— О да, кровавые надписи — мой излюбленный способ общения! Как вижу, так сразу хочу подружиться!

— Со временем они бы перешли на нормальные разговоры!

— Со временем я бы свихнулся и разговоры были бы уже ни к чему!

— Я смотрю, вы уже не так голодны? — не выдержала я.

— Зовите свою Катрин, — прорычал Рэйнер.

— Вы хозяин, вы и зовите, — фыркнула я, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула. — Меня теперь они вправе игнорировать.

Рэйнер зажмурился, стиснул переносицу пальцами, да так и замер на пару минут. Грудь его тяжело вздымалась, ноздри трепетали, на челюсти играли желваки. Ненадолго хватило горячего чая, надо и правда покормить человека, пока он меня не съел.

— Просто приказать подать завтрак? — тихо уточнил он.

— Формулируйте четко, не оставляйте лазеек, с помощью которых можно извратить приказ.

— Ясно. — Рэйнер выдохнул, открыл глаза и вытянулся по струнке. — Катрин.

— Призываю Катрин, — подсказала я и удостоилась злобного взгляда.

— Призываю Катрин, — практически прорычал Рэйнер, и на полке за моей спиной содрогнулись котелки.

— Говорите, она здесь, — кивнула я, но упрямый мэйн не поверил.

— Катрин, ты здесь?

— Да-а-а-а, хозяи-и-и-ин, — замогильным голосом пронеслось под потолком.

Я еле удержала рвущийся наружу смех, заметив, как при этом перекосило Рэйнера. Он-то не видел эту милейшую блондинку с очаровательной улыбкой и ямочками на щеках. Вредную и зачастую жуткую, как и все здесь, но явно не соответствующую этому завыванию.

— Завтрак мне подадите ровно в шесть-тридцать. Горячую, свежесваренную овсяную кашу с топленым маслом и ягодами. — Рэйнер подумал мгновение и добавил: — Без иных добавок. Если не спущусь сам, велите кому-нибудь меня разбудить, а то тяжелый выдался день. Насчет обеда распоряжусь завтра.

— Слу-у-ушаюсь, хозяи-и-и-ин.

Меня раздирали противоречивые эмоции. Это как смотреть, как неприятный тебе человек, заглядевшись по сторонам, заносит ногу над глубокой лужей. Вроде бы надо окликнуть и предупредить, но и на результат посмотреть хочется. Мэйн ошибался, воспринимая призраков как живых и отдавая соответствующие приказы, но я не зря предупреждала о лазейках. Совету он не внял, и теперь…

Честно, совесть почти победила, и я готова была объяснить Рэйнеру его оплошность, но тут дословно вспомнила указание. «Завтрак мне подадите…» Не «нам», «мне», а вы, госпожа Гантрам, разбирайтесь сами.

Я захлопнула рот и ослепительно улыбнулась, заранее мысленно желая глубокоуважаемому мэйну Рэйнеру провалиться и приятного аппетита.

Глава пятая, в которой дом-то умный, а вот люди не очень

— Всегда завтракаете так рано? — совершенно спокойно уточнила я, когда мы покидали кухню.

Комната за нашими спинами тут же погрузилась во мрак. Прощально звякнули тарелки, явно предвкушая утреннее развлечение.

— Да, — отозвался Рэйнер. — Привычка. Как и не есть перед сном, насколько бы ни был голоден.

Так вот почему он даже не попытался попросить поздний ужин, хотя я не успела объяснить, что по ночам слуги в этом плане недееспособны. Что ж, не успела, а теперь и не придется. С этим пусть тоже сам разбирается, коли возникнет необходимость.

— Разумеется. А я вот раньше девяти редко встаю. — «Тонкий намек, уважаемый мэйн, тончайший. У вас еще есть шанс избежать беды». — И каши с самого детства не люблю. Никакие.

— Каждому свое, — невозмутимо пожал плечами этот… непробиваемый чурбан. — Я, к примеру, не понимаю всеобщей страсти готовить мясо с фруктами. Отвратительное сочетание.

Я аж с шага сбилась и, подавившись возмущенным вздохом, закашлялась. Не понимает? Отвратительное? А овсянка, вскипевшая с первыми лучами солнца, — это, значит, деликатес?

Стало ясно, что пора умывать руки, ибо твердолобость — это одно, но если человек не способен оценить пикантные кисло-сладкие нотки, что дарует фруктовая мякоть запеченному мясу, то он опасен для окружающих. От такого чего угодно можно ожидать. Может, он еще и шоколадные пирожные не ест? Вслух я ничего не сказала, но мысленную зарубку сделала: спиной к мэйну не поворачиваться ни при каких обстоятельствах.

В столовой мы не задержались, хотя я заметила, каким взглядом он окинул огромный стол на монструозных ножках-лапах, единственный стул, больше похожий на трок, и нежные кружевные салфеточки жизнеутверждающего багрового цвета на всех поверхностях. В вазах на угловых тумбах все еще чахли срезанные мной — с величайшего позволения Джерта — первые весенние цветы. Сейчас букеты напоминали скорее пучки засушенных лесных трав, что висят на потолочных балках в святая святых каждого уважающего себя книжного зельевара, но выкинуть их Рэйнер почему-то не удосужился. Не то в принципе не нашел времени заняться благоустройством, не то просто еще не добрался до столовой, не то призраки защищали эти веники с тем же рвением, что и каждую уродливую частичку Арве- мал-Тиге. Так, глядишь, превратят их в очередной артефакт.

С каждым нашим шагом по дому гасло все больше свечей, словно отрезая нам обратный путь и предупреждая, что экскурсию пора заканчивать. Лично я была не против, но, судя по упрямо поджатым губам Рэйнера, он вознамерился выжать из меня все соки, хотя сам уже с трудом держался на ногах.

В гостиной я наконец остановилась и скрестила руки на груди:

— Вопрос пропитания решен. — Относительно. — Устройство библиотеки показывать? Все тайны кабинета раскрывать? Или желаете услышать историю каминных часов?

Мэйн невольно покосился в сторону камина и вздрогнул, а я злорадно улыбнулась. Если трехглавое чудовище еще не довело его до нервного тика, то сей благостный миг точно не за горами.

— Историю часов — не надо, — уверенно произнес Рэйнер и вдруг с удобствами расположился в недавно покинутом кресле, явно настраиваясь на долгий разговор.

— Я хочу услышать историю дома.

Я моргнула. Руки безвольно повисли вдоль тела.

— Всего дома? — выдохнула. — От и до?

— Сегодня обойдемся без подробностей, — смилостивился мэйн. — Но пока вы усталая и растерянная, и не успели обдумать, что мне можно рассказать, а что лучше скрыть, я был бы рад хотя бы основным сведениям. Кто. Когда. Зачем. Как.

Каким-то чудом я сумела подавить нестерпимое желание послать бесчувственного солдафона к чьей-нибудь матери. Пока я усталая и растерянная, видите ли. Не по- мужски пользоваться женскими слабостями. Не по-мужски сначала набрасываться на меня, как на преступницу, а потом требовать ответов, даже не дав умыться после долгого дня. «А с тобой по-другому и нельзя. Даст слабину- и сожрешь его с потрохами», — наверняка сказала бы сейчас Тильда, будь на мне кулон, но… Рука инстинктивно потянулась к шее. Но я по дурости заперла его в сейфе вместе с деньгами, а сама она, похоже, так оскорбилась, что теперь и золотыми побрякушками не выманишь. Золото Тильда любила беззаветно. И увы, безответно, потому как все, что она цепляла на себя в материальной форме, загадочным образом навеки терялось уже через пару минут.

Проклятье.

Едва не топнув по-детски ногой, я поморщилась, вздохнула и тоже уселась.

— Ну, так что это за трехэтажное отродье? — подбодрил Рэйнер.

Пламя в камине взметнулось и с легким хлопком вновь опало, прильнув к поленьям.

— Уныйом, — невнятно промычала я.

— Что-что?

Я зажмурилась, сомневаясь, что смогу еще раз повторить самое идиотское в мире название, и выпалила:

— Умный дом.

Уверена, Раджинманд Гантрам жутко гордился своей задумкой. Холил ее, лелеял, высиживал, будто сказочный дракон драгоценное яйцо. А когда наконец выстроил в голове основную цепочку, вскочил как ошпаренный, ринулся к ближайшему столу с перьями и бумагой и накарябал это мерзкое «УМНЫЙ ДОМ» огромными буквами на самом верху желтоватого листа.

Ниже он кратко перечислил основные жизненно важные человеческие потребности, набросал свой распорядок, который, впрочем, и без того знал назубок, ибо на удивление занудный быт его не менялся лет с двадцати, а в конце поставил размашистую подпись: «Р. В. Г.». Тайна этой средней «В» мучает меня по сей день, ведь ни в одном семейном документе — а перерыла я их немало — второго имени старого некроманта не значится. Даже в родовую книгу он вписан, безусловно, вычурным, но вполне себе одиночным «Раджинманд».