Послышалось. Пригрезилось во сне! Но как бы ему хотелось, чтобы она была здесь. Пусть нельзя увидеться и поговорить, только бы знать, что она рядом! Почему она так быстро уступила? Ведь, когда просила о путешествии, была гораздо настойчивее! Сандро корит себя за подобные мысли. Нина на “Альбатросе”. Ей там ничего не угрожает. Так и должно быть.

Дни идут. Сколько? Неделя? Никак не меньше. “Альбатрос”, вероятно, уже дома.

Корабль больше не стоит на якоре! Да, “Борисфен” в море. Неподвижная стамбульская духота сменяется легкой морской свежестью. Это ощущается даже здесь, в этом чулане. Значит, конец пути близок. Господи, вверяю себя твоей воле!

Маликов особо не церемонился, убеждая Сергея отказаться от его неразумной затеи. Чем больше он вникал в это дело, тем сильнее убеждался в том, что Милорадов просто мстит сопернику.

И фон Моллер с Маликовым заодно. Никто из них не настаивал на немедленном освобождении итальянца, но оба обсуждали дело, не стесняясь, прямо в присутствии Сергея Андреевича.

Какой из Лоренцини бандит? Он певец, каких мало! А что графиня предпочла его, так значит, Милорадову просто не судилось. Это уже свершившийся факт, с коим следует примириться.

Но Сергей Андреевич отступать не желает.

- Ему это было выгодно! Жену ведь содержать на что-то нужно, а у него ни гроша за душой! Вот и решил украсть корабль.

- Ага, совсем нищий, - насмешливо комментирует фон Моллер. – Только в церкви ей на пальчик такой бриллиант насадил, что весь “Борисфен” с потрохами купить можно!

Сергей удивлен. Откуда бриллиант?

Фон Моллер продолжает насмехаться:

- Притчу о блудном сыне слышал? Может, его старик на седьмом небе от счастья, что сынок образумился и женился на графине!

Откровение фон Моллера лишает Сергея еще одной надежды. Он рассчитывал на то, что Гаспаро не станет заниматься делами отверженного сына. Но, видимо, фон Моллер прав, коль уж Лоренцини не постеснялся свою девчонку отправить к деду, значит, у него есть основания ожидать от старика помощи. А это уже угроза, не просто предположительная, а вполне реальная!

Суд над корсиканцами быстро не начнут, пожелают сначала во всем разобраться. А у Сергея - предписание: немедленно по прибытии явиться к императору. За это время старик найдет заступничество у Голицына! Надо же такому случиться, чтоб это был именно Голицын! Единственный дипломат, у которого всегда были хорошие отношения с новым императором!

Нина из своей каюты почти не выходит, а когда все же соизволит появиться на палубе, на Сергея не смотрит. Его такое отношение не обижает. Он прекрасно знает, что творится у нее в душе, сам через это когда-то прошел. Тоже испытывал желание убить ее, когда опия ему не давала. А теперь благодарен ей за все, ибо понимает: так нужно было!

Матросы Нину уважают. Как только она выходит, они усаживают ее на бухту каната и всячески стараются развлечь. К камбузу ей близко подходить не разрешается, она пообещала фон Моллеру, что не будет причинять ему никаких хлопот, в обмен на то, что Лоренцини смягчат условия заключения. Нина договора не нарушает. Ей главное – убедиться, что Сандро жив и здоров. Она слышит его голос и улыбается, а по бледным щекам одна за другой катятся слезы. Пустой взгляд, устремленный вдаль, ничего не выражает. И всем, кто смотрит на нее, кажется, что душа женщины унеслась, покинув еще живое тело. Матросы отворачиваются, крестятся, перешептываются:

- Не приведи Боже, нашим бабам когда-нибудь из-за нас так страдать!

Никто из них не женат, но каждый мечтает, отслужив, обзавестись семьей.

Сергей тоже с трудом переносит это зрелище, но запереть Нину он не может. Разве такое поведение нормально? Какие еще нужны доказательства того, что она нуждается в помощи? Она больна, это ясно, как белый день!

Кто же еще, как не он, прошедший через это, может исцелить ее? Ясно, что не Лоренцини, который и есть главный яд!

Как же избавиться от него, проклятого, чтобы и Нину спасти, и себе не навредить?!

- Ну вот, уже почти дома! – белозубая улыбка Карла Ивановича озарила полумрак каюты. – Как увидим маяк на Херсонесе, так, считай, прибыли.

Почему у этого бездельника такие белые зубы? Уж не потому ль, что водкой их регулярно полощет?

Когда Нина самовольно захватила каюту, Карл Иванович перебрался к своему высокопоставленному пассажиру. Тот вслух не возражал, условия-то на бриге почти военные, но в душе недоволен. Сергея в последнее время раздражало все, в том числе и фон Моллер. Почему, понять трудно. С той минуты, как Карл Иванович принял командование “Борисфеном”, он трезв, как стеклышко. Это тоже досаждало Сергею, ибо своим поведением фон Моллер доказал, что пил он исключительно от безделья, а вовсе не от пристрастия к спиртному. Теперь господина консула вывела из равновесия улыбка нового капитана, в которой он углядел что-то схожее с улыбкой своего соперника.

Не дождавшись ни слова в ответ, фон Моллер плотно прикрыл дверь каюты и растворился в темноте. Развлекать Милорадова вовсе не входило в его обязанности. До Севастополя оставалось не более двух часов ходу.

Сергею было сейчас не до разговоров. Участь заключенного необходимо решить до того, как “Борисфен” подойдет к Ахтиарской бухте.

Допустим, за комедианта никто не заступится. Если судьи признают итальянца виновным, что это даст Сергею? Огромное искушение отправить Лоренцини куда-нибудь в Тобольск не избавляло Милорадова от опасения, что Нина, презрев все трудности, последует за мужем. Господину же консулу требовалось совсем иное. Он хотел, чтобы Нина Аристарховна осталась с ним, и, желательно, по доброй воле.

Надежнее всего было бы избавиться от соперника раз и навсегда, но, нет… у Сергея не было стремления марать руки в крови.

Оставался единственный выход. Лоренцини нужно отпустить. Но отпустить так, чтобы у него больше никогда не возникало желания соваться в Россию. А уж потом можно будет добиваться того, чтобы его с Ниной брак признали недействительным, если, конечно, это понадобится.

Сергей Андреевич решительно встал с постели. Он уже примерно знал, что нужно делать.

Бортовой журнал, в который фон Моллер регулярно вносил требуемые записи, лежал раскрытый на столе. Еще в Стамбуле Сергей краем уха слышал обрывок разговора между Маликовым и фон Моллером. Петр Лаврентьевич просил Карла не вносить в бортовой журнал запись об аресте Лоренцини. Сережка, мол, одумается, зачем ему жизнь портить.

Вот последняя запись Тихонова. Дальше рука фон Моллера: нападение пиратов, бой, потери, повреждения, ремонт, затраты, ага, вот… в стамбульском порту Мария Лоренцини покинула борт “Борисфена”. Строчка не дописана. Об аресте ни слова. Хорошо.

Сережка тоже своих друзей под удар подставлять не желает!

Сергей взял со стола зажженный каганец, и вышел из каюты. Как он и предполагал, охранник у камбуза отсутствовал. Значит, по мнению фон Моллера, в открытом море заключенный с корабля никуда исчезнуть не может? Ошибаешься, Карлуша!

Замок импровизированной камеры открылся практически бесшумно, но и этого звука оказалось достаточно, чтобы Лоренцини вскочил на ноги.

Н-да… его врасплох не застанешь. Слышит любой шорох. Черные глаза смотрят настороженно, но без страха. Редкостный наглец! Посмотрим, что ты запоешь через минуту.

Замки на кандалах тоже поддались легко. Цепи со звоном упали на солому.

- Убирайся! – Сергей отступил от двери. – У тебя есть две минуты до того, как я подниму тревогу.

Синьор Алессандро удивлен и не пытается этого скрыть.

- Ты хочешь сказать, я могу идти?

- Вот именно!

- За борт? – догадался Сандро.

- Ты предпочитаешь в Сибирь?

- Я не пойду.

- Пойдешь. – Сергей предвидел подобный ответ. Заряженный дуэльный пистолет перекочевал из-за пояса в его руку. – Я не буду стрелять в тебя. Я выстрелю в потолок. Попытка к бегству докажет твою вину даже тем, кто считает тебя невиновным!