— Нет уж, — чуть не поперхнулась Вера.

— Она занята. К ней очередь на месяц вперед по строгой записи, — быстро прибавила Ленка. — Даже и не уговаривайте.

— Да вы чего, девки, там же деньги хорошие заплатят. Скажи, Павлик? Я договорился, чтобы ролик был сделан по самому высшему тарифу — и костюмы, и грим… Они на все согласны. Да скажи хоть ты, что ли, что-нибудь! Ты же там сниматься будешь, — подтолкнул Борис застывшего друга.

— Обещали вроде, — неохотно сообщил Павел.

— Вот это да! Так ты в кино будешь сниматься? — громко восхитилась Ленка. — И молчишь, сидишь, ничего не говоришь!

— Да какое там кино? Так, реклама. Халтура.

— Ну уж нет, я им сразу сказал, что никакой халтуры лично мы делать не будем! — разгорячился Борис. — Бизнес так бизнес, по полной программе. Со сценарием, настоящими актерами…

— А вы что будете рекламировать? Какой-нибудь шампунь? Тоже будешь как Дима Маликов? — пожирала Ленка глазами Павла, словно он уже сделался мировой знаменитостью.

— Какой там шампунь! Водяру, — строго сдвинул Павел свои знатные брови. — Деньги позарез нужны, а так бы я ни за что…

— Да что ты теперь выделываешься? Нормальная работа, — возмутился Борис. — И сюжет интересный, из литературы. У них водка называется «Геракл», вот они и хотят что-нибудь такое в древнем духе изобразить. Другой артист от счастья кипятком бы писал, а он — «ни за что»!

— И что, ты, Павлуша, будешь Гераклом? — не могла успокоиться Ленка, глядя на артиста гипнотическим взглядом, почти таким же безумным, как во время гадания на картах.

Вера даже подумала, уж не пора ли оставить их наедине.

— Не знаю, сценарий пока не утвержден, — потупился Павел. — Там видно будет. Он что-то длинный получился.

— Наверное, двенадцать серий, — подсказала Вера.

— Почему двенадцать? — не понял Борис.

— Ну как же, двенадцать главных подвигов Геракла…

— Не знал. Так мы, значит, еще больше размахнуться сможем, хорошо, что подсказала. Значит, завтра в двенадцать вся творческая группа собирается в офисе фирмы «Алкей», улица Тараса Шевченко, дом два. Учти, Верунчик, мы тебя там ждем.

— Эх, мы вот тут сейчас веселимся, а на пятом этаже Толян-слесарь покойником лежит, — вдруг вздохнула, закатив глаза к потолку, Ленка. — Надо хоть одну выпить за него, не чокаясь. Кто теперь мне прокладку в кране заменит или батарею из ЖКО украдет?

— Да? А я ничего не знала… — удивилась Вера.

— Откуда тебе всех знать? Ты же к нам только вчера въехала. До смерти наш Толян отравился. Хоронить завтра будем.

— Чем это он? — поинтересовался Павел.

— Препарата «Троя» слишком много выпил. Сильная вещь — такого мужика свалила! Вот кто героем был…

— Может, зря мы тогда шумим? — поежилась Вера. — Не надо нам было сегодня.

— Ну уж конечно! Он, наоборот, сейчас лежит и радуется, что у нас тут все в порядке, застолье чин-чинарем.

Выпили за Толяна, за новоселье, за здоровье всех соседей… Но тут послышалось, как кто-то отпирает входную дверь ключом.

— Ой, Вовчик мой, — прошептала Ленка, мигом выскакивая из-за стола.

В дверях кто-то тихо выматерился, и в комнату, не раздеваясь, зашел щупленький чернявый паренек в длинном пальто нараспашку, заснеженной шапке и ярко-красном шарфе.

Ни за что невозможно было с первого взгляда подумать, что это младший родной брат пышной зеленоглазой Ленки, настолько разной была их внешность.

Зато финансовые проблемы, как оказалось, у них были общими.

— Эй, дай денег, Ленк, — сказал братишка, равнодушно скользнув взглядом по гостям. — Я тебе оставлял сегодня. Срочно надо хоть стольник. Если что — завтра подброшу.

— Ой, Вовчик, а ты чего? Ты же сказал, не придешь сегодня больше.

— Дай денег, некогда мне с тобой, — мотнул головой Вовчик.

Было видно, что он сильно не в духе, чем-то заметно раздражен.

— Слушай, а я как раз хотела тебя с соседкой нашей новой познакомить. Вот, Вер, мой братишка. Помнишь, я тебе сколько про него хорошего рассказывала? Ты садись, Вовчик, махнешь с нами рюмашку, — продолжала юлить Ленка.

— Я тебе по-русски сказал: бабки гони. Меня в машине Валет ждет.

— Но… у меня нет, — наконец призналась Ленка. — Выйдем в коридор, я тебе все сейчас объясню.

— Куда столько дела, дура? — и не подумал стронуться с места Вовчик. Он по-прежнему стоял посреди комнаты, не вынимая из карманов рук и нервно раскачиваясь на каблуках.

— Цыганки. Цыганки скрали, стервозы. Скажи, Вер, — сжалась под его взглядом Ленка, которая сразу стала похожа не на «о, госпожу!», а на самую жалкую из рабынь.

— Цыганки, говоришь? — втянул в себя воздух Вовчик и только теперь с хищным прищуром оглядел собравшуюся в комнате компанию.

И особенно — стол, на котором тут и там виднелись пустые салатницы, банановая кожура и свеча в подсвечнике, интимно освещающая бутылочные горлышки, а также нетронутую эротическую композицию из фруктов.

— Пьете-жрете? Я, значит, выкручиваюсь, из последних сил бобы срубаю, а у тебя тут все пристраиваются, кормятся на халяву? — взвизгнул вдруг Вовчик неожиданно тонким голосом. — Думаешь, я такие бешеные бабки заколачиваю, чтобы весь город кормить?

— Мастер, по-моему, нам пора, — шепнул на ухо Вере Борис.

— Перестань, Вовчик, пошли, я тебе все объясню, — схватила Ленка за локоть своего «младшенького», но тот выдернул руку и так сильно заехал ей по щеке, что Ленка с размаху упала на стол, погасила свечку, громко вскрикнула в темноте. Следом послышались звон разбитой посуды, звуки борьбы.

Вера вскочила, принялась испуганно шарить рукой по стене.

Она уже запомнила, где в ее квартире расположен выключатель, и здесь он тоже отыскался на том же самом месте.

Свет загорелся — и стало видно, как Павел на полу катается с Вовчиком, сцепившись с ним клубком, причем братик Ленки от бессилия плюется ему в лицо.

— Не нада-а-а! — причитала Ленка без особой надежды в голосе. — Вы чего? Не нада-а-а-а…

Вдруг каким-то ловким восточным приемом Павел так заломил противнику руку, что тот громко взвыл от боли.

— Давай, Пашка, мочи его! — подсказал Бориска со своего места.

— Отпусти мальчишку! Видишь, ему же больно! — заорала вдруг Ленка дурным голосом и, выскочив из своего угла, огрела Павла по голове керамическим подсвечником, который тут же разлетелся на мелкие кусочки. — И нечего лезть в наши дела, вот, и нечего тут. Мы в своей семье уж как-нибудь сами разберемся… — сказала она в наступившей тишине.

Шмыгнув окровавленным носом, Павел выразительно сдвинул свои брови и медленно выпрямился во весь рост.

Вере показалось, что она сейчас видит кадр из какого-то нашумевшего боевика, когда оскорбленный в лучших чувствах герой поднимается с земли, на глазах делается словно бы в два раза больше, берет в руки огнемет и теперь уже собирается по-настоящему расправиться с врагами.

— Ой, что делать? Кто виноват? — округлил глаза Борис, на всякий случай тоже вооружившись вилкой и десертным ножом и выставляя их перед собой. — Не жди меня, мама, хорошего сына!

Но случилось непредвиденное: ни на кого не взглянув, Павел молча шагнул к выходу, сорвал с вешалки пальто и с перекошенным от отвращения лицом выскочил в дверь.

— Шапочку! Ты шапку свою забыл! Там же холодно! Мороз минус двадцать! — закричала ему вослед Ленка в полном отчаянии. — Февраль же сегодня только начался!

— Мудрое решение, следует принять во внимание и занести в протокол, — заметил Борис и, взяв Веру за руку, тоже стал пробираться к выходу.

— Как же он без шапки-то? — глядя на дверь, продолжала растерянно приговаривать Ленка. — Я же… я и так всю голову ему расшибла. Ведь мороз же, заболеет теперь из-за меня, а ему в кино сниматься.

От ее макияжа и прически в античном духе больше не осталось и следа: синяя шелковая ленточка удавкой болталась на груди, волосы как пакля торчали в разные стороны. К тому же Ленка в полном отчаянии теперь размахивала руками, давая понять, чтобы ее все, и даже Вера, как можно скорее оставили в покое.