– Здорово. Так, значит, дядя хочет, чтобы ты помогла ему на войне?

– Дядя пока ничего не говорил.

– Послушай, – Эрик оглядывается и берёт её за руку, – не соглашайся. Война – это очень опасно. Особенно для того, кто пришёл с той стороны книжного переплёта, то есть для таких невинных и ничего не знающих, как ты. Ты можешь погибнуть. Мои родители и старшие братья так погибли, хотя они были отсюда, из воображённого мира. Их засосали чернила…

Эрик готов рассказывать и рассказывать, сыпать холодящими душу подробностями, запугивая бедняжку Эллу, но его резко обрывает незаметно подкравшийся краснощёкий лучник.

– Эй, вы двое! Командир ожидает. Мне приказано вас проводить.

В шатре сидит дядя Марк, по-турецки скрестив ноги. И на фоне гиганта всё кажется игрушечным: и дымящийся железный чайник, и мечи, и стул. От богатыря за версту разит недовольством.

– Вы двое сильно меня разочаровали. Особенно ты, Элла, ― сверкает глазами. ― Я ожидал, что ты окажешься послушной девочкой. Скажи, к чему ты полезла на Пепелище? Думаешь, что войны – это забавно?

Элла виновато опускает взгляд. Она вовсе не желала поразить дядю своей хулиганистой натурой. Если бы только ей кто-нибудь объяснил, о каких войнах идёт речь и какие опасности поджидают на страницах книг! Она бы, конечно, вела себя как примерная девочка, послушно бы сидела в комнате летающих предметов и глазела на несуществующее озеро.

Дядя Марк отбрасывает одну из подушек, и под ней оказывается небольшой квадратный томик в тёмно-красном кожаном переплёте, чуть порванным по уголкам. И позолота с заглавия – «Книга переходов» – местами стёрлась.

– Открой двадцать вторую страницу и прочти, Элла.

Девочка, осторожно взяв книгу (как хорошо, что ты не кусается!), послушно исполняет просьбу-приказ.

«Раньше гостиная на первом этаже была зеркальным залом, где упражнялись в колдовстве. Но в середине двадцатого века во время войны взрыв бомбы безнадёжно уничтожил все зеркала, и при реставрации решено было переоборудовать залу волшебства в гостиную, которая по праздникам служит и столовой.

Главным украшением комнаты является старинный камин со встроенными в него часами и мраморной книжной полкой…»

Уютно трещит огонь. Урчит огромный серый кот, очарованный звуками маятника, жмурится от удовольствия. А Элла? А Элла стоит посреди гостиной и сжимает в руках «Пепелище». Дядя, Эрик и неизвестная война остались в чернильных болотах книги.

Утром Элла просыпается чуть свет. Над полем ржи ещё витает призрачная дымка, скрывающая его ночью, доносится приглушённый плеск русалок, мелькают призрачные тени красавиц-утопленниц. В тыквах истлели свечки, и домовой-невидимка меняет их на новые, блуждает по огороду болотным огоньком. А тёмно-голубой лес вдалеке едва проступает сквозь туман.

Путешественница бесшумно набрасывает халат, надевает мягкие тапочки и крадётся в покои Дантессы. Девушка не спит. Как и в прошлый раз, чародействует. Глаза закрыты, локти согнуты, ладони раскрыты как чаши весов. Вокруг парят три фарфоровых чашки с пастушками. На коленях – книга в розовом переплете с густо исписанными страницами.

Элла садится рядом на пол и заглядывает в пособие юной ведьмы, но неуклюже задевает Дантессу, и чашки падают, брызжа осколками.

– Ой, извини.

– Ничего, у меня бы всё равно ничего не вышло, – вздыхает Дантесса. – Уже второй месяц пытаюсь. Это бесполезно.

Элла мало что понимает. Дантесса кажется ей мифическим созданием, оракулом, пифией, прорицательницей. За туманом её глаз цвета морской волны хранятся удивительные тайны, сказания неведомого мира. Элле хочется прикоснуться к ним, но она не знает, как подружиться с хозяйкой чашек. Осмелев, девочка берёт с колен Дантессы книгу и читает:

– «Чашки танцуют. Чашка с пастухом задёт ритм. Две остальные повторяют за ней. Движутся по кругу».

– Ага, танцуют, как же, – хмыкает Дантесса. – Падают и бьются.

– Чашки должны выполнять то, что написано в книге? – догадывается Элла.

– Да. Но у меня не получается, – Дантесса сгребает осколки, достаёт из-под кровати тюбик «Искорочного клея» и с ловкостью мастера, как мозаику, собирает пресловутый сервиз.

– Может, дописать «Чашки не падают и не бьются?»

– Я уже пробовала. Не вышло, – Дантесса перелистывает несколько страниц и тонюсеньким пальчиком тыкает в абзац. – Я обречена.

– А как это работает? Ну, левитация. Ты просто пишешь то, что хочешь получить?

– Да, – кивает Дантесса и мягко отбирает у Эллы розовое сокровище. – Но для этого нужно обязательно иметь свою книгу, а ещё лучше книгу, которая признала тебя. И, конечно, богатую фантазию. Без фантазии, без воображения – книга лишь макулатура. Но когда у тебя есть воображение, когда ты хотя бы чуть-чуть выдумщик, ты можешь использовать книгу для усиления своего воображения. Знаешь, иногда людям удавалось достичь невообразимых высот! Например, Ральф Родерикович Норкин, наш предок из восемнадцатого века, сотворил стаю драконов, и они прожили около полувека! Представляешь? Очень трудно поддерживать такую ораву.

Дантесса вздыхает.

– Я, в общем-то, и не надеюсь особо на успех. У нас, тех, кто родился на этой стороне книжного переплёта, – шансы не велики. Мы почти полностью лишены воображения. А таким, как я, и вовсе никакого волшебства не светит.

– Разве это возможно? – удивляется Элла. – Как может не быть воображения? Ты что, даже снов красочных не видишь?

Элле безумно жаль подругу (а белокурая девушка, конечно же, подруга, ведь Элла ещё ни с кем так долго не беседовала без обид и подколов). Неужели, как и серая Демидова, Дантесса не витает в облаках, не танцует с дельфинами, не скачет во весь опор на лихом коне?

Неужели можно жить без фантазий?

– А вот так. Можно читать сказки, перебирать наборы букв. Можно читать и впитывать в себя, чувствовать, проживать написанное, а можно самим создавать образы и придумывать сказки. Я худо-бедно читать умею, но придумать что-то своё у меня силёнок не хватает. Вот Хельга могла… Хотя и родилась здесь, в доме на границе меж настоящим миром и воображённым. Но, знаешь, – Дантеса переходит на шёпот, – говорят, что Хельга сама из воображённых, но колдовать умела, и это здорово у неё получалось! Просто понимаешь, для зеркальных и воображённых волшебство фантазий губительно, это как мышьяк, который проникает в тебя и отравляет изнутри. В общем, Хельга потерялась в переплётах, в буквах, в образах, словом, завообразилась и навсегда осталась в несуществующем мире, в мире, который есть только в её голове, но в действительности не существует. Она никогда не найдёт тропинки назад.

Элла сдвигает брови.

– Знаешь, Дантесса, я сейчас ни словечка не поняла… Ну, если ты лишена воображения, то получается ты, хм, не из настоящего мира? Ты – ненастоящая? Воображённая?

Дантесса поджимает губы, отводит взгляд. Элла напряжённо следит, как мрачнеет её светлое личико, как его, подобно кораблям, бороздят тени сомнений.

– Дядя Марк ничего тебе не говорил, да?

– Да.

– Ну вот, – Дантесса вздыхает и обхватывает себя за плечи, – будь бы у меня воображение или хоть чуть-чуть мозгов, сама бы до этого додумалась. А я разболталась с тобой! – чётко, с расстановкой произносит звенящим голосом: – В общем, Элла, тебе категорически запрещено находиться на третьем этаже, общаться со мной или Хельгой. Уходи. Немедленно.

Последние слова Дантесса выплёвывает со злостью. Элла вскакивает и убегает к себе. На глазах наворачиваются слёзы. Разве это справедливо? Что она такого сделала? Всего лишь хотела подружиться, вместе читать о мушкетёрах, скакать на воображаемых лошадях и спасать заколдованных принцесс от злых драконов.

В спальне Элла с головой забивается под одеяло и утирает слёзы краешком ночной рубашки.

– Нельзя же быть такой тряпкой! Сейчас, небось, Марфа Ильинична отчитывать будет. Надо собраться и доказать всем, что мне можно доверять!