– А так разве можно? – удивился Ильхам.
– Нельзя, конечно, надо расследовать до конца! Нужны улики и доказательства, чтобы вывести негодяев на чистую воду. Только откуда их взять? Негодяи-то уже «туда» убежали.
– А вы утром говорили, что надо арестовать Ульхан…
– Конечно, надо. Если не ее, то кого? Разве ее можно отпускать? Ах ты ж!.. – Кутлукжан учуял запах горелого и сорвал крышку. – Вот беда, пригорело! Твою-то…
Вот такой он, Кутлукжан, непонятный. То совершенно серьезный, сосредоточенный, то рассеянный и безалаберный; вот сейчас у него все четко, рассудительный – а через минуту пышет жаром, одни эмоции. Бывало, на собрании начнет критиковать кого-нибудь – и глаза сверкают гневом, и лицо как из железа – ничего личного, но потом, когда этот раскритикованный придет в себя и станет оправдываться, – Кутлукжан уже весело смеется и бьет его по плечу или толкает в бок. Однако в следующий раз снова может задать хорошую взбучку. Ильхам Кутлукжана не один год знает, но так и не может понять его до конца. Его слушать – как по лабиринту ходить: тут тебе и марксизм, и Коран, да впридачу притчи и разные истории, в том числе из личного опыта, дельные советы и просто болтовня; не поймешь, когда он говорит серьезно, а когда шутит или нарочно выворачивает все наизнанку. Он может быть с тобой крайне открытым и дружелюбным, жаловаться на свои проблемы и даже делиться секретами, давать искренние советы, честно и по-доброму А в другое время он вдруг на людях начнет тебя провоцировать, вышучивать довольно резко, мешая пополам правду и вымысел, так что и не знаешь, куда деться. Например, он может при всех ни с того ни с сего сказать тебе: «Все слышал от людей! В тихом омуте, как говорится… Ты, товарищ, поосторожней! К тебе накопилось много вопросов – говорят, ты беспорядочно вступаешь в отношения с замужними женщинами!» А если не реагируешь, продолжит: «Мы уж все уладили, что ты натворил, но будь поосторожней, в следующий раз так не делай!» Если же ты растерялся и смутился, или, наоборот, возмутился и стал возражать – тогда он закатит глаза, скорчит рожу и, запрокинув голову, рассмеется так, что дойдет до кашля и слез, а потом повернется и пойдет искать новый объект для шуток…
К образу Кутлукжана примешивалась одна тень, одно воспоминание, от которого Ильхаму и хотелось бы избавиться, но никак не получалось; так, одно небольшое событие из детства, мелочь, пустяк… Мелочь она и есть мелочь. Но сегодня, выйдя из коммуны, Ильхам всерьез размышлял: принимать или не принимать приглашение Кутлукжана прийти к нему домой выпить обеденного чаю; он уговаривал себя, что нельзя из-за мелких эпизодов прошлого сомневаться в товарище по партии – к тому же одном из руководителей большой бригады; особенно сейчас, когда обострилась борьба, на каком основании ему держаться отстраненно и настороженно по отношению к секретарю партячейки? Так он и добрел до ворот Кутлукжана. Однако, послушав его, Ильхам снова почувствовал поднимающуюся откуда-то изнутри волну неприятия. Как он ни предупреждал себя, что нельзя подменять чувствами партийные принципы, все-таки внутренний голос ему твердил: «Все знают: хитрая лисица обманывать и вправду мастерица!»
Лепешки, чай и мясо были уже на столе. Вдруг раздался хохот, и в раскрывшуюся дверь вошли двое: мужчина и женщина, ханьцы.
– Секретарь якши[4]? – сказали они одновременно.
Мужчине было за пятьдесят. Высокий, худой, слегка сутулый. Со шрамом на лице, в круглых очках в черной оправе. У женщины все лицо морщилось от смеха, и только войдя в комнату она согнала с него выражение буйного веселья.
– Это Бао Тингуй, наш новый член коммуны, хороший мастер, – представил Кутлукжан.
– Моя жена, – сказал Бао Тингуй, указывая на женщину.
– Меня зовут Хао Юйлань, – сказала та громко и не робея. Ильхам уже встал, вежливо уступая место, и эти двое, совершенно не церемонясь, тут же уселись поудобнее.
– Это Ильхам, прежний начальник вашей Седьмой бригады, – представил Кутлукжан Ильхама по-китайски. – Он только что вернулся из Урумчи. Товарищ Ильхам не то что я – он очень принципиальный человек. Вам следует внимательно слушать его указания, не то он вас быстро поставит на место, ха-ха-ха!..
– Пожалуйста, окажите нам помощь, начальник Ильхам – не оставьте своим вниманием! – Услышав слова Кутлукжана, эти двое поспешно изобразили смиренные улыбки и снова стали жать Ильхаму руку.
– Они живут на селе, днем приходят работать сюда, в большую бригаду, а на обед домой ходить не могут – вот я и зазываю их иногда на чай; укрепляю, так сказать, межнациональное единство. Кое-кто говорит, что Кутлукжан имеет особенную наклонность к ханьцам, но я на это не обращаю внимания…
Бао Тингуй, похоже, понял, о чем говорил Кутлукжан; он поднял большой палец и сказал:
– Секретарь – вот такой руководитель!
Ильхаму вспомнилась история, которую рассказывал Тайвайку про «высокие ботинки». Только что по пути сюда он, оказывается, видел мастерскую Бао Тингуя. На мастерских коммуны установили новую вывеску: «Ремонт автомобилей, ремонт радиаторов, горячая вулканизация, электро- и газосварка, полный перечень услуг!». На вывеске были криво нарисованы грузовой автомобиль и два колеса. Он бросил взгляд на Бао Тингуя и его жену, которые, оказывается, тоже внимательно разглядывали его. Ильхам слегка улыбнулся:
– А вы – вы сами-то откуда?
– Старина Бао – из Сычуани, – ответил за него Кутлукжан.
– Я с шестнадцати лет выучился чинить машины, вот уже тридцать лет этим занимаюсь. В шестидесятом году в наших краях было очень плохо, жизнь была тяжелая – и я перебрался сюда, в Инин, родственники приютили, не было прописки, не мог устроиться на работу. Ездил на ослике на шахты, собирал угольную крошку, продавал на базаре – тем и жили. Я свое дело знаю, инструмент есть, кислородные баллоны, сырой каучук – а не мог найти себе применение. В конце концов услышал, что у нас в большой бригаде хотят сделать ремонтные мастерские, попросил знакомых рекомендовать, приехал сюда и стал членом коммуны. Доход от ремонта весь отдаю в коммуну…
– Старина Бао полгода как приехал, уже сдал выручки семьсот юаней, – добавил Кутлукжан.
– Семьсот юаней – это мелочь. Можно и семь тысяч, и семьдесят заработать. Естественно, деньги не главное – я хочу найти себе применение, с пользой трудиться на общее благо.
Кутлукжан покивал и сказал:
– Есть у нас поговорка, что для мастера весь мир открыт. Мне помнится, и у ханьского народа есть похожая. Работай хорошо, а мы тебя не обидим. Я вот думаю прислать к тебе пару молодых ребят – пусть у тебя учатся.
– Нет-нет, это не пойдет! – Бао Тингуй замахал руками. – У меня есть такой недостаток – не складываются отношения с учениками; а теперь с возрастом совсем стал плохой характер. Нет у меня сил учениками заниматься.
– Как же вы в одиночку управляться будете? Я только что проходил мимо мастерских, видел вашу вывеску. У нас в большой бригаде еще нет электричества, как же вы будете делать электросварку? – поинтересовался Ильхам.
– Хе-хе!.. Сварку можно на стороне делать, раз уж на то пошло; я буду брать заказы и отдавать в другое место, за плату…
– В другое место? Какое?
– Да много таких мест, – уклонился Бао Тингуй от прямого ответа.
– У старины Бао много вариантов, а Хао Юйлань к тому же – врач, они оба на многое способны!
Кутлукжан, как будто вдруг вспомнив о чем-то, толкнул дверь и крикнул:
– Курбан, сынок! Иди к нам, выпей чаю!
Через довольно продолжительное время вошел мальчишка, который мешал глину босыми ногами. Опустив голову, он робко пристроился внизу, на коленях, взял пиалу, медленно стал крошить в нее кусочки лепешки.
– Вы его еще не видели? Это мой сын. – Кутлукжан указал на мальчика.
Сын?! Ильхам остолбенел. Кто не знает, что у Кутлукжана только одна дочь, и та – дочь Пашахан! Она давно выросла, и уже лет пять как ее отдали замуж в уезд Чжаосу.
