Но поржать и бытовуха сама по себе, и привычна, уже в норме для обоих, а вот по поводу вылазки, провианта и закупи — совершенно другой разговор и повод. Для чего Джек не думает, спихивает все на разбитые блядь кружки и считает это приоритетом, а не потому, что хочется самому и для своих же идиотских мыслей.
— Слушай, а меня с собой можешь взять? — прежде чем прикусить язык, всё же спрашивает беловолосый, отчего-то всё-таки желающий выползти под жгучий солнцепек ебанутого 604.
— Нахрена?
— Как минимум возьму себе кружку, — вскидывая вверх бровь, почти невозмутимо говорит Джек, — Плюс ещё что-то. Да и… я заебался, если честно, безвылазно сидеть. Ноги хотя бы размять… Не знаю…
Джек отворачивается, словно пустынные просторы заброшенного Севера привлекли его внимание, хотя, по сути, ему невьебически неловко вот так просто и обыденно с кем-то объяснять, жаловаться, одним мерзопакостным и давно забытым словом — делиться. Плевать что мелочами, плевать что это тупо вылазка, плевать что незначительная часть обыденной, блядь, жизни, всё же для мальчишки это делится, открывать себя. Фрост сконфуженно трет шею, взъерошивает волосы и, честно, продолжать не хочет, не знает почему.
— Хорошо, — только и отвечает Блэк, даже не желая уточнять: видит поведение парня, понимает, что тому неловко, нервозно, отчасти страшно, и в такой мелочи отказать ему не хочет. Не хочет ему отказывать. Блядь, докатился.
— Соберись, через десять минут тогда выходим. И да, Оверланд, если я намеком увижу, что ты вновь попал в какой-то пиздец… Ты ведь понимаешь, что отсюда уже не выйдешь?
— Хорошо, дядя Ужас, — фыркает обрадованный Джек, вновь разворачиваясь и довольно ухмыляясь мужчине, специально сейчас провоцируя, — Я буду вести себя, как примерный милый мальчик... Такой наивный. Хлопать глазками, спрашивая у незнакомцев дорогу...
Незамедлительный рык, и парня прижимают ближе, наклоняя вновь над открытым окном.
— Питч!.. — поражено, не ожидая такой реакции, — Я ж…
— Не стоит, не буди… — предупреждающе опасно на ухо глупому мальчишке.
— Иначе что? — подначивает Фрост, не в силах успокоиться и заводясь с пол оборота.
А он не церемонится, быстро дергает парня, ставя на ноги, разворачивает лицом к окну и жестко давит на спину, так, что мальчишка, не выдержав, прогибается, падая грудью на подоконник. Такой распластанный и беззащитный.
— Иначе… — Блэк пахом проезжается между расставленных ног беловолосого, притом жестко оттягивая за волосы, и другой рукой также давит меж лопаток, не позволяя даже дернуться. Только Джек, понимая насколько это откровенно грубо и жадно, лишь, не выдержав, стонет, обвисая безвольным призом в руках мужчины и шире раздвигая ноги. Подчиняясь полностью и безоговорочно.
— Питч... — просящим всхлипом, и с моментально учащенным дыханием.
— Вечером, а сейчас, будь хорошим мальчиком для Ужаса и пиздуй собираться, — хотя в противовес хочется, чтоб этот мальчик сделал кое-что другое, например, расставил ноги шире, выгнулся, застонал, начал умолять сам, потираясь об него.
Но здравый рассудок, который блядь всё ещё присутствует — спасибо, побеждает, и Блэк отпускает парнишку, отходя обратно к столу.
— Как скажешь, — только и может вымолвить Фрост, учащенно дыша, и уже готовый на большее, уже быть покорным для своего хищника.
Твою мать, он так чокнется, как минимум от того, что Питч с ним делает, и будет ещё делать. Теперь ведь рамок нет…
И это охуенно, с учетом того, что с ним уже делали... Джек лишь роняет голову на подоконник, не обращая внимания на солнце, что печет на шею и голову, и просто пытается полминуты вернуть самообладание.
И всё же поднимается, едва усмехаясь и по-быстрому собирается, наплевательски, и в отместку, скидывая с себя тонкую толстовку, обнаженным проходя в ванную. Парень чувствует на себе взгляд, поджигающий, жадный, но даже бровью не ведет, лишь хитро щурится, захлопывая дверь, ибо нехуй его распластывать на том самом подоконнике и так раззадоривать!
— Фрост, — он дергает его недалеко от разветвлений проулка, ведущего до торговой и контрабандисткой части А7, прижимая в тени одного из домов так, чтобы их не заметили, — Надеюсь твой студень всё запомнил?
— Запомнил. Так что не волнуйся, я понял, — Джек смотрит из-под капюшона, настроенный на похуизм, но всё же серьезно.
— У тебя час, ровно, и с того момента, как попадешь на развилку. И мне похуй, успеешь ты за это время, как ты выразился, все закупить или нет. После, через надземные переходы заброшенной магистрали, через третий тоннель, я тебя выловлю, но только не смей...
— Показывать что мы вместе!.. Да, я понял, полная единоличность и конспирация, — Джек соглашается в какой-то степени больше чем Питч за такое поведение на людях. Нехуй кому-либо знать или даже замечать, однако всё таки его это слегка подбешивает, что сразу становится заметным и Блэку.
— Не психуй, истерик, — усмехаясь, большим пальцем с подбородка на нижнюю губу мальчишки, осторожно проводя, поглаживая, так что Джек моментально замирает, задерживает дыхание, — Я тебя буду вести, как только увижу. А в заброшке метро разрешу уже даже разговаривать.
— Ну спасибо за твое благодушие!.. — Джек щурится, желая показать свою злость, только нихрена не выходит, когда Питч так на него смотрит и так мягко ласкает. Второе вообще сродни редчайшему дару.
«Ну что же ты делаешь со мной, любовь моя?..»
— Иди, — Блэк кивает на пустую улицу по левую от них сторону, и как только Джек отходит, сильнее натягивая капюшон, сам незамедлительно покидает проулок.
А Фрост лишь смотрит на тень, что скрывается за другим поворотом, слегка улыбается и думает, что час — не так уж и мало. Даже много. Слишком много.
Он за эти дни, после ублюдка Правителя, настолько привык быть со своим хищником, что теперь оставшись один на пустой улице: пыльной, захламленной, такой же сырой, как и сотни других, херовых закоулков А7, Фрост не знает, что делать — не понимает, что он чувствует. Сказал, что хочет проветриться, размять ноги, но нахера ему это?
Парень едко кривит губы, перекидывает рюкзак с левого плеча на правое и срывается с места, желая побыстрее всё закончить и встретиться, в переходах, быстрее.
Быстрее, по знакомым, выученным, но словно уже чужим для него, улочкам и проулкам, петляя, набирая скорости, лавируя, когда это необходимо. Хотя тут всего ничего до нескольких точек возле «супермаркета». Но ему кажется, что вечность и ещё несколько центральных кварталов 604. Какая неожиданность — бывшие места проживания и пребывания, столь знакомые, безопасные в прошлом, сейчас для него кажутся чужими, дикими, настолько же опасными как центр А7, настолько же чертовски непонятными, как окраины Ди8 и С14. Вот что творит его чертово перевернутое сознание вместе со съехавшей крышей.
Пару сталкеров на встречу, но Джек теперь не настолько шугано к ним относится, скорее, наоборот, с брезгливостью спокойно уходя налево, в последний промежуток меж заброшенными трехэтажками-складами, которые теперь служат лишь для незаконных пятничных турниров по боям без правил, где всё залито кровью и постоянно валяющимися под ногами шприцами от допинг-стимуляторов.
А мерзкий, столь знакомый шум всё нарастает: маты, окрики, трансляции с тех же радио, а когда неоновые вывески, вырвиглазные или отчасти перегоревшие, начинают маячить в подземном супермаркете, парень лишь морщится от обилия народу, гаму, и почти истерии, что царит вокруг. А на Севере спокойно, безопасно. Вообще, там безопасно. Джек на автомате делает пометки в какие посуточники-магазины ему нужно, вспоминает карту этого, мать его, «маркета» и проскользнув меж тремя амбалами, которые горланят что-то чуть ли на всё помещение, серой тенью скользит по правой стороне, выискивая нужную точку сбыта.
Всё выверено, всё на автомате, но притом он напряжен, как натянутая пружина, чуть что готовый сорваться и улизнуть.