закрывает границы, ставит блок посты на всех выездах из города. Сучка Фея правильно рассудила, ебливая шалава. Он встает с пола и, медленно выдохнув, зачесывает пятерней волосы назад, этим же жестом пытаясь вновь всё взять под свой контроль.

Себя возьми!

Похуй. Найдет этого ебучего смертника, притащит сюда, заберет с собой, а в новом городе вышвырнет, пусть выживает в более спокойных районах. После закалки 604 многие города спальными районами с вечерним барбекю покажутся. Даже если токсика там будет в разы больше.

И это Блэк делает лишь потому, что сам Фрост ему помог и не сдал. Никаких нахуй привязанностей, никаких эмоций. Ничего блядь! Просто сухая помощь нуждающемуся альбиносу. Похуй даже на то, что мальчишка был охуенной шлюшкой в постели.

Интересно, долго с этим внушением проживешь? Долго ли ещё сможешь игнорировать воспоминание и его слова, его преданность чувства?

Да плевать! Похуй уже. Просто найти за пару часов мальчишку, вытащить и всё. И будет со всем покончено. Проебано. Нахуй ему не нужен геморрой с таким ебливым чувствительным сыклом как Фрост, равно и нахуй не сдались те сопли и ебучая щенячья преданность. Можно было ещё подождать и не искать этого суку, но время поджидает. И так три дня прошло. Хватит с этой беловолосой суки…

Когда всё только начиналось, он не думал, что будет так. Правда — честно не думал. Не думал, что собственное безумие зайдет настолько далеко, не думал, что будет настолько больно, настолько желанно. Джек правда бы всё-всё отдал, лишь бы часть проклятого воображаемого сбылась, хотя бы та часть, где…

Ветер здесь паршивый: пыльный, сухой, и воняет мерзко-кисло, чертова нахуй окраина 604. Ну да поебать. Грёза всё равно не длится больше двух секунд, и вновь он желает продлить размышления, просто без особой мысли — а нахуя, идя по узкой аварийной тропе, и как-то не думая что впереди. Смерть? Его ли?

Он ни за что не скажет и даже не подумает, что внутри нечто обрывается. Всё, что было итак давно оборвалось и полетело нахуй в пропасть, в бездонную ебаную тьму, в ту тьму, которая…

«Всё ещё так тебе желанна? Все ещё думаешь о ней?»

А о чем же блядь ещё? О том миге, когда стоило остаться на Кромке, или том решении проверить свои ебаные ожившие чувства и сгонять на Север, отдав Ему нож уничтоженного Шипа? Когда стоило стопорить, когда вообще нужно было перерезать себе вены?

«А не похуй? Ты подсознательно ещё тогда знал, что это сильнее тебя, это тебя поглотит и не оставит ничего, не выплюнет даже твоё ебаный скелетик обратно. Это тебя уничтожит к хуям и разорвет на части. И этого ты искал и поглощал каждый раз, именно этим упивался и надеялся на большее. Большее, сука, пришло, только под конец размечтался о большем, о том, что и не свет даже нормальному люду в этом ублюдочном термитнике, не то что такому мудлану как ты, Фрост.»

Паршивая муторная констатация и он и так знает, что проебался по всем пунктам, по всем фронтам и нигде не выиграл. Если не считать ядовитое в воспоминаниях — охуенно потрахался и повидал смерти стольких за несколько месяцев, что некоторые матерые и годами не видят. Молодец, хули!

Смеха пакости-садиста, ласково обзываемого волчонком, почти не слышно и это, наверное, уже плюс.

Как же ржачно… — «Докатился до такого, со всеми этим выебонами эмоций, что нормально анализировать других не можешь. Заебись! Ультра оценка, и приоритет всей жизни!»

Но эта злость, вкупе со страхом, перед неизбежным, как остаточное фоновое мозга, который всё ещё хочет жить. По крайней мере, надеется на это.

«А нахуя?!» — рявкает обреченным внутри и огненным всполохом проходится по всему сознанию. Нахуя жить с тем, что он имеет в конечном итоге?

Ровно ничего, как и до этого? Нет. Больше чем ничего.

«Единственное, что может — это…»

Подарить ему свое молчание? Да. Пожалуй. Джек едва улыбается, соглашаясь с надуманным и заглядывая в ядовитую пропасть внизу. Раз уж эти ебаные психи решили вот так закончить, то он ничего кроме молчания и не может уже сделать. Но… хотя бы это?

Когда Фрост разворачивается, позади него, далеко внизу, ещё отчетливей становится слышен шум потока мерзотной желтой жижи и этот гребаный запах въедливой химии от испоганенной воды сточных вод: щелочь, кислота, какая поебень примесей только там не намешана… Но похуй. Его сюда ведь как на расстрел, и вряд ли будет мучительно.

«Завязанных, сука, глаз не хватает и последней сигареты!»

Парень усмехается, нагло осматривая ебанудка Дая вдалеке. Стрелять будет всё равно он. Значит, возможно, поиздевается перед этим, в своем шизоидном раскладе. Попугает. Но Джеку уже настолько поебать, и организм настолько изношен, что он даже будет… рад?

Мысли дотлевающим роем ещё копошатся в дурной голове, и думать нечего, но он всё же морщится. Отчасти Джеку по-прежнему больно смотреть на этих ебанутых, ведь они реально пиздец как счастливы друг с другом, это даже за их ебанутостью и шизой видно, по одним взглядам. Пиздецки ему это завидно, до скрежета зубов и ненависти в глазах. И вновь становится обидно, даже больно. Не хочется продолжать наблюдать за влюбленными тварями, это уж чересчур для него. Чересчур…

«Что блядь, не всё ещё выгорело? Хуево! Только не разревись, Оверланд. Не сейчас. Не будь в конце настолько жалким…» — как-то не очень убедительно звучит внутренний голос, и Джек лишь кривит губы в подобии ухмылки, выходит равнохуйственно жалко. Он жалкий. Всё же не смогший ничего сделать и удержать…

За свистом ветра и шумом от потока внизу, едва легкий порыв доносит это острое и теперь неизбежное — спусковой с предохранителя, но Джек лишь приподнимает бровь в вопросе, даже не дергаясь с места. Шизики переговариваются всё ещё о чем-то, в гляделки играют и, по правде, его это пиздец бесит; сил и так нет, нервы выжжены, а эти обмудки нормально пристрелить не могут! И долго они там переговариваться будут? И так всё тело до ебани болит после их игр, да и эмоционально через минуту он ебнется окончательно… Хули устраивать переговоры?!

«Тебя расстреляют, а ты возмущаешься почему тянут кота за яйца? Совсем ебнулся, видимо?!»

На свой подсознательный или уже сознательный Джек забил давно, а потому и эти паникующие мысли не воспринимает. Прекрасно и так сопоставляя, что это всего лишь защита. Защитная реакция, сука, и так делает всё, чтобы ему до самого конца было плевать — последнее должное его психики. На большее, увы, он не способен. Всё испарилось. Всё, кроме…

А уголек ещё паскудно тлеет.

Паренек резко прикрывает глаза, судорожно втягивая в легкие удушливый воздух и пытаясь досчитать хотя бы до пяти, хотя бы вспомнить, как считать до этих гребаных пяти!

Перед внутренним взором опять эта дурная, почти уже тошнотворная иллюзорность на счастье, эта гребаная блядь дымка! Это… столь выедающее, опаляющее и желанное — он будет только с тобой, только твоим!

Ну почему, блядь, почему на краю, в самом конце нельзя просто и спокойно закрыть глаза и ничего не видеть, не чувствовать, не ощущать?! Он не хочет больше!

Не может, не выдержит больше! Хватит его этим терзать, рвать на части, ну ей богу пулю словить проще, захлебнуться на дне этого ебливого ядовитого потока, но не то, что лезет в голову в последний момент! Ебаная утопия, сказка на прощание, ненавистно любимый золотой… Джек приглушенно рычит, ненавидит себя, но не может думать по-другому, не может даже остановиться — эти тупые травящие несбыточностью мысли…образы.

Если бы ты только…

Если бы ты только был со мной!