Магнус приоткрыл глаза и тут же застонал, сжимаясь в дрожащий комочек у Алека на руках.
— Что ты делал на балконе в такую погоду? Почему не вошёл в дом? — бормотал Лайтвуд. Он растирал его ледяные стопы пальцами и целовал лоб.
Магнус издал звук, похожий на злой смешок.
— Забыл, как сам меня ночью вытолкал, чтобы я не помешал вам с подружкой? — горло болело, но под солнечным сплетением болело ещё сильнее. Хуже всего было то, что Магнус таял в его руках даже после всего того, что Алек с ним сделал.
— Боже, — прошептал Алек, замерев на мгновение.
— Вспомнил? — в Магнусе откуда-то появилось столько желчи, которую хотелось выплеснуть на Лайтвуда, чтобы тому тоже стало больно. Чтобы он тоже ощутил эту зияющую чернотой дыру в груди.
— Прости меня, я совершил ошибку, — Алек как безумный сжал свои объятия и уткнулся лицом в его волосы.
— В последнее время ты слишком много совершаешь ошибок. Я устал прощать тебя, — Магнус злился. И даже горячие руки Алека не могли смять эту злость, которая клубилось в животе.
— Как мне всё исправить? — шептал он так отчаянно, что Магнус прикрыл глаза от невозможности это переносить. — Что мне сделать? Я всё для тебя сделаю, только скажи.
Магнус лежал на его груди, слушал бешеное сердце и думал о том времени, когда ещё не знал Алека. Как же тогда всё было легко и спокойно. Никаких переживаний, страха и обиды, никакой… любви.
Никакие чувства не мешали ему думать.
— Обстриги свои волосы, — вдруг сказал Магнус, что первое пришло ему в голову.
— Ч-что?.. — оцепенев, спросил Алек. Он надеялся, что ему послышалось.
— Ты уничтожил то, что я любил больше всего. Уничтожил мою самую ценную вещь. И я знаю, как ты бережёшь свои волосы. Если ты хочешь, чтобы я тебя простил, то тебе придётся выбрать, что для тебя важнее, — Магнус понимал, что это нечестно и даже глупо. Но боль от потери и обиды была сильнее осознанности. Бейн хотел, чтобы Алек почувствовал то же, что и он. Хотел отомстить ему за собственные страдания.
— Хорошо, — тихо ответил Алек и осторожно поцеловал его в висок. — Если ты простишь меня, то я… сделаю это.
Магнусу показалось, что голос Лайтвуда прозвучал разбито и безжизненно, словно он умер внутри.
Но ведь этого Магнус и добивался? Разве нет?
Тогда почему боль под рёбрами не стала меньше?
***
POV Алек
Первый раз я его увидел три года назад, когда ждал сестру после уроков, чтобы вместе пойти домой. Изабель разговаривала с ним на школьном крыльце, пока я, как воришка, тайком подглядывал из-за ствола большого дерева. Тогда я был ещё совсем тощим и низким, поэтому скрыться было очень легко.
Не знаю, чем он меня зацепил, но я не мог оторвать от него глаз. Возможно, на меня действовало то, как он улыбался, или привлекал непривычный разрез глаз, или то, как он тихо разыгрывался на своей флейте минуту назад до того, как его отвлекла Иззи. А может, всё сразу. Я тогда не задумывался над этим. Мне это не нужно было, хватало того, что я мог просто любоваться им издалека и слышать голос. Я даже у сестры про него не спрашивал, боясь быть разоблачённым и высмеянным.
Пока мои сверстники заигрывали друг с другом, я пускал слюни на парня старше меня, который в жизни на меня не посмотрел бы. Хотя, я сам всё сделал для этого. Прятался, смотрел из-за углов, держался на расстоянии и вообще избегал любых пересечений даже взглядами. У меня мурашки появлялись на спине и ладони потели, когда я его замечал. А его флейта мне снилась во снах. Я обезумел.
Мог думать только о его тонких пальцах, перебирающих клапаны, и о губах, которые походили на сердечко, когда он их складывал, чтобы играть на флейте.
Мне не часто доводилось видеть, как он репетирует. Если везло, то он успевал играть перед уроками в коридоре или наоборот после занятий, пока за ним не приезжал отец.
Я… я любил его. Любил, даже не зная имени. Любил так отчаянно и безумно, что боялся сам себя.
А потом случилось то, от чего меня бросает в дрожь до сих пор. Даже спустя столько лет.
В тот день я возвращался из школы домой один. Изабель осталась на дополнительные курсы, а я, не дождавшись её, побрёл домой. Тяжёлый рюкзак тянул меня вниз, а кусок сердца остался на крыльце школы, ожидая его прихода. Я шёл через дворы, чтобы сократить путь и побыстрее оказаться в своей комнате. Тут на меня из-за угла выскочила огромная дворовая псина. Она рычала, скалила свои клыки и скребла землю когтями, готовясь атаковать. Её уши были плотно прижаты к голове, а шерсть неприятно торчала клочками. Что я ей сделал, было не понятно, но то, что я мог стать её обедом, было ясно как день.
Я оцепенел. Ужас охватил меня целиком с ног до кончиков волос на голове. Пальцы похолодели. Я разом позабыл все правила с уроков о встрече с собакой и уставился ей в глаза, не двигаясь с места. Я просто не мог заставить себя пошевелиться. Всё тело будто закатали в цемент.
А псина тем временем начала злобно лаять, рычать и подходить ближе. На периферии сознания я отметил, что собака дышит тяжело, её кожу натянули выпирающие рёбра, да и вообще она выглядела не очень здоровой. А от злобной больной собаки нападения не избежать.
Я с ужасом зажмурился, ожидая атаки, но тут я услышал быстрые шаги за спиной, а когда открыл глаза, псу прямо в оскаленную морду прилетело что-то чёрное и большое. Псина громко заскулила и скрылась за углом.
— Ты в порядке? — услышал я знакомый голос и обернулся. Рядом стоял тот самый парень и держал в руках футляр от своей флейты, которым и ударил собаку. Он подошёл поближе и осторожно сжал моё плечо, чтобы я пришёл в чувство. — Эй, ты как? Она не успела тебя укусить?
Я замотал головой. Хотел сказать, что всё хорошо, но язык вообще не шевелился. Было так страшно. Я даже не мог нормально порадоваться встрече с ним, лишь смотрел как дурак в его лицо снизу вверх и терял нить с реальностью, погибая от одного единственного взгляда.
«Спасибо» застряло в горле.
— Тебя отвести до дома? Может, стоит сказать родителям? — вдруг спросил он, а я понял, что он видит перед собой всего лишь жалкого перепуганного насмерть ребёнка. Всего лишь ребёнка, которого он спас от собаки и теперь считает своим долгом сдать в руки родителей, чтобы их чадо больше ни во что не влипло.
Я отступил назад и через секунду уже нёсся домой, стараясь не разреветься, иначе почувствовал бы себя ещё паршивее. Почувствовал бы себя тем, кем и являюсь на самом деле. Глупым, испуганным ребёнком.
Когда я прибежал домой, то ничего не смог рассказать маме. И не потому, что не хотел, а потому, что всё ещё не мог говорить. Это начинало меня путать. Мама заметила, что со мной что-то не так, и тут же повезла к врачу. В итоге выяснилось, что из-за пережитого стресса я не мог вымолвить ни слова, а вскоре ещё и стал лишаться волос. Они клочками выпадали, пугая меня и маму с сестрой. Я не ходил в школу, пил витамины, посещал психолога, благодаря которому смог снова говорить. Лекарства помогли вернуть часть волос, но всё равно осталось два рубца на затылке около ушей, которые так и не затянулись волосами.
Я не хотел возвращаться в ту школу и видеть его. Точнее, я хотел этого больше всего на свете, но не хотел, чтобы он видел меня таким. Слабым, беззащитным, с чёртовыми проплешинами на голове и безвозвратно, безумно влюблённым в него.
Тогда я переехал к отцу в другой город, поступил в специальную школу, начал отращивать волосы, чтобы закрыть своё уродство, и тренироваться, чтобы быть сильным и смелым. Ради него.
Не проходило ни дня, чтобы я не думал о нём, о его глазах, губах, голосе и тонких длинных пальцах. Мне снилось, как я встречаю его и он меня узнаёт, счастливо улыбаясь и растягивая своё сердечко на губах.
Но реальная встреча оказалась совсем иной, чем я себе представлял.
Наверное, я злился на него за то, что он не узнал меня, хотя он и не был обязан. Конечно, он не узнал. Столько времени прошло! Он не был обязан помнить мелкого пацана, которого спас от пса.
