И пар, и касания, подобно жгучим укусам или ударам хлыста, и вода — лавовая, стекающая красными ручейками — общая, не разделенная, и безумие одно на двоих; без слов, без вопросов. И оба знают, что это лишь проклятое начало.

Так если в Бездну, то какого хуя о чем-то жалеть?

Выбраться и не дойти до ебучей кровати каких-то пару шагов. Обыденная, блять, реалия!

И всё мальчишка. Опять он, и как же могло быть иначе?

Но вновь себе врать, потому что рядом пустой стол, который был убран от хлама с самого утра, потому что Блэк хочет разложить мальчишку на нем и деликатно отодрать… Вранье. Деликатности в этом не больше чем нежности. Лишь эстетизм в почти матово-черной столешнице, неярком свете от окна и белоснежном теле, извивающемся под ним.

Не медля усаживая белоснежного чертеныша на стол, но тут же моментально заваливая, тихо шипя в поцелуй и нетерпеливо раздвигая стройные ноги. И, сука, Фрост хорош; как всегда до остервенения желанен и продажен, но только для него.

Это въевшееся, чертовое «Только для него» раззадоривает и красной волной смывает все возведенные стены из предупреждений и контроля. А тут ещё и сам блядский соблазн во плоти — стонет громко, надрывно, облизывается и вздрагивает…

Уже не молясь, а зная точно, что это не сон, что это его гребанная желанная реальность… И Джек довольно, охуенно откровенно разводит ноги в стороны ещё шире, прикрывая глаза, смотря на своего мужчину из-под подрагивающих мокрых ресниц, и блаженно ощущая после кипятка прохладную гладь псевдо дерева у себя под лопатками.

И по новой для Фроста, на новый круг персонального Ада, с удовольствием и бессвязным единственным «Да». В забвение, в кровавой дымке возбуждения и экстаза — и это хуже чем наркота, потому что берет один раз и навсегда, потому что он забывает всё, что было «до», забывая себя и своё имя, шепча непрерывно только Его имя и свое желание.

Последняя осознанная мысль почему-то приходит о том, чтобы этот стол выдержал. Хотя, если выдержит «тест драйв», то иметь его на этом столе будут ещё долго и со вкусом, с истинно садистским удовольствием, но блять, когда Фрост был этому против?

Мальчишеская легкая улыбка, дерзкий, бросающий вызов, взгляд, нетерпеливый стон, и опасный тот самый черный тигр рядом, над ним, сжигает золотым жадным взглядом его душу.

Вожделенная пытка заканчивается лишь тогда, когда ночь совсем уходит с горизонтов, уступая место давящей серости предрассветного небосклона.

Парнишка всхлипывает, отвечает на поцелуй в последний, кажется, свой раз, с маячащим в голове — «Наверное сдох», и просто отключается, когда наконец голова касается влажной подушки, и плотное кольцо рук обвивается вокруг талии.

Последнее кажется долбанным сюрреализмом — предсмертной иллюзией… Потому что… он живет с самим Ужасом.

Ужас не проявляет ведь к нему столько эмоций.

«Наверное сдох…» — проносится в мыслях уже под три-четыре раза, даже в каком-то иллюзорном мутном сне, и он ловит именно эту мысль.

А дрема, что граничит с пробуждением, подсовывает самые откровенные сцены бешеной ночи — нет, вся ночь одно сплошное бесстыжее откровение. Настолько, что ему до сих пор неуютно, даже когда ещё мозг толком не соображает, но до одури приятно всё, что с ним делали… Всё что произошло.

В голове вспыхивает ярким и неприятным то, каким он видел своего хищника и красная тревожная дрожь проходится по телу, заставляя резко распахнуть глаза.

Он вновь проебал в спячке полдня, а кровать пуста, и Джек моментально садится, прищурено осматривая тихую солнечную квартиру в полпятого вечера, и не понимая, что не так…

«Да всё, блять, не так!» — ворчливо подмечает просыпающееся сознание, и Джек резко переводит взгляд вновь на стол, тот самый блять, ещё пустой вчера, на котором его так долго, жарко, жестко…

Джек сглатывает слюну, скопившуюся во рту, и материт свой организм за внезапное проснувшееся желание и «утренний» стояк, однако изменения на столе слишком явны, и это отрезвляет, заставляя морщится и хмурится. Ощущая ебучую колкую боль в груди.

«Слишком много всего…»

Препаратов, бинтов… жгутов со шприцами.

Джек отворачивается, посматривая на часть виднеющейся кухни, а ещё на теплый солнечный свет, проникающий в квартиру. Он не хочет видеть, словно не хочет понимать и связывать всё то, что было вчера.

Слишком опасно. На грани.

Джек поджимает к себе ноги и едва ли ухватывается за часть пледа, который с него картинно сползает. Да похуй. Даром, что похож на жертву сексуального насилия.

Он невесело усмехается, и тут же вздрагивает, слыша, как шум воды в ванной комнате прекратился и открывающуюся дверь.

Питч…

Джек резко зажмуривается, от конкретных таких чувств, нахлынувших на него, и прячет лицо, опуская голову на колени. Плевать как выглядит, ему просто с просони стыдно и…

«Черт, как хреново звучит!»

В квартире всё та же тишина, по крайней мере, его даже не окликают, ровно, как и он не хочет говорить, даже не стремится смотреть в сторону мужчины. Лишь паскудно делать вид, что всё нормально и ничего вчера не было, ведь это проще всего. И кажется для обоих.

Словно… Не было ни слов, ни угроз, ни злого взгляда, ни крови на руках — ничего. Ни этого намерения, желающего запугать.

«Запугать?» — мысль резкая, быстрая… Но Фрост за неё моментально цепляется, как за какой-то спасательный круг и быстро закусывает губу, едва хмурясь. Почему ему кажется, что сегодня состоится ещё один грандиозный разговор?

Но не сейчас… плевать. Парень лишь неохотно скидывает себя кусок пледа, встает и находит в своей сумке первое попавшееся и накидывая на плечи; ему абсолютно плевать, что это та самая тонкая серая толстовка, которую отдал ему Блэк, и тем более Фросту лень искать в ванне на полу мокрые джинсы, или новые… У него нет никаких сил или желания на блядский быт и соблюдения приличий.

Какие нахер приличия, после того, что они уже прошли? После того, как его выдрали сначала в ванной, потом на столе, ну и в завершенье в нескольких позах на кровати, как последнюю шлюху…

Фрост всё также молчит, криво ухмыляется своим идиотским мыслям и медленно плетется на кухню, позволяя странным мыслям захватить сознание и даже не обращая внимания на взгляд, кинутый ему в спину.

Заинтересованный и жадный.

В приоткрытое окно льется неяркий вечерний свет, Север так же бел и безмолвен, как и его обитатели. А они — блядские индивидуалисты: упертые, эгоистичные, злые…

Джек знает это, чувствует и ту самую свою злость. И думает, что впервые будет не так уж и хуево ещё раз выяснить отношения. Но чутка попозже. Сейчас его больше волнует крепкий дрянной кофе, и уже после разговор.

И ему поебать, если в этот раз лезвие черного ножа вонзится чутка левее, перерезая всё же ему сонную артерию. Уж пусть так, чем блядская ненужная никому недосказанность.

— И что это было? Вчера?

Парень решается не сразу. Сначала немного подкрепляется, и приводит свои мысли в порядок, пробуждая организм с помощью крепкого ублюдски горького кофе. И на данный момент, он по блядской иронии стоит так же у открытого окна, осматривая своды порушенных белых зданий вдалеке — Север пуст и до ослепляющего выбелен. Позади слышится раздраженный, почти злой рык, но парень даже не вздрагивает, продолжая осматривать убогий постапокалиптичный пейзаж. Ведь, если Оверланд хоть на грамм смог узнать этого мужчину, то понимает, что эта раздраженность сегодня направлена не на него.

— Может, переведешь тему в другое русло и поймешь, что я по-любому тебе не буду отвечать? И как всегда, глупый представитель подростков теряет свое время, задавая мне слишком тупые вопросы, — Блэк огрызается лениво, временно задумываясь, и всё же убирая оставшуюся часть мед средств со стола, неохотно напоминая себе о том, что Фрост таки вполне себе может вывести его вновь.