– Ты живешь одна?

– Одна. Отец сгинул на войне, мама умерла два года назад.

– Этот чурбан твой стол и стул одновременно?

– Это стол, он нужен для работы, на нем я ни разу не сидела.

– Ты шьешь шапки? – Квирик снял одну и нахлобучил себе на голову. – Маловата, большего размера найдется?

– Сними, – фыркнула Хари, нашла другую и протянула ему. – Надень эту, в ней я на торговой площади продаю шапки и покупаю продукты.

Квирик надел ее, затем снял, покрутил головой, несколько раз повторил операцию снятия и надевания и сделал удивленное лицо.

– Что за фигня? – спросил он.

– Почему фигня? – возмутилась Хари.

– Эта шапка особенная? – спросил Квирик после некоторого молчания.

– Не знаю, – ответила Хари, – сделала ее из обычных растений, возможно, в ней есть какая-то тайна, но я ее не знаю.

– Ты на торговой площади была в этой шапке?

– Да, и что?

– Понимаешь, какая фигня, – вздохнул Квирик, – какая-то сила придавила меня к земле, я не мог двинуть рукой и ногой, а ты сумела и без усилия встала на колени. Может быть, тебе помогла шапка не почувствовать внешнее давление?

– Моя шапка обыкновенная, такая же, как и все остальные.

– Ты шила свою шапку из тех же материалов?

– Да, но для моей шапки я использовала черную лонию.

– А для остальных шапок какую лонию?

– Зеленую.

На несколько минут установилось молчание. За тоненькой стеной жилища горячее солнце вовсю старалось, чтобы высохла и загорелась высокая травяная поросль, но она не сдавалась, раскачивалась на слабом ветерке и шумела зеленой листвой.

Квирик взял в руки шапку Хари и другую, рассматривая их со всех сторон.

– Хоть убей, разницы не вижу, – вздохнул он.

– Для тебя сошью такую же, черных прутьев на одну шапку осталось.

Посматривая на голову Квирика, Хари взяла пучок стеблей, сплела основу шапки и стала обвязывать ее нитками. Через два-три часа шапка была готова.

– У тебя глаз как алмаз, – рассмеялся Квирик, – без мерки сшила в самый раз.

– Э, ты поэт, однако. – Хари склонила голову в поклоне. – Подошло бы тебе звание «мэтр Квирик».

– Прикалываешься, подруга? Ну-ну.

– Пошли на торговую площадь, иначе голодными ляжем спать.

Там длинными рядами располагались лотки с разным товаром. Лоточницы во весь голос хвалили товар. Выбор был не маленький. Длинный ряд лотков овощей и фруктов, предлагающих мясо, рыбу, яйца, молоко и прочие продукты. Рядом расположены лотки с хозяйственными товарами. Они продавали одежду, обувь, различный хозяйственный инвентарь. По сравнению с довоенным временем ассортимент и количество товара, предлагаемого на торговой площади сегодня, был несколько меньше, но вполне достаточный.

Высоченный детина в желтом балахоне бродил по торговой площади и приставал к людям с каким-то вопросом. От него шарахались, как от прокаженного. Не обошел он своим вниманием и Квирика с Хари:

– Зачем все бегут от меня? Я не вор и не грабитель, ищу маленького человечка, именующего себя императором.

– Ш-ш-ш. – Хари дотянулась рукой до лица детины, запечатала его губы. – Молчи, получишь ответы не здесь.

Друзья привели странника в дом Хари. Он представился Бартоном, рассказал, что император самозванец, что ранее его звали Вульфом, что он был бедный писарь, почти нищий, зарабатывал на хлеб тем, что писал письма для неграмотных людей.

– Ты не гонишь, приятель? – не поверил Квирик. – Сегодня мы видели, как он свернул голову человеку, не прикасаясь к нему.

– Можешь не верить, а я своим глазам доверяю, – упорствовал тот.

– Расскажи, что видел? – попросила Хари.

– Я был в его лачуге, он за плату писал для меня письмо, я найду паршивца и убью его. – Бартон вскочил и направился к двери.

– Стой! – в унисон закричали Квирик и Хари.

Однако он махнул рукой и вышел. Квирик бросился было за ним, но Хари остановила:

– Пусть идет, его сейчас и огонь не остановит.

– Он погибнет! – вскричал Квирик.

– Надеюсь, ему хватит ума не лезть на рожон, – вздохнула Хари, – он показался мне приличным человеком…

Друзья приуныли, в молчании провели остаток дня. Утром Хари проснулась от ощущения, что в жилище находятся посторонние люди, и открыла глаза. На приготовленных для зимы охапках хвороста сидели и о чем-то тихо беседовали Бартон и высокий мужчина в расшитой золотом одежде. Хари узнала в нем командующего армией императора.

– Ну ты и мерзавец, прикидывался другом, предатель! – закричала она.

– Что произошло? – спросил Квирик, проснувшись.

Ответил человек в одежде, украшенной золотой росписью:

– Я Брант, командующий армией, перехватил вашего друга, когда он подстерегал императора.

– И не убил его? – не поверила Хари.

– Опротивели убийства.

– Коли так, избавь землю от тирана.

– Пока у императора волшебный камень, я выполняю его приказы.

– Найми вора, коли самому страшно, – посоветовал Квирик.

– Даже сумасшедший вор ничего не воровал у самого императора, – произнес Брант уныло, – впрочем, я задержался непозволительно долго, предлагаю вам оставить это логово, и позвольте откланяться.

Он слегка поклонился и вышел из хижины, притворив за собою дверь. Оставшихся охватил страх, они почувствовали безысходность и надолго замолчали. Затем Бартон поднялся с пола, расправил плечи, сжал кулаки и вышел из хижины, сказав на прощание:

– Не поминайте лихом.

Солнце перевалило за высшую точку траектории своего ежедневного движения по небосводу, горячими лучами жгло землю и грело камни на вымощенной ими дороге. На улице жарища, а в доме прохладно, вроде на дворе не жаркое лето, а ранняя осень. На кровати мужчина обхватил голову руками:

– Пустельга, принеси пиво, или я умру от жажды, – захныкал он.

– Умирай, – донесся сварливый голос из кухни, – твое пиво в печенках у меня, и хочу, чтобы я никогда не видела его и не слышала о нем.

– У-у-у, – завыл грубый голос, – не Пустельга ты, а пустышка.

В это время раздался громкий стук в дверь, Пустельга открыла ее.

– О-о-о, Бартон. Сто лет не заглядывал к нам, балдежник ты этакий, – радостно закричала она, обошла вокруг гостя, рассматривая его со всех сторон. – Как был добрым молодцем, так им и остался, – подвела хозяйка итог осмотра и повела гостя в спальню, – а мой забулдыга давно не просыхал, вчера бочонок пива в себя влил, теперь мучается.

Кант лежал поверх одеяла.

– Оденься, бесстыдник. – Пустельга швырнула халат на постель.

– Оставь меня, несносная женщина, я умер, – прохныкал Кант.

– Ты не умер, а хандришь, великий пивовар? – пробасил Бартон и ткнул старого друга пальцем в грудь.

– Был пивовар, да весь вышел. – Кант лениво поднялся с постели и набросил халат на плечи.

– Друг мой, как я рад, что вижу тебя, отбрось хандру, предстоит большое дело.

– Нынче никаких дел нет, – хмыкнул Кант, – ни больших, ни маленьких.

– Пойдемте в столовую, – пригласила Пустельга, – мы пока не голодаем.

Она накрыла стол. Старые друзья, с постными минами на лицах, уселись за него. Несколько минут длилось молчание. Наконец Бартон разродился вопросом:

– А что, люди здесь голодали?

– А как же, – проворчал Кант, – помнишь Клинча?

– Того, что поставлял тебе ячмень? Конечно, помню, славный малый, товар у него был самого высокого качества.

– Да, малый, десять пудов весом, – улыбнулась Пустельга.

– И что с ним? – спросил Бартон.

– Умер от голода. За месяц сгорел, бедолага.

– Не завирайся! – вскричала Пустельга. – Он умер не от голода, а захлебнулся пивом, тебя ждет такая же участь.

– Цыц, женщина! – вскричал Кант. – Не мешай мужчинам вести беседу.

Пустельга, в сердцах стукнув дверью, ушла на кухню и начала греметь посудой. Кант достал из-под стола бочонок и наполнил кружки.

– Опустошим последний бочонок моего пенного напитка, – сказал он, понурив голову, из его глаза выкатилась крупная капля влаги.