Дрожащим пальцем Вера набрала «02» и тут же в трубке услышала женский равнодушный голос:

— Милиция, восьмое… Алло, чего вы там молчите? Заснули, что ли, на проводе?

…Вера нисколько не удивилась бы, довелись ей встретиться с человеком такой наружности, допустим, в ресторане или кафе.

Он сидел напротив нее в весьма элегантном костюме, отстукивая что-то по столу длинными музыкальными пальцами с безукоризненными ногтями, на одном из пальцев поблескивало обручальное кольцо.

У этого мужчины были приятный, мягкий голос, небольшая интеллигентная бородка и несомненный талант слушателя. Пока собеседник что-нибудь говорил, он одобрительно улыбался, глядя ему в глаза, но при этом словно тихо размышлял о чем-то своем и еле слышно аккомпанировал своим мыслям пальцами.

Почему-то у Веры никак не укладывалось в голове, что этот приятный человек являлся официальным представителем органов правопорядка, следователем особого отдела Юлием Валентиновичем Малковым.

Она давно уже ответила на все вопросы, но Юлий Валентинович не торопился ее отпускать, а по-прежнему оживленно рассматривал своими карими лучистыми глазами, будто надеясь, что вот сейчас наконец-то Вера перестанет валять дурочку и скажет ему самое главное, именно то, из-за чего они здесь собрались.

Но Вера сидела молча, не зная, что ему сказать. Хотелось, к примеру, кому-нибудь пожаловаться, что с того самого злополучного утра ей повсюду мерещилась кровь.

Дома она не могла смотреть на красные цветы на чайной чашке, на крышечку от шампуня, узор на ковре…

Вот и теперь крапины на шелковом галстуке Юлия Валентиновича чересчур сильно напоминали капельки крови.

Так и подмывало сказать: «Юлий Валентинович, снимите, пожалуйста, свой галстук. Зачем вы вообще его носите»?

Но тогда он точно подумает, что у нее непорядок с головой. А на самом деле, все ли у нее в порядке?

Вера вдруг вспомнила, что, по первой, наиболее древней версии, Венера родилась вовсе не из пены морской, а из крови оскопленного Урана, которая вышла из его брошенного в море члена.

Кровь, семя, пена смешались, и тогда…

Господи, ну почему ей было так плохо? Даже привычный способ переключения на античные темы нисколько не помогал.

— Значит, вы продолжаете утверждать, что убитый называл вас гетерой исключительно в шутку и не имел в виду интимных связей? — с легкой улыбкой, как бы между делом, переспросил Юлий Валентинович. — Признаюсь, пока вы меня не убедили.

Вера и так уже прочитала ему небольшую лекцию об античных гетерах, пытаясь объяснить, что их вовсе не следует путать с нынешними проститутками.

Дословно «гетера» означает «спутница», и в древние времена так называли лишь самых образованных женщин, ведущих независимый образ жизни, которые помогали мужчинам в самосовершенствовании.

История до сих пор сохранила для нас имя Аспасии, верной подруги, а позднее и жены Перикла. Гетера по имени Фрина без устали позировала знаменитому скульптору Праксителю, Гликерия была верной спутницей комедиографа Менандра, и так далее и так далее…

Вера так увлеклась, что зачем-то начала описывать Юлию Валентиновичу известный бронзовый барельеф, где гетера Аспасия изображена рядом с Сократом, который ей внимает, как самый послушный ученик: по преданию, эта женщина поражала своими знаниями даже философов.

Но потом, встретив удивленный взгляд следователя, осеклась на полуслове: чего это она разболталась, как в школе? Должно быть, на нервной почве.

— И все же я не понял, почему Свирский тоже называл вас гетерой, — сказал, помолчав, Юлий Валентинович. — Вот вы сейчас пытаетесь убедить меня, что в шутку. Хорошо, ладно. Но как тогда быть с той странной записью в тетради, которая открытой лежала у него на столе в день убийства. Там, как вы уже знаете, слово «гетера» было подчеркнуто, и причем очень криво, наспех, рукой самого убитого. Как это расценивать? Как предупреждение? Или как попытку в последнюю минуту сообщить об опасности? Что?

— Я… не знаю, ничего не понимаю. Я просто хотела сказать, что в определенном смысле и была его спутницей, совсем недолго, повсюду его сопровождала, а он так шутил. И потом, мы часто беседовали с ним на исторические темы, он тоже любил древность. С ним можно было сколько угодно говорить о подобных вещах. Он же был коллекционер.

— На этом вопросе мы остановимся отдельно. Значит, вы по-прежнему уверяете, что пару раз в неделю приходили к Свирскому лишь для того, чтобы делать макияж? — поинтересовался следователь.

— Да, именно так. И еще — беседовать, общаться.

— Макияж восьмидесятилетнему старику? Согласитесь, это звучит как-то неправдоподобно.

— Я все уже объяснила. Как могла.

— Можно понять, если хотя бы массаж пяточек или других… частей тела. Лично я не нахожу в этом ничего предосудительного. Но не только же говорить о возвышенном, верно? И за это деньги, как правило, не платят. Как известно, за каждый визит к Свирскому вы получали вознаграждение. Или от этого, Вера Михайловна, вы тоже будете отказываться? Предупреждаю, что говорю это сейчас на основании свидетельских показаний.

— Нет, я не отказываюсь. Но… я ничего от вас сейчас не скрываю! Почему вы мне не верите?

— Это не входит в круг моих профессиональных обязанностей, — спокойно ответил Юлий Валентинович, пробарабанив пальцами какую-то только ему ведомую мелодию.

— Тогда я вообще буду молчать!

— Предупреждаю, что это вовсе не в ваших интересах. Хорошо, хорошо, в конце концов, это ваши личные дела, будем считать, что так. Если вам не нравится эта тема, давайте перейдем к философии. В частности, меня интересует, касались ли вы когда-нибудь в ваших исторических беседах со Свирским темы самоубийства? Может быть, вспоминали вместе о каких-нибудь знаменитых самоубийцах? — спросил Юлий Валентинович.

— Нет, не помню.

— Хорошо, а вы сами могли бы мне назвать исторических личностей, ушедших из жизни, перерезав себе вены? Мне хотелось бы получить от вас некоторые сведения.

— Это может помочь следствию? — усомнилась Вера.

Она не могла сообразить, сколько времени провела уже в этом кабинете, и хотела только одного — домой, скорее домой.

— Не всякому, но этому делу — несомненно, — строго сказал Юлий Валентинович. — Иначе я вас не спрашивал бы. Обычно я задаю только те вопросы, которые необходимы для следствия.

«Сомневаюсь», — могла бы возразить Вера, если сейчас она вообще могла о чем-нибудь спорить. Если бы это было возможно, она легла бы прямо на пол в кабинете, настолько мало у нее было сил. Неизвестно, сколько времени они болтали о чем угодно, но только не о самом главном — о том, что Старче был убит, мертв!

— Это был самый распространенный способ ухода из жизни, которым пользовались древние, — выпустить из себя кровь, — со вздохом сказала Вера. — Поэт Лукиан, приговоренный Нероном к казни, еле-еле вымолил у императора возможность покончить жизнь самоубийством именно таким образом, и посчитал это за великое благо. Так же ушел из жизни и Сенека: получив приказ умереть, он с помощью врача вскрыл себе вены и умер, изрекая слова, которые за ним записывали секретари. А Петроний, тот вообще перерезал себе жилы за пиршественным столом, причем до последней минуты не хотел говорить ни о каком бессмертии души, а распевал веселые песни и декламировал непристойные стихи.

— Смотрите, как вы много про это знаете! — почему-то обрадовался Юлий Валентинович. — Это очень, очень интересно. А вот в моей практике, признаюсь, не встречался прежде случай, когда человек выбрал для ухода из жизни именно такой способ. Обычно как-то все происходит более грубо, невежественно…

— Но при чем здесь способ ухода из жизни? Свирского убили! Это же ясно как день. Он вовсе не собирался уходить из жизни, я знаю! И потом, там был пистолет. Кто-то заставил его сделать это. Или скорее всего сами перерезали ему жилы. Негодяи! Какие же негодяи!

— Не волнуйтесь так, Вера Михайловна, к этой теме мы еще вернемся, всему свое время. Найденным пистолетом пока занимается экспертиза. Значит, вы утверждаете, что Свирский никогда не делился с вами мыслями насчет самоубийства. Я внесу это в протокол. Разумеется, я вижу, Вера Михайловна, что вы не вполне здоровы, помню ваши слова насчет температуры и потому задержу вас совсем не долго. И все же почему вы так решительно утверждаете, что мы имеем дело с убийством? Вы что-то знаете? Разве нельзя предположить, что Свирский мог прибегнуть и к оружию, когда увидел, что не может справиться со своими старыми артериями?