— Кажется, тебе нельзя алкоголь, — улыбнулся Алек и повернулся лицом к Моргенштерну, опираясь локтем в пол и кладя на ладонь голову. В груди было так тепло, словно солнце пропиталось сквозь футболку и кожу и просочилось до самого сердца.

— Я серьёзно. Ты только представь, мы с тобой живём в небольшом домике около моря. Тёплое солнце, морской запах по утрам, мы вдвоём встречаем закаты, сидя у себя на широком деревянном крыльце, держась за руки и целуясь.

— Кто из нас ещё романтик, — сказал Алек, но на самом деле очень живо и ярко себе представил то, о чём говорит Джонатан. И его испугало, что этого может никогда не быть.

— Было бы классно. У тебя бы был свой книжный магазинчик, а я бы занялся фотографией, может через некоторое время даже открыл бы свою фотостудию, — голос был хриплый, томный. — Или давал уроки сёрфинга.

— А ты умеешь? — скептически спросил Лайтвуд.

— Я бы научился! — рассмеялся Джонатан, а затем резко сморщился и приложил раскрытую ладонь к груди.

Алек испугался.

Собственное сердце сжалось.

— Что, больно?! — подскочил Алек, хватаясь за плечо Моргенштерна.

— Всё… хорошо, — Джонатан глубоко вдохнул и выдохнул. Стало чуть легче. — Такое бывает. Ничего страшного, не переживай.

— И часто такое у тебя? — чуть успокоился Алек, видя, что Джонатан старается улыбаться. Руки мелко тряслись. — Раньше приступов не было.

Джонатан облизнул пересохшие губы. Не хотелось говорить, что сердце болит постоянно, но иногда прихватывает так, что в глазах темнеет и нет возможности вдохнуть. В такие моменты Джонатан каждый раз мысленно прощался с Алеком, боясь больше не оклематься.

— Джонатан? Как часто? — озабоченно смотрел Лайтвуд, ожидая честного ответа. Но его и не требовалось, Алек всё понял по виноватым глазам Моргенштерна. — Надо что-то придумать. Я-я не знаю, что буду делать, если…

— Эй, эй, послушай, все хорошо, — Джонатан обнял его лицо руками и заставил посмотреть в глаза. — Я в порядке.

Кажется, паника начала накрывать Лайтвуда с головой только сейчас. Возможно, потому, что он собственными глазами увидел, как его пара страдает, и понял, что не может ничего изменить. Зачем же он нужен такой, если не может помочь своей родственной душе!

— Это сейчас, но… в любой момент клапаны в твоём сердце могут закрыться, или сердечная мышца перестанет сокращаться, — слёзы сдавили горло. — Давление в кровеносных сосудах может повысится, в легких начнёт скапливаться жидкость, и кислород больше не будет поступать в мозг, — Алека начинало трясти от подступающей истерики.

Джонатан внимательно его слушал, а затем улыбнулся так обезоруживающе, что Алек почувствовал, как паника отступает.

— Вижу, ты начитался, — Джонатан нежно погладил его по щеке. — Мне приятно, что ты так переживаешь за меня.

— Это не смешно, — фыркнул Алек, видя, что Джонатан не перестаёт улыбаться.

— А я и не смеюсь, — от его рук исходило тепло и будто бы спокойствие. Лайтвуд млел.

— Прости, я просто не понимал, как тебе тяжело, — Алек стыдливо закрыл глаза. — Я болван.

— Да, не в наших силах как-то повлиять на мою болезнь, но мы можем просто наслаждаться временем, проведённым вместе, — уверенно сказал Джонатан и привлёк к себе Алека, чтобы поцеловать. — Я не хочу терять ни одной минуты.

Лайтвуд сглотнул, чувствуя как метка приятно пульсирует от близости с парой, и просто не мог нормально мыслить, когда Джонатан улыбался так нежно и задорно, совсем как подросток. Будто у него нет проблем, и он просто счастлив быть сейчас рядом с Алеком.

Лайтвуд поплыл от того, как Джонатан прижимал его к себе, пробираясь руками под футболку и касаясь кожи спины. Мурашки пробежали по позвоночнику и скатились за пояс. В паху сладко заныло. Джонатан будто знал, куда и как именно целовать, чтобы у Алека закружилась голова и пересохло во рту. Сердце отбивало бешеный ритм по тонким сосудам, пронося разгоряченную жадными прикосновениями кровь.

Сознание закрутилось, от чего воображение ленилось дорисовывать ненужные второстепенные подробности. Границы моря и берега стирались, превращая мир в одну сплошную небо-воду, где посреди всего этого покачивалась лодка с двумя влюблёнными.

Они словно остались одни на всей Земле. Во всём мире и вселенной, где забывались границы и нарушались запреты. Где уровень счастья был гораздо выше моря и неба.

Где их метки пульсировали в унисон.

***

— Алек, просыпайся! — вырвал его из сна визгливый голос сестры. — Ты проспал школу, вставай.

Голова у Алека загудела, а внутри неприятно стянуло. Он только-только хотел попробовать блинчики, которые Джонатан готовил всё утро. Разочарование подкатило к горлу и стало так обидно.

— Я разве просил меня будить?! — разозлился Алек, нервно сдёргивая с себя одеяло и вскакивая с кровати.

Изабель опешила.

— Н-нет, но ты же пропустил уроки, — весь её напор тут же испарился. Такого Алека она ещё никогда не видела.

— Я сам решу, во сколько мне просыпаться и идти в школу. Ты мне не мамочка, — он натянул на себя кофту и брюки, хватая рюкзак. Злость бурлила где-то под солнечным сплетением.

— Я тебя не узнаю. Что происходит, Алек? Ты стал нервным, совсем не разговариваешь с нами, вечно куда-то торопишься… — Иззи беспокойно облизнула губы, и её взгляд наткнулся на криво висящий амулет на стене. Она потянулась, чтобы его поправить, но тут же Алек перехватил её ладонь.

— Не трожь его, — серьёзно сказал он. Изабель тут же стушевалась. Что-то во взгляде брата было такое, что хотелось побыстрее скрыться с его глаз.

— Ты принимаешь наркотики? — спросила она.

Алек вылупился на неё, как на больную. Удивление перекрыло злость, разрастающуюся внутри.

— Наркотики? Ты в своём уме? — ошарашено выдохнул.

— А что я могла подумать?! Я переживаю за тебя. Что происходит? — она умоляюще смотрела прямо на Алека, и он просто не выносил этого взгляда.

— Я обещаю, что расскажу тебе. Не сейчас, но когда придёт время, ты первая обо всём узнаешь. Договорились? — более спокойно ответил Лайтвуд. Беспокоить сестру ему хотелось меньше всего.

— Хорошо, — подумав несколько секунд, согласилась Иззи, но внутри неё поселилось подозрение. Она хотела помочь Алеку, даже если методы ему не понравятся. Изабель — его сестра, и она должна защищать Алека.

— Мне пора, — сказал Лайтвуд и, обогнув Иззи, вышел из комнаты.

Находиться с ней и выслушивать обвинения он не хотел. Внутри всё ещё неприятно кололо ощущение неправильности. Было очень плохо после ссоры с сестрой, раньше они никогда не ссорились.

Ему было паршиво от того, что он скрывает от неё свои проблемы. Но понимал, что смысла рассказывать тоже нет. Чем она сможет помочь? Только посмотрит сочувственно и обнимет для поддержки. А реальной помощи она не окажет. Не в её власти вылечивать больных.

У самого выхода из дома Алек похлопал себя по карманам и понял, что оставил ключи от байка у себя в комнате на столе. Возвращаться сейчас и видеть лицо сестры не хотелось, но и идти пешком до школы тоже. Поэтому, поджав губы, он развернулся и пошёл обратно в свою спальню. Но чем ближе он подходил, тем отчётливее в воздухе слышался запах дыма. Алек нахмурился, не совсем понимая, откуда он мог исходить. Никто в доме не курил, и утюг он не забывал выключить. Лайтвуд напрягся и ускорил шаг.

Когда он почти вбежал в комнату, то его чуть удар не хватил. Иззи в одной руке держала зажигалку, а в другой наполовину сгоревший ловец снов.

Сердце рухнуло в желудок, и кислый ком подкатил к горлу.

— Что ты делаешь?! — крикнул он и кинулся к сестре, намереваясь отобрать ловушку. Хотя отбирать-то по сути уже нечего было. На паркет сыпался пепел от сожженных ниток и перьев.

— Это всё из-за него! — истерично воскликнула она. — Клэри подсунула тебе какой-то оберег, но он, видимо, действует на тебя не так, как задумано.

Алек выхватил у неё из рук обгоревший круглый каркас, и он обжигал ему ладони, но Лайтвуду было все равно. Боль в груди перекрывала физическую боль.