— Герда не простая львица. С таким окрасом в дикой природе ей придётся туго: белому зверю почти невозможно затаиться среди высушенной солнцем саванны, а значит его заметят во время охоты. К тому же, люди забрали её совсем котёнком, она не успела научиться у своей матери охоте, не знает, как защитить себя. Если мы вернём её в саванну, она попросту погибнет от голода или когтей других хищников. — Подумав, она добавила: — Случается, что белых львов убивают сородичи, львы из того же прайда.

И Герда осталась в «Синей птице». Из запуганного подростка она превратилась в красивую грациозную львицу. И хоть со временем она и привыкла к людям и больше не пряталась ни от киперов, ни от посетителей, но только к Люку бежала со всех лап, едва заслышав его голос.

Гости парка сбегались к её вольеру, чтобы посмотреть, как львица и человек играют в мяч или в «перетягивание каната», гоняются друг за другом и валяются в траве. Если Герда, разыгравшись, начинала хулиганить, Люку стоило лишь немного нахмуриться и погрозить пальцем, и грозная хищница виновато прижимала уши и лизала шершавым языком его ладони.

Однажды в вольер Герды поселили молодого льва по кличке Самсон — отец Люка надеялся, что львы поладят и создадут свой собственный прайд. В тот день Люк, ничего не зная о новом соседе любимицы, как ни в чём не бывало зашёл в её вольер с ведёрком, полным мяса.

— Герда, девочка, иди сюда! — позвал он, разложив мясо на поддоне, и обмер, увидев, как из высокой травы поднимается рыжий лев с тёмной гривой.

Люк сразу узнал Самсона — его забавную чёлку и светлые подпалины возле морды с другими не спутать, — и очень удивился, увидев его здесь. Самсон был одним из тех львят, что некогда забрали из передвижного зверинца, он уже несколько лет жил в «Синей птице», прекрасно знал всех сотрудников и никогда не нападал на людей. Но в этот раз по непонятной причине этот мирный лев, завидев Люка, угрожающе зарычал и, подобравшись, прыгнул. От неожиданности Люк упал на спину, закрываясь лишь опустевшим ведёрком — не самое лучше оружие против огромного льва!

В ту же секунду наперерез Самсону кинулась белая тень: Герда свалила его на землю и обнажила клыки. Огрызаясь, Самсон кружил вокруг Люка, но как бы он ни старался, между ним и человеком всегда была храбрая белая львица. В конце концов лев гордо удалился в тень деревьев, оглашая окрестности своим рёвом, а Люк благодарно потрепал плюшевые уши любимицы.

Несмотря на сильный испуг, Люк продолжал навещать Герду, правда, с большей осторожностью. Однако Самсон больше не нападал, а лишь принюхивался к гостю или наблюдал издали, памятуя про острые когти и крутой нрав новой подруги, а вскоре, привыкнув, даже позволял Люку гладить гриву и чесать пузо.

***

Так прошло ещё несколько лет. У Герды и Самсона родились львята — белые, как мама, и рыжие, как папа, — и львиное семейство радовало гостей «Синей птицы» своей идиллией или пугало особо впечатлительных посетителей громогласным рычанием — так в африканской саванне львы предупреждают чужаков о своём присутствии.

Люк был единственным, кому Герда доверяла львят — даже Самсона гнала прочь, если тот в неурочный час подходил к детям. А Люк мог спокойно взять львёнка и вынести из вольера, когда приходило время делать прививки или простой осмотр, а потом вернуть обратно. Глядя, как он возится с малышнёй, киперы в шутку начали называть его «дядюшка Люк», и это прозвище надолго приклеилось к нему.

Беда пришла в «Синюю птицу» нежданно и негаданно: Герда заболела. Она отказывалась от еды и целыми днями не выходила из своего укрытия, а если кто и замечал львицу возле прудика, то поражался её худобе и выпирающим рёбрам. Врачи, и мама Люка в том числе, осмотрели Герду и пришли к неутешительным выводам: болезнь слишком серьёзная, лекарства могут не помочь.

Эта новость потрясла Люка до глубины души. Герду перевели в закрытый вольер, чтобы Самсон и дети не тревожили, чтобы посетители не глазели и не шумели. Врачи каждый день наблюдали за ней, делали уколы и давали лекарство, но ничего не помогало. Люк не мог сдержать слёз, глядя, как жизненные силы покидают его любимицу.

— Если бы это была колючка, я бы снова вытащил её, — шёпотом говорил Люк, гладил морду и пугающе тонкие лапы и плакал, но Герда не отзывалась на его ласку — она просто лежала на соломенной подстилке, прикрыв глаза, и лишь постанывала: болезнь-колючка, сидящая в её животе, сверлила, разъедала изнутри.

И вот однажды Люк приехал в зоопарк и, как обычно, побежал к Герде: накануне она немного поела из его рук, и Люк лелеял надежду, что страшная болезнь начала отступать. Возле вольера стояли его родители; они тихо переговаривались, и их лица были омрачены тревогой. Люк хотел войти к Герде, но мама удержала его.

— Прости, сынок, — сказала она, смаргивая слёзы, — нам очень, очень жаль…

— Нет… Этого не может быть! — отчаянно мотая головой и не желая верить горьким словам матери, Люк попятился и бросился бежать.

Он бежал по аллеям парка, спотыкаясь, не разбирая дороги, не стыдясь слёз, градом катящихся по щекам. Хотелось кричать во весь голос — отчаянно, гневно, до хрипоты, — чтобы криком заглушить собственную боль. Неужели Герда, пережив столько страданий и мук от рук человеческих, не заслужила долгой и счастливой жизни среди людей, которые её полюбили?!

Люк снова споткнулся о бордюр и упал, но чьи-то руки подхватили его и поставили на ноги.

— Что случилось, молодой человек? — услышал он мягкий голос и увидел перед собой седовласого мужчину в плаще и широкополой шляпе. — Быть может, я смогу вам помочь? Меня зовут Доктор Тондресс, я только что слышал чей-то призыв о помощи…

— Доктор… Вы действительно доктор? — в глазах Люка появилась крошечная надежда и тут же погасла: — О, если бы вы появились хотя бы на день раньше… — он с горечью покачал головой и закрыл лицо руками. — Теперь уже ничем не поможете!

— Я должен был услышать зов раньше, — нахмурился Док, когда Люк рассказал о своей беде, — но этого не произошло. Теперь, увы, я бессилен… Впрочем, кое в чём всё же помочь могу.

Он провёл ладонью по голове Люка, точно собирая в горсть всю его беду, и стряхнул на землю. Боль, скрутившая душу тугим узлом, исчезла, и он снова смог дышать. Люк вытер слёзы и удивлённо посмотрел на Доктора.

— Пойдём, я кое-что покажу тебе, — улыбнулся тот. — Но стоит поторопиться, у нас осталось всего полчаса.

Они вернулись к вольеру Герды, и Люк подумал, что никогда в жизни у него не хватит смелости войти внутрь и взглянуть на львицу в последний раз. Однако Доктор Тондресс не собирался входить. Он огляделся, достал ножницы из сумки, которая появилась в его руках в одну секунду, и разрезал воздух у самой земли.

Люк не понимал, что делает Доктор, а тот что-то шепнул себе под нос и поймал обеими руками конец радуги, появившийся ровно в том месте, где щёлкали ножницы. Док встряхнул радугу, как встряхивают постиранную простынь: по ней пробежала мелкая рябь, как на поверхности озера в ветреную погоду, и цветные полосы сложились в самые настоящие ступеньки.

— Кажется, я сплю… — решил Люк и ущипнул себя. Радужные ступеньки никуда не исчезли, более того, Доктор запрыгнул сразу на третью и поднялся выше.

— Друг мой, поспеши! — окликнул его Док. — Время уходит! Ещё немного, и ты не успеешь попрощаться!

Не раздумывая больше, Люк схватил протянутую руку Доктора и решительно встал на ступеньку — крепкую и надёжную, будто сделанную не из мельчайших капелек воды, а из цельного мрамора.

Они поднимались выше и выше, и вскоре сошли со ступенек на гладкую радужную дорогу. Впереди, в свете солнца, виднелись две фигуры: они шли по радуге к самому небу — туда, где покоились белые облака. Одна фигура напоминала женщину в длинной накидке, а вот вторая…

Сердце Люка бешено застучало.

— Герда! — крикнул он изо всех сил. — Герда, девочка!

Фигуры остановились. Увидев Люка, белая львица рванулась было навстречу, но под строгим взглядом спутницы послушно склонила голову и осталась на месте.