Ник для Шани — жизнь.

И эта жизнь нагоняла её в каждом новом месте жительства. Шани шагала по громадным мегаполисам с извечной острой усмешкой на подрагивающих губах; извивалась в развязных танцах в самых порочных клубах мира под оглушающие музыкальные биты и мерцание неона; задыхалась хрипящими рваными стонами под чужими телами в дымке мимолетного удовольствия.

А потом просыпалась наутро в чужой постели — исцелованная чужими губами, залюбленная в гостеприимной тьме чужого дома ради легкого удовлетворения в ритме своей жизни; Шани набрасывает на плечи чужую рубашку и давит в себе это безумное ненормальное желание: несколько цифр, тонкое подрагивание ресниц, мягкий бархатный смешок в трубку: «Ник, пожалуйста, я так скучаю; знаешь, хуже всего — думать о том, что ты не простишь, если я вдруг решу вернуться, больнее уж и быть не может, клянусь тебе, папа». И так каждый божий день в ожидании вечности. А вечность теряется на циферблате часов, на горящем дисплее, на жужжании приложения, определяющего геолокацию: «США, Вашингтон, трасса».

Не будь такой трусливой дурочкой, Шани, бога ради, тебе совершенно не идет эта напуская соблазнительность праведного ангела в черными от копоти крыльями, окровавленным чувственным ртом и небьющимся сердцем в женской груди — ты не человек, ты тварь, жаждущая очередного бессмысленно-спонтанного траха без особой любви или привязанности прямо здесь и сейчас, даже если вокруг соберется удивленная толпа, вторящая воплями вслед властным мужским рукам, орудующих где-то у тебя под юбкой.

Ну же, Шани. Сейчас или никогда?

Шани возвращается в реальность толчком очередного игривого ответа — флирт льется с ее губ облепиховым медом.

— Мало я тебя порол.

— Это не правда, пап, — щебечет Шани лукаво, прижимаясь щекой к плечу полицейского, — в воспоминании я предпочитаю метод кнута и пряника, но только без кнута. Наказание лишь рождает большее желание отсутствия повиновения, знаешь ли.

Ритм их безумного спектакля пред служителями закона — это что-то новенькое, что свежее и что-то очень привлекательное, настолько, что она загорается очередной идеей. Наверное, поэтому её хорошенькое личико оказывается очень близко к обнаженной шее бедняги, но все заканчивается очень быстро.

— Ай-яй, — фальшиво ноет Шани, когда Ник почти ласково оттаскивает её от ошарашенного таким развязным напором мальчишки и крепко-крепко прижимает к себе, пряча в стальных змеиных кольцах ревнивого владения; она втягивает носом его запах и трется бедром о бедро, кокетливо заглядывая в глава игривой кошкой и умудряясь тоскливо вздыхать в нужные моменты, и, что неудивительно, таять лишь от мягкого прикосновения мужских губ к собственному виску.

И, подчиняясь его игре, Шани прижимается плотнее к горячей ладони бедром и даже молчит, уютно греясь в объятиях приемного отца до тех пор, пока обдуренные полицейские сваливают искать несуществующего мотоциклиста.

— Ну вот, — недовольно ворчит она, — теперь ты уподобился малолетней мне и решил ограбить бедняг. Не стыдно, Ник? — она прозорливо улыбается, уворачиваясь от его вытянутой руки, покорным золотым вихрем влетает в распахнутую дверь машины и устраивается на переднем пассажирском сиденье, беспрестанно дуя губы.

Девчонка стряхивает собственную сумочку на пол и забрасывает бесконечно длинные ноги на бардачок, скрещивая их в лодыжках и полностью откидываясь на кресло; мрак ползет тенями по её бледному и недовольному лицу, целуя щеки, лоб и ресницы.

— Это скучно, — тоскливо ноет Шани, а после вдруг гибко сгибается и принимается лениво развязывать розовые шнурки на ботинках, пока Ник заводит тачку. Она сбрасывает обувь куда-то вниз и прижимает обнаженные стопы к стеклу, на этот раз злясь ещё сильнее.

— Умолкни.

— Нет, реально скучно! — она обмахивается ладонью и морщит нос. В салоне жарко. Душно, одуряюще сильно пахнет её духами, сигаретами и ещё чем-то сладковатым, и пока тачка набирает скорость, скучающая без разврата Шани с головой ныряет вниз в поисках брошенной ранее сумки. Она вытаскивает из маленького кармашка прозрачный пакетик с маленькими розовыми таблетками, подцепляет одну и отправляет в рот, словно сладкую клубничную конфету. Вторую вертит в пальцах.

— Хочешь? — предлагает она неожиданно, — это молли. Не особо сильная, но если принять штук десять, то торкнет даже вампира, — она сдавленно хихикает, поднося наркотическую конфету к строго поджатым губам Ника, но когда тот недовольно отстраняется, то девчонка обиженно закатывает глаза и отправляет её себе в рот, безмятежно улыбаясь, — ну ты и зану-у-уда.

Она снова лезет в сумочку и на этот раз копошится дольше в поисках сигарет. И не находит — смятая розово-белая пачка валяется рядом с ногой Ника, прямо среди остатков пепла от прошлой поездки и парочки фантиков, которые Шани побросала специально. Она лезет вперед и ловко выхватывает пачку с двумя оставшимися ментолово-вишневыми сигаретами и сует одну в рот.

— Сигарету? — светски интересуется девчонка, но ответа не ждет: поджигает серый кончик вовремя стянутой с заднего сиденья зажигалкой и зажимает фильтр зубами.

— Прекрати, — вздыхает Ник.

— Куда едем-то? Трахаться, я надеюсь?

И, подтверждая серьезность своих намерений, Шани запускает шаловливую ладонь ему под пояс джинс, подцепляя ногтями ремень и начиная возиться с жесткой неудобной пряжкой.

— Ещё одна шутка про член, и ты возьмешь его в рот.

— О, мне нравится твой настрой!