Малышка рукой к заднему карману тянется, паспорт, если по красной корочке судить, вытягивает и передо мной на стол кладёт, продолжив свою порцию кофе гипнотизировать взглядом потерянным.

— Зачем? Предлагаешь кредит на тебя за спасение оформить? Так маленькая еще, тебе не дадут.

— Я не маленькая. Мне есть восемнадцать. Посмотрите… Посмотри.

Тася. Таисия. Двадцать один год, если я считать за это время не разучился.

Всё равно Оленёнком её называть буду. Прилипло так, что хрен отдерешь.

— Ладно, Бэмби, накосячил я. Давай жратву сюда, коли не передумала еще — будем пробовать.

А в процессе я у девчонки узнаю кое-какие детали жизни её.

На сытый желудок оно как-то легче идёт.

Не врал отчим.

Связи в полиции у него остались.

Иначе как объяснить моё обнаружение?

В прошлый раз я сама прокололась: подписала договор аренды своим именем, квартиру сняла в нашем районе, чтобы брату было привычнее, и не слишком по сторонам оглядывалась.

Сейчас я забралась на самую окраину, упросила подругу помочь паспортом — мы с ней были похожи, бабулька-собственница даже не заметила подвоха — и сменила место работы, уйдя в неофициальное плавание.

Только вот бедро всё равно ноет тупой болью, а руки до сих пор дрожат при каждом моём взгляде на стальные ножницы, которыми, кажется, я бы не побрезговала воспользоваться при отсутствии помощи со стороны.

Мужчина ковыряет уже вторую порцию в тарелке, не давит на меня расспросами и требованием немедленно всё ему выложить, позволив мне немного успокоиться и связать путаные мысли в единый полноценный рассказ.

— Мне было девятнадцать, когда мамы не стало. Какой-то богатенький отморозок сбил её вечером на пешеходном переходе. Если бы он не испугался за свою задницу и не скрылся бы с места происшествия — мама была бы жива, — губы сами шевелятся, я же просто смотрю в одну точку и медленно погружаюсь в темноту моего прошлого. — Отчим тогда был при погонах, сам взялся за это дело, но у ублюдка на чёрном джипе оказалось слишком много денег на счетах. Он откупился, а Вадима «вежливо» попросили уйти — через сына родного зашли, пригрозили ещё одним опознанием в морге, если он в ту же минуту не прекратит копать. Увольнение же оказалось уроком за слишком бурную самодеятельность. Подозреваю, его руководству пришлось побегать ради свободы убийцы моей матери.

— Иди-ка ты сюда, — мужчина перебил мой монолог, подхватил на руки и устроил в своих объятиях на диване, позволив мне уткнуться носом в его часто вздымающуюся грудь. — А вот теперь продолжай.

— Вадима хватило на два месяца. Потом он взялся за бутылку. Сначала в одиночку на кухне по ночам, потом он стал похмеляться алкоголем с утра, а дальше начались бесконечные компании таких же любителей выпивки. Мы с братом закрывались в комнате на хлипкий замок и каждый раз с замиранием сердца ждали наступления рассвета. Нам тогда казалось, что все монстры растворяются от дневного света.

— Сколько ему? — тёплая ладонь гладит меня по волосам, а я вдыхаю запах мужской туалетной воды.

— Шесть, — отвечаю на автомате, а после продолжаю. — Я училась в университете на очном, по вечерам нянчилась с братом и параллельно писала всякое для однокурсников за деньги, потому что нам элементарно нужно было что-то есть. Вадим пропивал их общие с матерью накопления, но, надо отдать ему должное, за квартиру платил исправно. В таком режиме мы существовали примерно год.

— А потом что случилось, Оленёнок? — своими вопросами мужчина даёт мне возможность сделать вдох. Я не замечаю, как перестаю глотать кислород во время рассказа.

— Из Вадима полезла агрессия. Ему было плевать, что перед ним стоит маленький ребёнок или женщина, ниже его на голову. Мы огребали за каждую мелочь. Один раз ночью я из-за отсутствия сил отключилась настолько крепко, что брат не смог меня разбудить. Он захотел в туалет и вышел из комнаты один. Проснулась я из-за болезненной хватки в волосах, когда отчим стащил меня с дивана и велел сделать так, чтобы «этот поганец заткнулся». Мой брат сидел на полу в ванной и пытался остановить кровь из разбитой брови — Вадим отпихнул его слишком сильно и тот ударился о край ванны.

— Блять… — я почувствовала, как мужчина напрягся: мышцы мгновенно стали каменными, а ладони сжались в огромные кулаки. — Надо было этому недоноску хлебальник подрихтовать всё-таки, — от столь грубых выражений меня коробит, но в глубине души я тоже жалею, что отчиму удалось легко отделаться.

Ты перестаёшь светиться изнутри радугой доброты после нескольких затрещин из категории, что называется, «от души».

До искр перед глазами.

— Я взяла академ по семейным обстоятельствам и пошла работать. Накопила на первое время денег, сняла маленькую каморку и забрала с собой брата. На меня Вадиму было и остается плевать, у нас изначально отношения тёплыми не сложились, а вот сына он мне простить не может. Понять при нашем первом обнаружении не могла, зачем ему мальчик, если единственный его интерес плещется в стакане.

— Ты не думала лишить отчима родительских прав и забрать пацана себе?

А вот мы и подобрались к ещё одной интересной части моей исповеди.

К той, где всё решают деньги.

Мне так спокойно.

Уютно в руках человека, имени которого я до сих пор не знаю.

Особенно когда мужчина играется с моими пальцами: ловит ладонь, переплетает со своими, гладит мозолистыми, слегка огрубевшими подушечками, заставляя меня вздрагивать от щекотки каждый раз, когда он касается центра ладони.

— Я на пути к тому, чтобы забрать Сашку себе раз и навсегда. Органы опеки готовы за определенную сумму закрыть глаза на отсутствие у меня собственного жилья и официального дохода. Связи Вадима не настолько высокопоставлены, он не сможет протянуть к нам руки. Мне осталось не так уж и много: несколько месяцев без отдыха и штрафов в кафе. Брать чуть больше платных заданий, чтобы после всей процедуры оформления мы с братом могли уехать из этого города и больше никогда не бояться. Я так устала от этого, — выдыхаю и кладу голову на мужское плечо.

Закрываю глаза, на короткий миг представляя свою будущую жизнь, и почему-то именно сейчас она кажется какой-то не совсем полной.

Что-то изменилось.

Кому-то это может показаться смешным, но всего двадцать четыре, даже меньше, часа с момента знакомства могут прочно поселить одного определенного человека в ваших мыслях.

Человека, без которого как раньше уже не получится.

— Про какие бабки он тут вякал?

— А… Сашке там немного от государства за мать капает каждый месяц. Сумма небольшая, но на продукты выручает. Вадим, видимо, решил, что ему нужнее, поэтому и хочет забрать сына. Квартиру он свою уже на поменьше выменял, работой алкаша не балуют — захотел обогатиться за счёт сына. Хотя там и на коммуналку не наскрести, если уж откровенно. Ему Саша, наверное, только из-за этих крох и нужен.

Если брат попадёт в руки моего отчима — я боюсь представить дальнейшую жизнь мальчика. Голод, постоянный страх, побои… Список можно продолжить вещами и похуже.

— Откуда только мужики такие берутся… — протянул, откинув голову немного назад.

Я разглядывала татуировку на его руке и не успела поймать момент, когда пальцы сами потянулись к не слишком чётким контурам. Выглядело довольно неплохо вблизи, но создавалось ощущение, что либо мастер был не совсем профессионалом своего дела, либо ей уже много лет.

— В тюрьме сделал.

Он замер, я тоже не смела пошевелиться. Мужчина жаждал впитать мою реакцию, а я не понимала, как именно после этих слов должна себя вести.

Чего именно он хотел добиться признанием?

Одно лишь стало ясно сразу: страха не было.

— Я сидел, Оленёнок.

— Сколько?

— Сколько раз? — усмехнулся мягко и вздернул брови.

Нет, на рецидивиста он точно не похож.

— Лет.