Она обрадовалась, что Грим все еще маленький. Только не нужно втягивать его в дела, он и так взрослый для своих лет. Ему необходимо быть маленьким. Сейчас его самое беззаботное время. А вот для Филы настает не очень светлый период. Она резко оглядывает весь магазин. На полу одни осколки и реки шипящих напитков. А в центре этого болота ее маленький мальчик, который успел поранить коленки и руки.

Филадельфия кинулась к нему и прижала к груди голову сына. Подняла на руки, отнесла в туалет. Она посадила его на крышку унитаза и начала искать в шкафах бинты и вату.

      Грим счастлив, ведь мама так нежна. Нежность равносильна редкости. Фила промыла ранки, забинтовав его ладонь. Сейчас она считала себя никчемной матерью. Внезапно она начала замечать маленькие детали вокруг: грязное зеркало, раковина в жирных пятнах, бутылка из-под водки в мусорке. Все затерялось в ворохе хлама, как и странные попытки стать нормальной матерью.

Но у Грима другие мысли. Он смотрит на маму и видит совершенство. Мальчик считает ее самой красивой, а потом только Миру.

      После обработки ран, мама и сын долго убирались в магазине. Грима стошнило от запаха алкоголя, когда он решил помочь маме с мытьем полов. Тогда Филадельфия поручила ему протирать полки.

Они вернулись домой примерно в 2 часа ночи. Любой пятилетний ребенок спал бы в кроватке, но Грим всегда считал себя взрослым. Даже гордился этим. Конечно, ему жутко хотелось спать, но маме он ничего не сказал.

– Давай посмотрим телевизор? – спросила она невзначай.

– Я хочу смотреть Бэтмена. – Совсем забыл про сон Грим.

– Да, конечно, что хочешь. Я так устала. Просто хочу посидеть на диване рядом с тобой. Представляешь, у меня порвались колготки! – Радуется Филадельфия и показывает сыну большой палец, торчащий из дырки черных колготок.

– Мам, ты такая смешная. Давай я принесу тебе штанишки. Как ты вообще носишь эти штуки? Они неудобные.

      Грим ущипнул маму за ногу, от чего она охнула.

– Они даже не защищают тебя!

– Да, Грим, это для тепла. К тому же, у меня есть защитник – это ты. У тебя такие пальцы сильные. Прямо больно ущипнул.

– А у Миры были сегодня розовые штуки.

– Ты имеешь ввиду колготки розовые? Да, они бывают разных цветов. Надеюсь, ты видел только колготки, – вздыхает Фила. Она ловит виноватый взгляд Грима. – Или ты мне не договариваешь, волчонок?

– Я еще поцеловал ее, как взрослый.

– Эх, ты, Грим, так нельзя делать! Балда, – рассмеялась Фила. Она легла на диван и продолжила смеяться, задрав кверху ноги. Палец, торчащий из дырки колготок, еще больше заставил ее улыбаться. Грим последовал примеру матери и лег рядом с ней.

– Зато тебе весело.

– Тебя надо наказать.

      Она начинает щекотать мальчика и ерошить ему волосы. Фила так любит черные кудри Грима, но старается больно не проявлять ласки, чтоб воспитать настоящего мужчину, а не нюню. Иногда женщина замирала и долго смотрела на сына. На то, как он двигается, что говорит. Ей кажется, иногда она перебарщивает с холодом и строгостью. В такие моменты в ней просыпается другой человек, и она кардинально меняется. Филадельфия чувствует, как катается на американских горках в самом страшном парке аттракционов. У низа горок – беспредельная нежность, взрывающееся веселье или бесконечные поцелуи, на пике – строгий голос, постоянные замечания, упреки, часто крик, реже ремень. Филадельфия не может определиться, какую точку ей выбрать.

Именно сейчас вагончик спустился вниз, в тихое место, в обитель ласки и добра. Здесь нет потрясений. Определенно, Филе нравилась эта станция больше всего. Она знает, что находится на своем, самом важном месте. Женщина не хочет смотреть на руку Грима, покрытую маленькими синяками. Ведь это она сильно держала его, впиваясь сильными пальцами в нежную кожу мальчика, когда увидела, что он кидал камнями в бездомного кота. Малейший пустяк – она уже срывается на него, рычит сквозь зубы. На его плач Филадельфия не реагирует и будто в диком трансе заставляет его плакать.

Она пользовалась ремнем всего два раза. В первый – Грим плакал весь день напролет, не собираясь объяснять причину. Словно его заколдовали, и он заставлял себя выпускать зловещие соленые струи из глаз. Грим так и не поделился горем с мамой, но зато получил шлепок по пятой точке и через мгновение перестал рыдать.

Во второй раз причина была ясна, как день. Грим разрисовал красками одежду подруги матери. Безжалостно. При этом он не хотел извиняться за проступок, Грим молчал, а затем показал подруге язык и убежал. Филадельфия не может справиться с гневом. Казалось бы, пустяки, но такие раздражительные. Ей кажется, еще чуть-чуть и она упустит его, потеряет. Она хотела держать ситуацию под контролем, ведь так редко могла уделить внимание сыну. Грим должен бояться матери. В этом ее авторитет. «А что будет, если он попробует наркотики? До этого просто не должно дойти, если он будет в ежовых рукавицах, будет бояться обидеть или разочаровать меня» – так считала Фила. После каждой взбучки Грим шелково разговаривал с мамой, будто вся обида начисто стиралась из памяти. Может, это фишка у маленьких детей? Сразу забывать горечи.

      Филадельфия надела домашнее трико, которое принес Грим, а колготки выкинула в мусорный ящик, хоть сын и хотел смотреть на ее забавный «палец из дырки», и ему жалко «штанишки».

      Грим просит ее сесть на пол и облокотиться спиной о диван. Мальчик любит играть с густыми волосами матери и даже пытается заплести косу. Он видел такие прически у девочек из садика, особенно у Миры. Мира… Она ведь его жена. Завтра он подарит ей вкуснейшие шоколадки и может, дернет за косичку.

      На улице окончательно стемнело. Только свет от телевизора освещает комнату. Стиральная машинка в ванной продолжает мерно шуметь. Звук нравится Гриму. Он успокаивает, гипнотизирует, создает иллюзию уюта. Мальчик продолжает расчесывать густые волосы матери, пытаясь вникнуть в суть фильма по телевизору. Столько непонятных слов. «Непревзойденный», «Бижутерия», «Комфортабельность». Как это произнести?

– Грим, мальчик мой, давай я лягу спать. Ты уже наигрался моими волосами. Пора спать, малыш.

      Грим быстро спрыгнул с дивана, освободив маме место. Фила легла и моментально заснула. Работа выматывает морально и физически. Приходится делать абсолютно все. Почему так сложно? Отец Грима бросил их сразу, как узнал о беременности. Все просили делать ее аборт, но она хотела иметь что-то свое в таком чужом мире. Больше отец Грима никогда не появлялся в их жизни и не появится. Мальчик знает одно о нем: в отца у него такие вьющиеся волосы.

      С такими мыслями Филадельфия погрузилась в сон. Боль в ногах уже испарилась. Грим укрыл мать одеялом, выключил телевизор и пошел в ванную вытаскивать белье из стиральной машины. Не так уж сложно это сделать. Он решил начать взрослеть, чтобы помогать маме. Ведь не зря поцеловался и женился. Уже какой-то статус. Шаг в новый взрослый мир. Мама должна гордиться.

      После дел, связанных со стиральной машинкой, он лег на пол и взял свисающую с дивана руку мамы. Кровать казалась ему слишком жаркой для хорошего сна. Мальчик любил прохладу, не мог терпеть малейшее проявление жары.

      Еще Гриму не нравится вставать по утрам. Он готов расплакаться, но боится показаться неженкой. Грим хочет вместо садика остаться в теплой мягкой постельке, а потом пойти к маме в магазин и защитить ее от плохих дядь. Он практически не соображает, вставая так рано. Глаза застилает пелена ресниц, не способная взлететь вверх и окончательно прояснить взор. Роботизированными движениями мальчик водит зубной щеткой с клубничной пастой из стороны в сторону, пытаясь почистить зубы. Филадельфия тоже любит детскую пасту. Они пользуются ею на двоих.

После умывания не так обидно двигаться дальше. Все козявки из глаз убраны, изо рта пахнет йогуртом со вкусом клубники. На столе его ждет чашка теплого чая с печеньем. Филадельфия не ест по утрам, она тратит время на сон.