Мой дом – моя крепость.

В квартире никого не было. Рома включил кондиционер, налил холодный чай и вернулся к себе в комнату. Пора было заняться одним делом, которое он долго откладывал. Надев зимние перчатки, он открыл шкаф. Там на полке, под сложенной одеждой, лежала небольшая красная книжка, похожая на дневник размером с ладошку. Он положил её на стол рядом с компьютером и отошёл на несколько шагов. Всё, что осталось от Светы.

– Прошло уже несколько дней, что думаете?

«Ты же сам чувствуешь, защита на ней всё ещё есть», – сказал Вечность.

– Ты же говорил, что после её смерти символы потеряют свои силу, – Рома старался не произносить её имя.

«Говорил. Мои бы потеряли, а тут другой случай. Девушка была талантлива. Печати – сложная штука. Тем, которые я использовал, нужно время, чтобы активироваться».

– Так что, взламываем?

«Да».

«Нет».

– Чёрт, опять вы за своё? – Рому разрывало это противоречие. – Значит, взламываем. Вечность!

«Сосредоточься, – скомандовал хранитель. – Любой символ это эленна, которая вращается по определённому контуру. Чтобы нейтрализовать печать, надо вытеснить эленну из контура с помощью своей. Судя по манерам твоей подруги, защита тут работает на прикосновение, чтобы не попасть под удар, между пальцами и книгой должен быть слой твоей эленны».

Рома снял перчатки и подошёл ближе. Закрыл глаза. Он ощутил, как эленна стекалась к его кистям, сопровождая это покалыванием в кончиках пальцев. Надавить. Вытеснить. Эленна служит моей воле.

Он прикоснулся к книге, и его обдало жаром. Пальцы почувствовали нарастающее тепло. Энергия неудержимым потоком скользила по контурам всех печатей, преодолевая страницу за страницей, разрывая и вытесняя чужую эленну. Но печати боролись, отвечая на давление растущим с каждым мгновением сопротивлением. Эленна словно стремилась вырваться, выскользнуть, как будто искала брешь, через которую можно было сломать концентрацию сознания Ромы. Но он не сдавался.

– Всё, – с облегчением выдохнул Рома спустя несколько минут.

Дневник вздулся, словно его намочили и высушили. Теперь это действительно книга, а не смертельная ловушка. Рома поспешил открыть его, на внутренней части обложки были нарисованы несколько символов собранных в один. Они показались очень знакомыми, хотя он их никогда не видел раньше. Рома медленно провёл пальцем по их контуру.

– А вот и защитные печати, – подсказал Вечность.

– Почему они не потеряли своей силы? – этот вопрос не оставлял его в покое, а ответ был где-то на этих страницах.

«Не знаю, – напряжённо и как-то задумчиво ответил хранитель вечности. – Определённо, её смерть потеря для нас».

Внутри опять что-то сжалось, но Рома прогнал эти чувства.

«Может хватит уже ныть по ней? Если будешь убиваться по каждому, потеряешь всех», – презрительно сказал Бесконечность.

– Заткнись, – Рома выпил холодный чай, снятие печатей его утомило.

Он медленно листал страницы дневника. На одних были обычные надписи, пометки, напоминания. На других те предсказания, о которых рассказывала Света: «20… не видно ничего», «Ехать лучше всего на автобусе», «Всё пришло в движение». И вот он нашёл те строчки, которые уже видел.

– «Роман», – тихо прочитал он своё имя рядом с рисунком. Тёмные волосы, наспех закрашенные зигзагами чёрной ручки, падали на глаза, оба разные.

Дальше он натыкался на необычные символы, сочетание кругов, квадратов, треугольников, грани некоторых были изображены в виде повторяющегося слова. Они показались ему знакомыми. Этот для защиты, этот как жучок работает. Он аккуратно загибал уголки таких страниц. Но другие были непонятны, не у каждого Света потрудилась написать пояснение. Или просто не успела. Кажется, придётся ещё поломать голову над многими из них.

«Я помогу разобраться, – прозвучал жёсткий голос хранителя вечности. А потом он неожиданно воскликнул: – Невозможно!».

– Что невозможно?

Ответа не последовало. Хранитель судорожно думал, и Рома буквально слышал, как тот рвёт на себе волосы и скрипит зубами.

– Что невозможно? – с нетерпением повторил Рома.

«Неужели ты не видишь закономерность? – ехидно спросил Бесконечность. – У неё двойные печати. У неё везде повторяется символ, который к печати не относится. Даже идиот бы это заметил».

Рома присмотрелся.

– Из-за него эленна не развеивалась? – Рома быстро пролистал книгу, этому символу была посвящена целая страница, но там не было пояснений.

«Это ключ от вечности?», – неожиданно серьёзным тоном спросил Бесконечный.

«Она не могла его создать. Это невозможно было сделать», – растерянно, словно, не веря самому себе, произнёс Вечный.

– Я ничего не понимаю! – Рома резко захлопнул дневник и замолчал на полуслове.

Щёлкнули дверные замки. Вернулись родители. Папа всегда утром подвозил маму на работу, а после – забирал. Рома и не заметил, как наступил вечер.

– … предчувствие никуда не исчезло, – донеслись слова мамы.

– Предчувствие, – фыркнул отец, закрывая за собой дверь. – Это всего лишь смесь опыта и плохого настроения. Привет, Ром. Ты как? Живой?

– Живой.

– Вот видишь? – Дмитрий показал рукой в сторону сына, дескать: «смотри». – Не накручивай себя.

Светлана поджала губы, но всё-таки согласилась:

– Ладно. Ты прав. Хватит.

– А в чём дело? – попытался спросить Рома, но его сразу же перебил отец.

– Когда ты наконец-то будешь жить отдельно? – наигранно-серьёзным тоном спросил он.

– Уже складываю вещи, – Рома улыбнулся.

Мама подошла к нему и заключила в долгие объятия, словно не видела несколько лет.

– Не шути так, Дим, – сказала она мужу.

Дмитрий имел внешность обычного мужчины, чей возраст вот-вот приблизится к переломной цифре «40». Редкий ёжик чёрных и седых волос, морщинистое гладковыбритое лицо, широкие, свойственные тому поколению, плечи. По правде говоря, он выглядел безобидно. Просто. Обманчиво. На это всегда попадались его недоброжелатели, которые не воспринимали его всерьёз. А всё потому, что за непримечательной внешностью скрывался хитрый, обидчивый и самовлюблённый человек – опасная смесь для всех, кто рискнёт отнестись к нему предвзято.

– Почему, Робин, ты смотришь на меня как на мишень? – мама вопросительно подняла бровь. Стрельба из лука была увлечением отца, которому он посвятил несколько последних лет, за что мама и дала ему несколько прозвищ.

– Да так. Все вы чуть-чуть с придурью.

От Светланы, матери Ромы, приятно пахло духами. Её тёмные волосы были аккуратно уложены, и из-под них поблёскивали робкие камушки серёжек. Лёгкий макияж освежал лицо, подчеркивая его правильные черты. Она была одной из тех, кто в детстве всегда играла с мальчишками и никогда не дружила девочками. Словно интуитивно, заранее, неведомо откуда знала, какими опасными могут быть девушки-подруги. В ней сочеталось безупречное знание стиля и милая женская безалаберность. Но было и нечто, что Рома буквально ненавидел.

Страх. Липкий, всепоглощающий страх. Демон, который поселился в его матери.

У Ромы был старший брат, погибший из-за несчастного случая. О нём не принято было говорить. Его имя не принято было упоминать. Но Виталик был с ними все эти годы, и Рома только сейчас это понял. Призрак погибшего брата не отпускал его мать уже двадцать лет. Он был с ними, когда её взгляд внезапно замирал, а улыбка сползала вниз, словно капли дождя на стекле. Он был с ними, когда она неожиданно подходила к Роме и крепко обнимала его. Он был с ними, когда она кричала на Рому за то, что не позвонил и не предупредил, что задержится.

Рома посмотрел на лицо матери. Его брат был и здесь. Опущенные уголки губ, словно к ним были привязаны невидимые гирьки. Морщины в уголках глаз.

Жизнь родителей Ромы складывалась непредсказуемо. Сначала у них ничего не было, потом они смогли кое-чего добиться, и сразу всё с треском потеряли. По кусочкам, по крупицам они собрали свою жизнь вновь. Их нельзя было назвать идеальной парой, просто они любили достоинства друг друга чуть сильнее, чем ненавидели недостатки. Жизнь смогла научить их главному – ценить то, что у них есть сейчас. Именно поэтому в их глазах был этот живой огонёк, они понимали, что завтра ничего может уже не быть. И ценили. Ценили насколько это возможно – короткое и неуловимое настоящее.