— Кошмарами, значит, — кивает как-то задумчиво парнишка, смотря вдаль на замок.

Ему претят и раздражают эти просторы, свои собственные воспоминания, нахлынувшие вместе с видами, и он вновь невольно передергивает плечами. Ему не хочется больше это всё видеть и вспоминать.

— Не хочу, чтобы они даже Кошмарами или низшей формой черни оставались в этом мире… — шепотом не то высказывает, не то просит Джек, надеясь, что Кромешник поймет его правильно.

И Питч понимает, естественно исполняя просьбу Джека: развеивая вместе с первородной Тьмой всех троих, и перемещая в далекий запустелый недомирок, в котором кроме мерзлой пустоты и жадных белых теней ничего нет. Там этих фанатиков, от которых остались лишь оболочки, будут терзать ещё очень-очень долго и жестоко. Однако этого уже Джеку знать не нужно.

***

Когда следующим снежным вечером Король Кошмаров смотрит на Джека, решившего посетить один городок и устроить там снегопад, наконец веселясь и дурачась с детьми, он вспоминает странный вопрос Песочника, который тот задал, прежде чем потерять осознанность:

«Ты мстишь за детей?»

За каких, черт возьми, детей? И на кой черт ему самому — Королю Кошмаров они вовсе сдались? Тот самый вопрос: ради чего это всё? Ради кого…

Джек неожиданным белым ураганом появляется на крыше дома, где величественно расположился Кромешник, сияет довольной улыбкой во все тридцать два и даже не обращает внимания на обиженное фырканье Кошмаров за спиной Короля.

— Надоело! Пусть сами доигрывают. Давай домой, а? — запыхавшись, просит мальчишка, со скрываемым обожанием в голубых глазах смотря на Питча.

… Ради тебя. Всё ради тебя и для тебя. И Кошмары, и былая мощь, и сила с Тьмой поднятые из бездны, и ярость. Древняя, первобытная, которой никогда не испытывал. И план в целый год, и изощренность… ломая их психику и выворачивая душу наизнанку. Всё ради тебя. Из-за тебя. За тебя… Снежный мой.

========== XII Сказка ==========

Комментарий к XII Сказка

Короткометражка. Реальный маленький драбблик. Однако не могла этим не поделиться. Приятного чтения!

Предисловие. АУ-Готэм, в котором Питч — Джокер, а Джек его Харли:

Питч, ёбнувший свою психику и заправляющий нуарным Готэмом, эдакий Готэмский Ужас. И Джек, который, вроде как, был с детства хорошим мальчиком, даже в таком уебищном городе, ему с сестренкой пророчили грандиозное будущее, потому что их с ранних лет отдали на каток и они учились фигурному катанию, (гимнастике, акробатике), но в один прекрасный день выступление сорвалось, сестренка порвала сухожилия и больше не могла выступать, вскоре покончила с собой.

Джек винил себя, не смог больше после этого выступать и решил на искусственном пруду зимой топиться. Как всегда не умер, лишь ебнулся окончательно и его сдали в ту саму (лечебницу) психбольницу, где он и встретил Питча, и у них закрутилось. В конце концов Питч не смог оставить своего белоснежного в том ужасном месте и забрал с собой.

Джек больше не может чувствовать аномального холода, но в равной степени и тепла, лишь когда с Питчем он «отогревается» и успокаивается, всё остальное ему побоку. Вечно бледный, ебанутый, хладнокровный со всеми, но пусечка-лапочка для своего Короля.

И Питч, которому в равной степени поебать на всё и всех, лишь город, как отдельная большая игра с разными локациями, доставучие полицейские и те, кто ещё может бороться за добро, но его это лишь забавит. Не гений, но и не психопат, нечто среднее: эгоистичное, жестокое. И лишь белоснежный для него одно настоящее сокровище, оберегаемое и лелеемое. Питч никогда в этом не признается, но за Джека разорвет и убьет любого, даже если на Фроста просто не так посмотрят.

«Они стали Королем и Королевой Готэма. И боже упаси обидеть Королеву!..»

***

А он бешеный, безбашенный: он может херачить с горла неразбавленный виски, наставляя заряженный ствол на владельца самого крутого бара в этом ебучем городе, где он и пьет этот виски, естественно бесплатно. Он может на хуях протаскать очередную шайку-лейку «мафиози», показать фак, а после и язык, как дебильный малолетка, и свалить в три часа ночи зимой кататься на коньках. Естественно в своих невъебически ультра узких легинцах цвета серебра, и коротком стразовом топе, с придурочно пришитым не к месту пушистым синим капюшоном.

Он может всё, и делает всё, и хуй кто остановит, кто что-либо скажет. Плевать. Ему можно. Можно!

И счастье в голубых пьяных глазах почти искреннее, наворачивая круги по льду катка и делая пьяный тулуп, чудом не наебнувшись. И похуй на отморозков и крупных боссов, что решили совсем рядом устроить стрелку и разборки. Он делает ещё один оборот, следом ласточку, ржет от пронизывающего ледяного воздуха в лицо, но не трезвеет, и на него, наконец-таки суки, обращают внимание!

Обращают, разговаривают, ржут, уже желая приманить и заполучить, но вот ещё одно изящное движение худого тела, и под светом фонаря сверкает золотыми буквами ошейник на шее. И блядь сразу всем «папочкам» и супер-хитроёбистым-гангстерам становится не по себе; застывают на миг, после матерятся, отходят подальше, а после и вовсе сьебывают. По машинам и нахуй отсюда, нахуй!

— Пра-а-авильно… — тянет Джек и вновь шизануто смеется, на невьебической скорости чуть не врезаясь в бортик, но удачно и вовремя увильнув влево и сдирая лезвиями коньков приличный слой льда.

Правильно, что съебывают, сучки. Правильно. Потому что теплые золотые буквы — не очередная блядская безделушка, это, сука, напоминание всем, кому он принадлежит, чьим неприкосновенным Альбиносом является.

Воспоминание о принадлежности заставляют плавно тормозить и глупо, очень-очень тупо улыбаться, только теперь без намеков на шизу, в коей он обычно прибывает.

Его Король жесток. Его Король повелевает этим ублюдочным нуарным городом, кто бы что не говорил. Его Король один из страшнейших и коварнейших убийц-безумцев. Его Король есть сама суть ночи…

— Мой… — Джек лихорадочно облизывает губы, и знает, что камеры, скорее всего, засекшие рядом с катком подозрительных сучар, уже уведомили кого надо. А это значит, что за ним уже едут, дабы забрать обратно домой.

Король не любит, когда он съебывает на опасные улицы, Король не любит, когда возле него, такого всего хрупкого, белоснежного и ебанутого кто-то да появляется.

В голове маячит пьяное, но настолько сладкое — «Собственник», и он медленно уплывает в воспоминания прошлой ночи, когда сорвал крупную поставку оружия… Джек подло ржет и позволяет себе хорошенько вспомнить то, как его после наказывали, попутно разгоняясь дабы стало ещё холоднее.

Но долго воспоминания не длятся, и уже на третьем круге мальчишка слышит, как возле тротуара паркуются несколько джипов.

«Так скоро?»

Но улыбка моментально сменяется хладнокровной маской: никто кроме любимого никогда не увидит его истинных эмоций; те ублюдки, что работают на Короля, не достойны видеть даже его презрение, ни то, чтобы улыбку.

Он медленно тормозит и лениво разворачивается, дабы наконец закончить свои ночные танцы в холоде и, выбравшись с катка, поехать с этими верзилами обратно домой. И вот холодный голубой взгляд поднимается, чтобы увидеть обыденное, но Фрост замирает, не сильно впечатываясь в бортик катка.

На этот раз не только личная свита. На этот раз сам Он.

Закушенная до крови губа никак не помогает, и блядская искренняя улыбка просится на лицо. Джек вспыхивает подобно факелу, вопреки ледянющей коже, и на отъебись забывает, что так-то после перехода со льда на более землистую поверхность нужно бы переобуться. Похуй. Тут десять метров максимум. Но всё же притормаживает у выхода с катка, не то любуясь, не то просто позволяя мозгу насытиться и запомнить — Он сам за ним приехал, так быстро, так безапелляционно, на похуй, что сейчас должна была быть сделка на другом конце города, очень крупная и очень значимая. Похерил всё, как всегда, и явился за ним лично.

Бешеное и щемящее плещется под ребрами, а охрана ублюдков ретируется назад, дальше ко второй машине, пока Джек подходит ближе с ебанутой тупой улыбкой на лице. Даже не смотря на дорогу, на легкий подъем чуть вверх, даже на коньки и на свое идеальное на них равновесие, все что его ведет и держит — этот взгляд: горящий жадный взгляд пиздец каких опасных глаз.