Отец Люка был директором этого замечательного зоопарка, а мама — ветеринаром, и Люк считал себя самым счастливым и везучим ребёнком, ведь он, в отличие от других детей, каждый день бывал в зоопарке и общался с красивыми и умными животными. Он обожал «Синюю птицу» и проводил здесь всё своё свободное время. Сначала мальчик просто помогал киперам (так называют рабочих в зоопарке) носить в вольеры сено и свежую траву, наливать воду в поилки и ухаживать за клумбами и деревьями, а когда ему исполнилось пятнадцать, Люк убедил отца принять его в зоопарк на работу. Он хотел научиться ухаживать за животными так же хорошо, как это делали родители.

Все звери знали Люка и доверяли ему, как любому другому киперу «Синей птицы», позволяли гладить и вычёсывать шерсть и не боялись, когда он заходил в вольеры. Однако никто не был привязан к юноше сильнее, чем красавица Герда — белая львица с прозрачно-голубыми глазами.

Люку в ту пору едва исполнилось тринадцать лет, когда в «Синюю птицу» привезли измученную и исхудавшую белую львичку. Её прайд — львиную семью — убили в африканской саванне охотники-браконьеры, а её и двух других белых львят эти злые люди забрали с собой: львы с белой шерстью рождаются крайне редко, и охотники надеялись выгодно продать их. Они увезли львят и, конечно, продали нескольким богатым людям — кто-то содержал львов в личных парках, кто-то просто хотел иметь диковинку и хвастаться перед друзьями и знакомыми, а кто-то надеялся заработать ещё больше денег.

Львичку перепродавали несколько раз в течение полутора лет; она переходила из рук в руки, от одних хозяев к другим, и вскоре оказалась в городе, соседнем с тем, где жил Люк. Её купил фотограф: он водил подросшего львёнка на поводке по пляжу и предлагал всем желающим сфотографироваться с уникальным белым зверьком. Если юная львичка вела себя хорошо, фотограф угощал её мясом, а если капризничала и кусалась — мог больно ударить поводком или ногой.

Однажды хороший друг и частый гость «Синей птицы» приехал в тот город и увидел пляжного фотографа: он тащил за собой измождённого усталостью и голодом молодого львёнка — тот едва перебирал лапками и жалобно плакал, но хозяин только сильнее ругался. Поводок со свистом рассекал воздух, оставляя на белоснежной шёрстке красные следы. Придя в ужас от этой отвратительной картины, друг тотчас позвонил отцу Люка, и тот не раздумывая прыгнул в машину и помчался спасать бедного зверя.

Бессердечного фотографа наказали за жестокое обращение с животным и посадили в тюрьму, а юную львичку привезли в «Синюю птицу». Её вылечили и выпустили в красивый вольер с небольшим прудиком, тенистыми деревьями и уютной пещеркой в холме, где можно спрятаться от жары и дождя. Долгое время Герда чуралась людей и, когда киперы приносили еду или убирали вольер, забивалась в дальний угол пещеры, дрожа от страха.

Однажды вечером, когда парк уже был закрыт для посетителей, Люк проходил мимо вольера и увидел львичку: она, настороженно оглядываясь по сторонам, подбиралась к прудику. Люк затаил дыхание: обычно Герда выходила только ночью, чтобы попить и поесть, а потом снова пряталась. Львица сильно хромала, и Люк никак не мог понять, что случилось, ведь Герда была одна, ни люди, ни другие животные не могли её обидеть и поранить. Он пригляделся внимательнее и заметил возле прудика небольшой куст колючек — Герда могла наступить на него ночью, не заметив. Она пила воду, не притронувшись к мясу на деревянном поддоне, которое ещё днём оставили киперы.

Люк осторожно, стараясь не шуметь лишний раз, вошёл в вольер и прикрыл за собой дверь. Он и сам не знал толком, что нужно делать, как подойти к львице, которая не подпускает к себе людей, как осмотреть её лапу, но он очень хотел облегчить её боль. Шаг за шагом он приближался к Герде, а та, услышав шорох за спиной, обернулась.

Капли воды стекали с её усов и оставляли круги на поверхности прудика, а шёрстка в вечерних сумерках почему-то казалась ещё белее, чем при дневном свете. Люк смотрел на белую львицу, а львица смотрела на него, смотрела неотрывно, будто ждала чего-то.

— Я помочь хочу, — зачем-то объяснил Люк и сделал короткий шаг навстречу. Львичка сразу прижала уши и чуть обнажила зубы. — У тебя лапа болит… А, смотри!

Люк вытащил рабочие перчатки, заткнутые за пояс с аптечкой, и всё так же медленно обошёл пруд, чувствуя на себе пристальный взгляд кристально-голубых глаз, от которого бросало в дрожь. Львица всё ещё не верила в доброту людей.

Добравшись до колючего куста, юноша ухватил обеими руками ствол ближе к корню и потянул. Крепкие и острые колючки прокололи перчатки, и Люк покрепче стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть и не напугать Герду. Он тянул куст, чувствуя, как капли пота сбегают по вискам и щекочут шею. Наконец, хрустнув где-то глубоко в земле, противная колючка поддалась и обнажила спутанные корни. Люк выдохнул и устало вытер лоб рукавом рабочей куртки, а потом выбросил колючку через ограждение вольера.

— Вот, ты больше не поранишься… — обернувшись к пруду, юноша запнулся на полуслове: всё это время львица бесшумно шла за ним и теперь стояла совсем рядом, подняв голову и глядя на человека. Её тёмный нос шумно втягивал воздух, а усы подрагивали.

Люк вспомнил, чему учил его отец: любого зверя нужно убедить, что ты не опасен, не станешь нападать, не причинишь вреда, и тогда он тоже не нападёт. Он стащил перчатки и показал львице обе раскрытые ладони. И тут произошло нечто удивительное, чему Люк ни тогда, ни после не смог найти объяснения: Герда потянулась к нему. Сердце юноши колотилось и норовило ухнуть в пятки, но Герда лишь обнюхала руки, а потом устало опустилась на землю, поджимая больную лапу.

Люк осторожно опустился рядом, думая, что львичка зарычит на него или испугается, но этого не произошло: Герда лежала спокойно, изредка посматривала на лапу и тяжело вздыхала.

— Я посмотрю, можно? Ты только не бойся, ладно? Герда хорошая, красивая львица… — осмелев, он прикоснулся к её бархатному носу и осторожно погладил, и его сердце зашлось бурей восторга.

Солнце совсем скрылось, на улице стремительно темнело, и Люку пришлось достать фонарик. В его тусклом рыжем свете он сразу увидел занозу: шип торчал из подушечки на лапе Герды, причиняя ей невыносимую боль. Юноша медленно выдохнул. Следовало бы позвать на помощь отца или маму — они бы точно справились, — но Герда могла вновь испугаться и спрятаться в своей пещере, да и заноза с каждым её шагом впивалась в лапу всё глубже.

Он порылся в аптечке и нашёл щипчики и обеззараживающий спрей — простейший набор первой помощи всегда был у киперов под рукой, — и постарался успокоиться: не хватало ещё, чтобы руки дрожали. Люк погладил Герду по носу и между ушками, встряхнул баллончик спрея, прихватил щипчиками занозу и выдернул. Зашипел, словно змея, спрей, львица зарычала, быстро крутанулась вокруг себя, хлестнула хвостом по бокам и широкими прыжками помчалась в пещеру — прятаться.

— Эй, подожди! — позвал Люк и побежал следом. — Герда!

Конечно, он не собирался лезть в её укрытие и сел прямо на землю возле входа.

— Слушай, прости меня, а? Я же только хотел помочь… Теперь занозы нет, твоя лапа заживет… Видишь, вот эта колючка, я её тоже сейчас выброшу.

Убедившись, что колючка цела — значит, в ранке не осталось обломков, — он сунул шип в карман и протянул руку к пещере. Пустую ладонь обдало тёплым дыханием, и розовый львиный язык, мелькнувший на мгновение в свете фонарика, нерешительно лизнул руку человека — там, где Люк укололся, когда выдергивал колючку.

— Да, и у меня тоже заживёт.

Вспомнив, что Герда ничего не ела весь день, Люк принёс мясо, и она съела несколько кусочков с его рук. Облизнув усы, Герда легла, прижавшись макушкой к ногам Люка, и юноша, не удержавшись, почесал её шею. Под сводами пещеры прокатился низкий утробный звук, и Люк едва сдержал счастливый смех: львица — свирепая хищница, гроза саванны! — мурлыкала, словно домашний котёнок!

Так началась их дружба, и не было ни дня, чтобы Люк не пришёл навестить Герду. Он очень боялся, что её вернут в африканскую саванну, как возвращают многих животных, когда их жизни больше ничто не угрожает. С большим волнением он спросил об этом свою маму, но та лишь покачала головой: