Не забыла Нина и о Маре, она считала, что обязана поддержать ее, ведь девочка сейчас пребывает в не меньшем отчаянии, чем она сама. И, наконец, написала полное негодования письмо, адресовав его Сергею Андреевичу. О том, что, по ее мнению, Сандро мог спастись, а потом укрыться где-нибудь, она сообщать не стала. Подписала Нина это письмо своим новым именем.

Единственная, кому она так и не смогла написать, была Надин.

Письма синьора Лоренцини вручила Марфе с повелением отправить незамедлительно. Управительница приняла их с почтительным поклоном и сказала, что пошлет человека с ними в город сегодня же, только присоединит к ним еще и свое послание.

- Барин требует отчета, - пояснила она, - а я, хоть грамоте и обучена, так быстро писать не умею. Спозаранку уж пишу, а все никак не закончу!

Нина Аристарховна согласилась подождать, хоть и не совсем поняла, какого именно отчета требует барин. Он же уехал всего несколько часов назад! Но Марфа, действительно, письмо написала, а дворовой, одноглазый мужик Архип отправился в город еще до обеда. Нина проводила его взглядом и устало опустилась в кресло, стоявшее у окна. Теперь оставалось только ждать.

Марфа из окна своей “тайной канцелярии” тоже наблюдала за отъездом Архипа. В своей сумке он увез только одно письмо, ее отчет барину. Письма же графини остались у управительницы. Велено ведь было сохранить их и лишь по приезде предъявить хозяину! Все они были писаны не по-русски, что избавляло Марфу от искушения заглянуть под печати, потому она просто спрятала их в крепкий дубовый шкаф, где обычно хранила деньги.

Август, как обычно, принес с собой много хлопот. Хозяйство, оказавшееся теперь в ведении у Марфы, было гораздо больше того, с которым она привыкла управляться играючи. Как не скажите, но две тысячи мужиков, это не двадцать семь. А тут еще кто-то из бояровских дворовых, находившихся в милости у прежних владельцев, вздумал ставить новой управительнице палки в колеса. Ой, было у нее подозрение, что замешан здесь бывший управитель, но доказательств не было. Не пойман - не вор, но если бы поймала… в порошок бы истерла предателя, не дожидаясь барского позволения, ибо в поддержке хозяина нисколько не сомневалась.

Преступление было невообразимо дерзким, и совершить его мог только человек, умеющий читать. Заключалось оно в том, что все без исключения крепостные проведали о безумном указе императора относительно количества дней, которые им полагалось отработать на барщине.

Для начала холопы явились к управительнице с вопросом об этом, на что сразу же получили ответ:

- Не выйдет, милые. Будете работать столько, сколько барин распорядился и никакая царская грамота мне не указка!

- Отчего же не указка, коль сам царь так повелел?! – возмутились мужики.

- Не повелел, а лишь дал совет сократить барщину, если хозяевам выгодно!

Мужики ушли, ропща, а у Марфы дел прибавилось. Теперь приходилось гораздо строже контролировать работников. С утра до ночи разъезжала Марфа в своей двуколке по полям, все подмечая, ничего не забывая, все записывая в свою тетрадь. “Черный список” пополнялся не по дням, а по часам. За малейшую провинность или неповиновение крепостные наказывались самым жесточайшим образом. Только так, считала Марфа, можно удержать холопов в руках. Но все это было бы управительнице даже в удовольствие, если бы не та обуза, что навесил на нее Сергей Андреевич в свой последний приезд. Именно присутствие графини отнимало у Марфы последние силы, лишало смысла весь ее каторжный труд на благо барина Милорадова.

Высочайшая аудиенция, которой Сергей Андреевич некогда так желал, а теперь панически боялся, состоялась в Петергофском дворце. В этот день Сергея не радовали ни родные пейзажи, ни замечательная погода, ни великолепные фонтаны, украсившие Петергофский парк по велению веселой царицы Елизаветы Петровны. Да, господин Милорадов боялся. Боялся не теоретически, как обычно, когда страх невозможно отделить от осторожности, а по-настоящему, до икоты и дрожи в коленках. Он никогда не считал себя трусом. Его не испугали ни схватка с пиратами за “Борисфен”, ни вражеские ядра, ни возможная гибель в бою. Там все было ясно: победишь либо ты, либо твой враг. Здесь же он не знал, чего ожидать. Ни для кого не секрет, что крайняя нервность и непомерная впечатлительность - главные душевные качества нового императора. А необузданная вспыльчивость и склонность к крутым мерам – основные способы его общения с подданными. Разве можно предугадать, как Павел истолкует все, случившееся в Стамбульском порту, и какие он сделает выводы?

Направляясь в зал, где был назначен прием, Сергей мечтал лишь о том, чтобы и на этот раз встреча не состоялась. Но Павлу Петровичу, в отличие от его матушки, Екатерины Алексеевны, ничего не помешало. Он принял господина Милорадова именно в ту минуту, когда было назначено.

Когда лакеи, напоминающие заводных кукол, распахнули перед господином Милорадовым двери царского кабинета, Его Императорское Величество находился там в одиночестве. Он стоял у камина, где, несмотря на ясный и теплый летний день, горели березовые поленца.

Сергей никогда не считал себя ценителем мужской красоты. Если честно, его никогда и не интересовал вопрос, красивы ли мужчины, с которыми ему приходилось сталкиваться. Но императора он оглядел с пристрастием и тут же склонился в почтительном поклоне. Внешность Павла Петровича нисколько не разочаровала господина Милорадова. Царь-батюшка полностью соответствовал тем описаниям, что Сергею приходилось слышать о нем ранее. Он был невзрачен, бесцветен, можно сказать, безлик, и сгладить этой его неказистости не могли ни военный мундир, ни ордена, ни горделивая осанка, которую он принял, как только визитер появился в дверях. Казалось, именно эта осанка более всего придавала Павлу гротескный характер, ибо она была ненастоящей, отрепетированной, наигранной и тут же утратилась, потерялась за его порывистостью, резкими движениями, бегающим взглядом.

Сергей был бы плохим дипломатом, если бы позволил хоть единой своей мысли отразиться на лице. Ни один его мускул не дрогнул, а весь внешний вид выражал исключительно покорность и благоговение.

В быту его величество предпочитал немецкий язык.

- Входите же, входите, господин Милорадов! - воскликнул Павел Петрович и двинулся навстречу визитеру с таким радушием, будто тот был его самым желанным гостем.

Сергей несколько растерялся, он не рассчитывал на такой прием. Но то, что случилось в следующую минуту, вообще оказалось для него полнейшей неожиданностью. Император Павел быстро подошел к нему и порывисто обнял:

- Мне докладывали о вашем деле. Это подвиг! Бесспорно, это подвиг!

С этой минуты жизнь господина Милорадова сделала настолько резкий и удачный поворот в сторону от предполагаемого пути, что у любого человека, не обладавшего достаточной выдержкой, голова закружилась бы от счастья. Сергей же не утратил ни разума, ни критического отношения к действительности. Используя все, что ему было известно об императоре Павле Петровиче, он сумел еще больше расположить к себе этого порывистого и неуравновешенного человека. Аудиенция закончилась приглашением на царскую охоту и пожеланием видеть господина Милорадова в Гатчине, где царская семья намеревалась провести остаток лета. В Гатчину, любимое детище императора, приглашались только избранные, ближайшие друзья и соратники Павла, коих было очень немного. Сергей знал об этом и не мог упустить сей шанс. Сейчас, когда у царя противников гораздо больше, чем сторонников, должности, о которых ранее и мечтать не приходилось, освобождаются чуть ли не ежедневно. Возвыситься сейчас легче легкого, гораздо трудней потом, зная переменчивость настроений Павла, удержаться на посту. Но Сергей полагал, что он сможет сделать это.

Ему очень хотелось бросить все, уехать домой и уладить, наконец, свои взаимоотношения с Ниной, но он выбрал карьеру. Нина подождет, что же ей еще остается?