— На Донбасс, — автоматически поправил я.

— Под Донбасс, бля. Не перебивай. Я эту херню от тебя слушаю уже сутки. Все, хватит. — Вася спрыгнул с койки и потянулся к зажигалке. Зажигалка была привязана веревочкой к гвоздику, гвоздик был заколочен в фанерную светло-зеленую стенку кунга.

— Не в этом дело.

— Именно в этом. И-м-е-н-н-о. Все, хватит. Можешь грызть себя годами, но меня избавь от этой херни.

— Эй, автопроебашка! — мимо кунга протопал Президент в компании с печальным мокрым Федей — в наряд идут, на «Кишлак».

— Так, Жигуль, йди куди йшов, птур башка попадет — совсєм больний будеш! — крикнул Вася.

Президент заржал и потопал вниз. Федя тащил ящик с Б-32 и, что самое главное, молча. Золота людина.

— Так вот, — продолжил Вася. — Сепары пришли на Донбасс, принесли с собой установку и ракету. Один поставил эту штуковину на землю, второй взгромоздил ракету, а потом они выстрелили по бусику.

— Ну, — буркнул я. — И шо?

— А то, шо если бы не они, то ты бы ставил свою машину в любом месте террикона. И ни хера бы не боялся.

— Если бы они не пришли, нахер мне был бы нужен этот террикон, — пробурчал я.

— И ты, что самое интересное, прекрасно все это понимаешь. — Вася затянулся, поднял голову и выпустил дым вверх, в низкое влажное небо. — Но жрешь мозги и себе, и мне.

— Жру, — согласился я.

— Ну, так жри, тока себе и молча. Не еби мене й не мучь. Вася выкинул бычок в пустой цинк, служащий пепельницей нам и всем Збройним Силам, поежился и полез на койку.

Я привалился плечом в дневном проеме и катал в пальцах мелкий камешек. Камешек царапался.

— … Танцор, це Чарлі. Зімбабве, — промявкала моторола.

«Зимбабве» в этом месяце означало «к нам неизвестная машина».

— Ого, — сказал Вася, — кого это в нашу глушь принесло? Я пожал плечами. Кто-то был настолько идиотом, что приперся к нам днем. Хотя мне уже было похеру.

На подъеме ревел грузовик. Я выскочил из кунга, на ходу набрасывая грязную куртку, и, чавкая грязюкой, побежал наперерез машине. Тяжелая, полная водовозка остановилась в аккурат напротив нашего автокемпинга, тяжело скрипнув тормозами и издав вот это вот звук «пчшшшш…». Ровно вот там стал, где ее отлично видит сепарский птурист. Я бросил взгляд налево, споткнулся и чуть не упал. Что я надеялся увидеть? Пуск ракеты? Приближающуюся огненную точку? Черт его знает.

— У.буй отсюда! — метров за десять заорал я в сторону кабины. — Дебил, мля, говорили же, днем не приезжать!

Пассажирская дверь с душераздирающим скрипом открылась, и на холодную щебенку спрыгнул немолодой мужик среднего роста, средней внешности, со средне-банальным автоматом и пээмом в мерзкой советской кобуре, ну и, само собой, без броника. Ну вот вообще класс.

— Ты где стал? — набросился я на него.

О, а у меня, похоже, истерика. Всю злость на себя, копившуюся сутки, все раздражение и весь страх я сейчас выплескивал на этого обычного человека. Меня несло, я понимал это, но остановиться не мог.

— Совсем дебил? Тут птуры летают, нахер ты приехал?

Мужик ничего мне не ответил, повернулся, с лязгом захлопнул дверку, и машина, захрипев предынфарктым двигателем, поползла вперед и направо, за склон. Фуууух.

— Добрый день, — совершенно спокойно сказал мужик и замолчал, выжидательно глядя на меня.

— Здрасте, — буркнул я и не менее выжидательно уставился в ответ.

— Я из семьдесятвторой бригады, майор Н… — после паузы сказал мужик и открыл папку, которую, оказывается, все это время держал в руках. — Мне нужен лейтенант Коряк и сержант Кучма. Проводите?

— Провожу, — буркнул снова я, развернулся и молча пошел к кунгу.

Майор потопал за мной, перескакивая через особо грязные места террикона. О как, а он в кроссовках легких. Капец обувке его, не отчистит потом. А кроссовки означают что? Правильно. Штабной. Че приехал?

— Цель вашего визита в нашу страну? — поинтересовался я.

— Ээээ… — Майор аж улыбнулся от такой наглости. — А вас как звать-величать?

— Мартин. Младший сержант пока еще. А не, со вчерашнего дня — просто сержант.

— К командиру проводите меня. Я… по замполитской части.

— Николаиииич! — заорал я под окном кунга. — Товарищ лейтенант, я искренне выбачаюсь! Тут до вас товарищ майор приехал, из контрразведки!

— Контрразведка… — хмыкнул майор и опять улыбнулся. Подозрительный нынче ахвицер пошел, я ему хамлю, а он улыбается. Нормальный штабной меня уже разъ.бал бы в пух и прах.

— Внимательно, — высунулся из дверей кунга Вася и совершил положенный в пехоте ритуал гостеприимства. — Проходите. В смысле — заползайте. Чай или кофе? Рекомендую кофе, чай у нас в этом году не уродил. Ща я чайник поставлю…

— Кофе, — кивнул майор. — Я к вам, собственно… Вы же Коряк? О, отлично. Так… — майор вдруг выпрямился в кунге, доставая макушкой до грязного потолка, голос его внезапно обрёл… ну не знаю… торжественные, что ли, нотки. — От лица и по поручению командира семьдесят второй бригады… за проявленное… та бездоганне і професійне виконання… нагородити почесною грамотою.

Из папки появилась грамота. О как! Мы тут бусики теряем, а нам грамоты дают.

— Это за что? — с опаской спросил Вася и аккуратно взял бумагу двумя пальцами за уголок.

Грамоту в армии ему еще ни разу не давали.

— За «жигуля» — сказал майор и покосился на чайник, — а младшего сержанта Кучму можно вызвать?

— Он в наряде, — сказал я очевидное.

— Товарищ майор… А вот честно. Хлопец в наряде. Вам не впадл… Вас не затруднит вместе со мной пройти прямо на спостережник и вручить ему там грамоту? Ему будет приятно. А то срывать его неохота, тут шестьсот метров по дороге, а наградить бы надо.

— Не, не впадл… Да, конечно, не вопрос, — тут же, без малейшей паузы, ответил майор. — Наоборот, сочту за честь.

— Хєррасе, — сказал я почему-то вслух.

Майор и лейтенант посмотрели на меня и вылезли из кунга. Ого. Да они реально сейчас на «Кишлак» пойдут. Шось на териконі здохло, цельный майор из штаба грамоты привез и сейчас на позиции по грязи погребет. Мдааа. Умеет армия удивлять.

— Может дутики дать? — я кивнул на кроссовки гостя.

— Не надо, — запротестовал майор. — Справлюсь.

— Кофе завари нам понажористей, — сказал Вася.

— Вы лучше Жигулю грамоту не давайте. Он же теперь полгода будет понты кидать, — проворчал я.

Две фигурки завернули за кунг и потопали по дороге.

— Повертайтесь живими! Янгола охоронця! — крикнул я вслед.

Вася обернулся и показал мне кулак. Чайник начал закипать. Я заскочил в домик и налил воды в кружку. Пошатнулся, и вода малюсенькой волной выплеснулась на грязный фанерный пол. Я поднял нестриженую голову и посмотрел на полку, сделанную из патронного ящика. На полке валялся патрон Б-32 для «дашки» и два запасных аккумулятора для «моторолы».

Фактически, все свелось к двум вещам. Всё в стасисе, Земля остановилась, и иногда кажется, что это все уже тысячу лет — камни, восходы, закаты, отсутствие питьевой воды, грязь, изумрудные листья и черные тела пулеметов. Радиоволны и летающее железо. Это продолжает работать.

Радиостанции незримыми нитями связывают нескольких уставших людей постоянно. Я настолько привык к радиостанциям, что, уезжая с позиции, постоянно ищу их. И постоянно проверяю зарядку.

Патроны в пистолете, патроны в пулемете, холодные латунные капли в цинках. Патроны, патроны, патроны… Мы постоянно пересчитываем их. Хватит, не хватит?

Хватит для чего? Радиостанции и патроны.

Радиоволны и убивающий металл. Фактически все свелось именно к этому.

И чувствуешь себя спокойно, только проверив, что у тебя с собой три полных магазина к пээму, а радиостанция только что прошипела: «… то Чарлі. В нас все нормально, вони не попали…».

А камни, восходы, закаты и черные тела пулеметов были всегда.

Последние волны.

Мы в них попали — разные. Ну, вот совсем. Тут такие удивительные истории жизни… Уникальные, то есть, ровно такие же, как и в предыдущие волны. И вот такие вот мы и поехали в АТО в 15-м. Тогда нам казалось — всё, вечное перемирие, война стала… не такой, как в четырнадцатом и в первой половине пятнадцатого. Огонь прекращен, сиди в блиндаже или в доме, сходи с ума, тоскуй по дому и стреляй по мышам. Амба, парни, мы просто тут побудем годик, и всё. Нулевка, тыловые, материк — непохоже, чтобы нас готовили воевать, похоже, что мы должны были сменить третью, так нам тогда казалось, ну и… как сказал мне тогда один десантник-доброволец: «Мартин, на войну надо идти вовремя». И мы поняли, что вот как раз вовремя — не успели.