Еще одно логичное наставление. Бег — его единственное спасение. Чертов любимый Ужас был как всегда прав!
Но вот второй раз такой фокус не прокатит. И парнишка как никогда сейчас это здраво понимает.
Беги! Беги! Беги!
Рявк или рев внутри, но Джек из-за своего страха и временно раскоординации теряется, как в трех блядь соснах, только он теряется между опорных колонн, петляя и снова матерясь от того, что свет вырубается в очередной раз и на парковке опять темно, лишь призрачные силуэты — один темнее другого. Мальчишка лавирует и увиливает, но инстинктивно и по спертому сырому воздуху понимает, что забегает намного дальше, туда — в глубь парковки, на подземный хренов этаж, и это хуево — он будет в тупике. В чертовом… С безысходностью, с…
Его ловят за секунду, неожиданно и слишком резко, но даже вскрикнуть Фросту не удается, потому что рот мгновенно закрывают рукой; сердце пропускает последний наверное удар и его грубо, с силой, дергают к какой-то стене. Здесь видно пиздец плохо и Джек брыкается, мычит, и комок мышц болит не от страха и адреналина, а просто уже разрывает ребра.
Он хочет укусить, вырваться, но тут же обомлевше замирает, почувствовав запах: родной, теплый, любимый… и обмирает в податливых сильных руках, скребя пальцами по черному плащу, готовый завыть прямо сейчас.
— Ни звука, — едва различимо приказывает Ужас, почти касаясь губами уха мальчишки.
Питч… Питч! Питч! — мысленно, больно, горько, а тело сдается нахуй и его неконтролируемо трясет — ебучая истерика на пороге разорванного сознания. Пусть молчание, главное так; он жив — он тут! И пусть после хоть убивает, орет, материт, нож к глотке и режет, но только он.
Неконтролируемые и хер пойми откуда взявшиеся слезы неприятно скатываются по щекам, но парнишка даже не смаргивает, лишь прижимается лбом к чужой груди и благодарит проклятые небеса и свой благословенный ад.
— Малыш? Ты где, маленький мой?
От этого тошнотворного голоса Джек, вздрогнув, замирает неподвижным изваянием, а Ужас наоборот напрягается: он так же одной рукой закрывает своему мальчишке рот, но другой бесшумно перекручивает нож в руке удобнее — если эта тварь их обнаружит в этом тесном тупике, сокрытым почти спирально, эффект неожиданности всё же будет. Однако темнота и тишина не дадут ему сюда сунутся — просто нереально, и если не знать расположение таких старых парковок, то вряд ли этот щенок поймет, что за двумя колоннами, почти впритык к стене, есть маленький тупиковый лаз метр на метр.
— Сладкий… Ну ты обидел меня, ударил… — прицокивает языком Ро, и медленно продвигается в темноту, прислушиваясь к каждому малейшему шороху, — Признайся, ты долго тренировался выбираться из этого захвата?
Нет, блять, я научил! — едко подцепляет Питч про себя, и ставит пометку в будущем, очень не скоро, но вполне вероятно, научить Фроста еще чему-нибудь.
Его смертник жив, а вот эта паскудная тварь, которая, судя по всему, имеет преимущество, нихуя уже не веселит его. Возможно, щенок надеется на слух, а возможно у него и спектр ночного видения, а Ужас пусть и работает в ночи, но зрение всё равно не как у кошки... Жаль, блядь. Иначе уже бы выпотрошил, моментально.
Но… Тут его смертник — и щит, и меч, и проклятие одновременно. И Правитель теперь это знает. Теперь знает больше, чем даже следовало узнать в принципе. А нужно было раньше додуматься, что эта тварь пойдет в обход статистике и поставит на белоснежного. На трясущегося белоснежного в его руках, отчаянно замершего, но всё еще до безумия напуганного. В этот раз мелкому идиоту опять повезло — он успел, нашел, выловил и затащил в более безопасное место.
— Ты ведь знаешь, я найду тебя. Найду, зайчик, а потом распотрошу, медленно, и очень вкусно…
Джек прикрывает глаза, вздрагивает от этих слов, сказанных с такой «любовью», и своей рукой сильнее прижимает ладонь Питча к своему рту, чтобы точно не заорать в голос и не издать даже малейшего звука. И Ужас понятливо не убирает руку, настораживаясь, слыша далекие шаги, и с четким хладнокровием продумывая каждый из десяти вариантов развития событий, если щенок таки их найдет.
Перспективы хуевые, его оружие не полное — сорвался сюда слишком поспешно, план нихера не продуман, а цель достаточно верткая и напористая — не изученная до конца. И на блядство он ничерта полезного не прихватил из дому, отправляясь за этим мелким смертником. Всё это вкупе бесит и злит, а почти прятаться в чертовом тупике — не его стиль и высота. Ещё не категоричность выигрыша, но и проигрыш вполне реален. И мальчишка — он мешает, он — балласт, чертова обуза, и из-за него на равных сцепиться с этим ублюдком не выйдет.
Но это лучше, чем если б придурошный Правитель убил мелочь. Фрост завещал свою жизнь и душу ему, как только принял и отдался, а для хищника это становится ценней, и никто более не имеет права на жизнь Фроста. А значит его белоснежная погибель по любому не пострадает.
— Знаешь, я думал ты трусливей, а нет — ты сильный, смелый!.. Скажи, Джек Фрост, когда ты связался с этим… — Ро шумно выдыхает и это разносится шелестящим уставшим эхом по парковке, — Этим зазнавшимся ублюдком? И зачем, маленький? Он тебя принуждал? Гм… в любом случае со мной тебе будет лучше! Обещаю! Я буду делать все медленно, тебе понравится! Ленточка за ленточкой, маленький мой.
Джек только противно вздрагивает от этого обещания и пальцами свободной руки с силой вцепляется в плечо хищника, медленно царапая черную кожу плаща.
А Ужаса взбешивает это слащавое — «маленький мой». Да и описания «ленточек» он представляет сейчас более реалистично, чем Фрост, пробовал — знает, но мальчишке все равно хочется приказать закрыть уши. Индифферентно и с приглушенным рыком. А щенка вытрепать… наизнанку.
Ленточки, сука, маленький мой! Тварь! Совсем охуел!
В оборванной тишине слышны шаркающие шаги. Шаги, шаги. Более громкие, более тихие, непостоянные, явно громче обычного, словно психопат специально хочет показать, что он здесь, что он ищет, что он нагнетает, что он обязательно найдет.
И был бы Фрост один, он бы уже сдался, выдал себя или начал вновь убегать… Это матерый хищник знает стопроцентно, и знает уже поверхностно, как Правитель решил действовать в этой ситуации. Только вот щенок не знает, что мальчишка теперь под охраной. А ещё не знает, что и Смерть его тоже здесь.
Вполне материальная, разозленная, неминуемая. Дай только срок отыграться.
— Ах, да… забыл предупредить, Джеки, я тут напортачил с полицейскими протоколами, и пару трупиков раскидал в западном крыле… Знаешь, если ты не выйдешь добровольно, то я тебя буду караулить, до тех пор пока не приедут наши доблестные хранителя порядка, а потом исчезну, но вот ты не успеешь, — он тихо смеется и подходит к звуку ближе на несколько метров к ним, — Понимаешь, протоколы были сложные, но я постарался, взломал и сделал пару… Пару анонимных звонков. А потому, когда тебя найдут и найдут все те трупики, ты автоматически пойдешь по статье за тяжкие убийства. И ты ведь знаешь, как любят наши ублюдки вешать висяки на случайный встречных? А тут еще несколько доказательств, анонимный звонок… Электрический стул…
Правитель говорит все это мечтательно, причмокивая от нетерпения и с досадой, что не сможет это увидеть лично. И не может сейчас видеть глаза испуганного альбиноса. Он проходится совсем рядом с потайным лазом и отсчитывает время, покручивая в руках свой нож и подобранный нож Джека.
Хорошо подготовился блядина, однако слишком самоуверен и труслив. Но у Питча уже под десяток в подробностях способов как уйти вместе с Джеком, если нагрянут бляди с мигалками, и еще под два десятка идей, как он будет кончать жизнь этому щенку.
Отчасти уязвленная гордость и самолюбие щедро дополняется еще и странным собственничеством — на его мальчишку покусились, и в добавок щенок портит все карты в хаках департаментской и полицейской базы протоколов… А потому ярость ледяным жестоким зверем поднимается из глубин черненой души, и Питч даже не обращает внимание как беловолосый переместил руку с плеча на грудь и теперь с силой, через ткань, вцепляется ногтями в кожу.