После этой неудачной попытки внести свою лепту в семейный бюджет маленькая мыслишка в его душе о долге мужчины совсем обнаглела и превратилась в большую «душевную занозу», которая продолжила отравлять его жизнь. По этой причине его сон ночью стал беспокойным. Эдик часто просыпался ночью и долго лежал с открытыми глазами, слушая как журчит жидкость по камешкам в его почках. И всё бы ничего, но через некоторое время с домогательствами «занозы» «солидаризировались» законные требования по данному вопросу Анастасии Григорьевны, а этого «правильный муж» уже не смог вынести. Он согласен был на любую работу, но в маленьком городке, пусть и районном центре, найти эту «любую» работу было не просто.
Однажды он удачно вспомнил, что у него от природы хороший музыкальный слух, и даже в свое время принимал участие в деятельности студенческого музыкального ансамбля в качестве игрока на ударной установке этого коллектива. Преодолев оставшуюся от лучших времен гордыню, через одного из немногочисленных знакомых он предложил свои услуги руководителю городского духового оркестра соседнего городка. К тому времени оркестр влачил жалкое существование, поскольку исторический отрезок времени, когда он был востребован, закончился. Жизнь теплилась в этом оркестре за счет ритуальных мероприятий, а попросту говоря, похорон. Традиция провожать уважаемого человека в мир иной под живую музыку духового оркестра, существовавшая с незапамятных времен в этом городке, ещё продолжалась, можно сказать, по инерции. А между тем во всех направлениях жизни обозначились разительные перемены. И прежде всего это коснулось торговли, где были сняты все ограничения, в том числе и моральные. Новоявленные купцы пригоняли в маленький городок несколько железнодорожных цистерн питьевого спирта, в основном марки «Ройял», «затаривали» им все питейные, а также торговые заведения и даже вели бойкую торговлю прямо из этих емкостей, находящихся в тупике железнодорожных линий станции. В этих условиях заметно активизировался «естественный отбор» среди «алчущих» алкогольного зелья, что повлекло, в свою очередь, заметный рост востребованности ритуального духового оркестра. Однако «боевые потери» не обошли и коллектив оркестра – в «неравной борьбе с зеленым змием» безвременно пал их заслуженный сотрудник, при проведении ритуальной услуги ударявший в большой барабан в такт похоронного марша, так что предложение Эдуарда оказалось как никогда кстати. Его приняли в оркестр с испытательным сроком, так как работа в коллективе была творческая, и необходимо было выявление у него определенных способностей. Но Эдик, памятуя о прошлых своих злоключениях при поиске работы, очень старался, и это не осталось не замеченным – его вскоре утвердили постоянным членом оркестра. Он совершенно не обращал внимания на такое неудобство, как необходимость ежедневно добираться на автобусе до места «дислокации» оркестра, который находился в соседнем городке на расстоянии двадцати километров, считая эту малоприятную деталь ничтожной в условиях безработицы. Через некоторое время у него появились деньги, которые пополняли семейный бюджет и ликвидировали «занозу», которая противодействовала душевному спокойствию. Понемногу Эдуард стал привыкать к сложившейся ситуации и даже перестал закрывать лицо козырьком от глубоко натянутого кепи с целью маскировки и препятствия установления его личности сторонним наблюдателем, когда он принимал участие в похоронной процедуре.
Однажды на похоронах одного очень пожилого, зажиточного, уважаемого человека оркестру в счет оплаты его услуг выделили значительную сумму денег и её надо было распределить до конца ритуала. Распределение денег в их коллективе сложный процесс – необходимо было учитывать коэффициенты, имеющие зависимость от стажа и трудности извлечения печальных звуков из инструмента. Обычно эту работу делал руководитель оркестра, но сегодня он сам пострадал в борьбе с «зеленым змием» и временно находился в состоянии напоминающего «анабиоз». Мнение коллектива по этой причине указало на Эдика, как на человека, имеющего высшее образование и могущего в уме вычислить денежные суммы вознаграждения посредством процентов. Эдуард всегда был человеком отзывчивым и добросовестно относился к просьбам, а особенно к поручениям. Вот и сейчас, шагая в последней шеренге оркестра, он всецело погрузился в математические расчеты, его внимание исключило восприятие всякой реальности вокруг себя, но его рука с колотушкой продолжала мерно ударять в «режиме автопилота» по большому барабану, причем ни разу не сфальшивила, не отступила от такта печальной музыки. Надо сказать, что по негласным традициям такого небольшого городка, в знак уважения к покойному, траурная процессия шла пешком до самого кладбища, причем последний километр скорбного пути оркестр играл, соответствующую данному случаю, музыку, находясь в самом хвосте траурной колонны. Когда один из музыкантов, временно исполняющий должность руководителя оркестра, подал сигнал и коллектив начал извлекать из инструментов вызывающие безмерную скорбь звуки музыки, печальная колонна шла по шоссе, ведущему в соседний город, а затем плавно свернула на дорогу, которая вела к кладбищу и была расположена примерно под углом тридцать градусов к основной магистрали. Духовой оркестр, продолжая играть, также повернул, следуя за процессией. Однако Эдик, сознание которого было занято только расчетами, а также соблюдением такта музыки, не заметил этого плавного поворота и продолжал идти по шоссе «дискретной, пружинистой походкой», но уже в гордом одиночестве, мерно ударяя колотушкой по барабану. Изумленные музыканты прекратили играть и начали выразительно смотреть в сторону этого «вольнодумца», более того, все провожающие в последний путь покойника, излучая гнев, также присоединились к музыкантам. Безутешная молодая вдова, на которой лежали негласные обязанности распорядительницы церемониала, гневно сверкнув заплаканными глазами, дала знак, после чего колонна остановилась, а к «заблудшему» Эдику побежал посыльный и, употребляя нелитературные выражения, несовместимые с общим настроем похоронной процедуры, вернул его на законное место в оркестре, тем самым поставил на путь истинный. Соответствующее настроение всех участников этого процесса было восстановлено, и все в безмерной скорби продолжили путь до места упокоения уважаемого гражданина. Однако для Эдуарда этот инцидент имел самые печальные последствия – его уволили с подвернувшейся под руку руководителя формулировкой: «за дискредитацию музыкального коллектива». В этой истории он нашел слабое утешение лишь в том, что его трудовая книжка при приеме-увольнении не использовалась. Сам же факт увольнения прошел примерно так, как происходит развод с неверной женой у мужа в некоторых мусульманских странах: супругу для этого достаточно лишь сказать ей три раза «ты свободна», а в его случае сказали всего – то один раз – «ты свободен» и процесс увольнения состоялся. Так в очередной раз неудачно закончилась попытка мужа Анастасии Григорьевны зарабатывать деньги и приносить их в бюджет семьи. Однако его аналитический ум сделал поразительный вывод: он не сможет самостоятельно победить проблему трудоустройства в сложившихся условиях, и лучше всего положиться в решении этого вопроса на прозорливость своей супруги.
Когда Эдуард говорил, что главный в доме он, то это, мягко говоря, была неправда. Можно было допустить, что он обманывал и по другим вопросам. В очередной раз муж Анастасии Григорьевны оказался в русле устремлений своей супруги и стал её «подручным» в сфере торговли. Но он не растерял еще всю свою интеллигентность, да и полученное образование время от времени проявляло себя. Теперь, когда жена отчаянно спорила с поставщиками или с привередливыми покупателями, он всегда поддакивал ей, говоря, в зависимости от сюжета спора, либо «да, да», либо «нет, нет», но всегда вкладывал (как ему казалось) в сказанное «исторический уклон». Благодарная за помощь в споре, супруга говорила после этого своим подружкам: «Я себя с ним такой умной чувствую!». Какой смысл она вкладывала в это утверждение – никто не знал. Все считали его замкнутым и малоразговорчивым, поскольку он слушал свою супругу в два раза медленнее, чем она говорила, при этом никогда не возражал, а лишь кивал головой в знак согласия. Однако была одна тема, когда он весь преображался и даже мог позволить себе возразить жене, говоря: «Нет, Настя, ты не совсем права!». Это была тема о внутренней, а тем более о внешней политике, «разбор полетов» властей федеральных и областных, а так же правительства. Полученное образование позволяло ему грамотно и аргументировано анализировать то или иное событие. Наличие пива в придачу со слушателями стимулировало его мозговую деятельность по данной теме, но как только исчезала одна из двух этих составляющих, он опять превращался в обыкновенного, ничем не примечательного мужа-подкаблучника, которого жена «по полной программе» использовала в своем бизнесе. Правда, чтобы получить такого замечательного помощника в деятельности, ей пришлось долго, терпеливо трудиться над внутренними убеждениями своего мужа. Вначале она, путем длительных «информационных воздействий» и заклинаний, можно сказать даже «камлания», сумела притупить его «обостренное чувство социальной справедливости» и моральной ответственности, заявив при этом, что весь «грех» она берет на себя. В этот момент муж поймал себя на мысли, что История уже слышала подобное заявление из уст одного воинственного диктатора и все знали, чем всё это кончилось, но провести аналогию вслух, а тем более перечить своей жене не посмел. Такая «коррекция внутренней сущности» мужа продолжалась несколько месяцев. Она закончила его психологическую обработку такой странной фразой: «Мы начинаем жить при капитализме, а при нем, родимом, каждый сам за себя – либо ты обманешь, либо тебя, и вообще, человек человеку волк!». С последней фразой в его сознании что-то щелкнуло и он почувствовал у себя желание выполнить любой «греховодный приказ» своей жены, правда, при этом продолжал мысленно противиться (без заметных последствий) добровольно входить в противоречие с уголовным кодексом, но его внутреннее «я» уже не испытывало мощного давления со стороны совести.
