–Ну что, мил человек, долго будешь ходить? Нет у меня для тебя ничего, нету, иди с богом,– голос её звучал тихо, ласково, по глазам было видно, что говорит она неправду, что есть у неё весточка от Наташи. И он, сам того не ожидая, бухнулся на колени перед растерявшейся бабулей.

–Не уйду, пока не узнаю, где она, что с ней. Сколько надо, столько и буду стоять, хоть неделю.

–Дык стой, коль пришла охота, а я пока чайник поставлю. Надоест, войди в избу,– она тихонько рассмеялась и засеменила в сени. Лёша вскочил и ринулся за ней.

–Садись вот у стола-то, буду тебя угощать, чем бог послал. Вон руки ополосни под рукомойником. Уж больно ты настырный, ох, несдобровать мне от гнева девки моей, да кто знает, может, ты судьба её. Ладно, возьму грех на душу, дам тебе её адрес,– при этих словах у Лёши на миг сдавило дыхание, сердце готово вырваться из горла. Он подбежал к бабушке, а она засмеялась:

–Да не мельтеши, чаем напою, потом всё и отдам…

Лёша с нежностью вынырнул из прошлого и посмотрел на Сашу. У того тепло светились глаза и на лице блуждала улыбка.

–Ты вот сказал о том, как искал Наташу, а я ведь тоже немало побегал по Тамбову в поисках Лизы, когда она так внезапно исчезла. Не могу даже представить, если бы не счастливый случай, то мы бы так и не встретились вновь.

–Это ты о первой встрече?

–И о первой, и о той самой важной, когда уже все надежды были потеряны. Я в увольнения почти не ходил – в городе у меня родственников не было, кино у нас в клубе показывали, книги в библиотеке были. Иногда друг мой Вася вытаскивал меня к своему дяде в гости, старался познакомить со своей двоюродной сестрой. Но не в моём она вкусе – у меня был перед глазами образ женской красоты – артистка Изольда Извицкая. И свои выходные я в основном проводил в читальном зале. А однажды Володя, второй мой друг – мы дружили втроём – попросил пойти с ним в увольнение. Он давно мечтал о фотоаппарате и всю стипендию курсантскую откладывал на него. А я, кстати, купил тогда в училище свои первые часы – горд был невероятно. Увольнение у нас было с утра до четырёх. А май разбушевался вовсю. У нас в Крыму в мае уже жара, а здесь нежные зеленые листья на деревьях, тополя остро и сладко пахли, в скверах зацветала черёмуха, набухли грозди сирени.

Я в Тамбове впервые увидел лес, цветы в нём, укрывающие ковром землю. И так мне нравилась эта природа, снег, который в Крыму был редкостью и которому пацаны очень радовались. В общем, купили фотоаппарат, идём по скверу Зои Космодемьянской, видим старшину нашей роты. Он стоит перед девушками и, как всегда, травит байки, анекдоты, шуточки. Девчонки хохочут, заливаются. Гоша увидел нас, позвал к себе. Девчонки всё ещё смеялись, а одна так резанула меня своими зелёными огромными глазами, так была похожа на мой любимый образ, что я застыл и в мозгу стрельнуло: « вот она». И всё. Я оцепенел и не мог оторвать от неё глаз. Девушка была действительно из какой-то сказки – зелёный с белой блузкой костюм очень удачно оттенял её глаза. Я так и простоял истуканом всё время – мы и фотографировались пустым фотоаппаратом, ещё не успели даже его зарядить, и Жорка-Гоша продолжал блистать своим остроумием, я ничего не видел, не слышал, кроме этой неземной девушки. Потом Жорка уговорил девушек пойти к нам на танцы. И какой это был восторг – держать её в своих объятиях и танцевать, но…-он с улыбкой замолчал.

–Ты что притих? Что дальше-то?

–Исчезла моя фея так же внезапно, как и появилась. Я от отчаяния уже с ума сходил, открою учебник – а там она смеётся и сверкает своими глазищами. Каждое воскресенье стоял у входа на танцплощадку, до глубокой осени. А летом следующего года она вдруг возникла видением у нас в училище… Я глазам не поверил, во мне вся кровь куда-то ухнула…А потом два года переписки и свадьба. Я до конца не верил, что такое счастье может случиться. Мне казалось, что эта девушка не для меня.

–Чем-то твоя история на мою похожа: исчезновение, поиски, счастливое их завершение. Мы с тобой не из той категории, когда уход одной девушки легко заменяется другой. Однолюбы.

–Да уж. Меня на танцплощадке очень откровенно преследовала одна студентка сельхозтехникума, постоянно приглашала на дамский танец, не отходила от меня ни на шаг, я терпеливо танцевал, но потом вообще перестал ходить на танцы. Смысла не видел – Лизины подружки приходили, а она так ни разу больше и не появлялась. Пока почти через год подруга не вытащила Лизу развеяться.

Если любишь – поймёшь.

Солнце катилось к ночлегу, разбросав прощальные яркие краски по небу. Над церковью и мечетью, стоящими недалеко друг от друга, полыхала алая заря. Голубой округлый купол с высоко поднятым крестом и остроугольный зелёный конус с лунным серпом чётко выделялись на этом пылающем небе. Выше краски постепенно теплели, становились розоватыми, потом внезапно появился караван изумительных белых облаков, медленно поплыл над селом, открывая яркую синь. С моста, на котором стояли Лиза и Наташа, хорошо видны разноцветные крыши одноэтажных домов, за ними – двух-, трёх- и пятиэтажные, почти в конце улицы развевались два флага над администрацией райцентра. И над всем этим царствовали краски заходящего солнца. Даже вода в реке окрасилась в розовый цвет. Течение было совершенно незаметно, будто река застыла в предвечерней истоме, нежной дремоте. И только возле моста она с шумом падала вниз, в бурлящей пене раскидывая далеко прозрачно-хрустальные пузырьки. А вдоль противоположного берега ровный ряд зелёных деревьев, кустарников словно завершал спокойный сельский пейзаж.

Но нет, картина ещё не закончена: из стоявшего на берегу двухэтажного здания вышла молодая пара с детской коляской. Они медленно подошли к песчаному берегу, расстелили коврик, рядом поставили коляску. Мужчина разделся и хотел с разбега броситься в воду, но жена предупредила, чтобы не разбудил ребёнка. Сама в лёгком сарафане легла на коврик, прикрыв лицо косынкой.

–Какие они счастливые, – прошептала Наташа.– Мне кажется, ничего нет прекраснее материнства, вот этих моментов, когда рядом с тобой такое спящее румяное и улыбающееся во сне чудо.

–Откуда ты видишь, что оно румяное? – засмеялась Лиза. –Может, больное и бледное?

–Нет, родители очень здоровые, видно же. Парень вообще спортивный, подтянутый. У нас Петька настолько хорош, разденется, мышцы играют.

–А зять?

–Ну зять тоже хорош. Ну что ты хочешь – столько лет спортивной подготовки и в училище, и в академии. Да и сами не ленятся, много бегают, плавают, играют в волейбол. Я обожаю своих и ребят, и внуков.

На пляже послышалось кряхтение, потом плач ребёнка. Мама подхватилась, вытащила ребёнка из коляски, проверила, сухие ли ползунки, немного поговорила с ним, вся сияя от восторга и нежности. Потом спустила бретельку сарафана и дала малышу грудь, прикрыв её косынкой от посторонних взглядов.

–Как же это всё великолепно смотрится на фоне церкви и мечети! Мадонна с младенцем, умиротворение и любовь! Единение матери и младенца! Ну разве может что-то сравниться с этой потрясающей картиной: склонённая над ребёнком счастливая женщина, кормящая грудью, дающая ему свою нежность и силу. Величественная богиня, подарившая и охраняющая жизнь! Боже, мне не пришлось это испытать, никогда моя грудь никого не вскормила,– растерянно, с подозрительно заблестевшими глазами выдохнула Наташа.– Сотни раз видела кормящую мать, но чтобы вот так пронзило меня – впервые.

…К вынесенному приговору врачей о том, что у неё не будет больше детей, она как-то вначале отнеслась холодно, не до конца понимая, что с ней произошло. Чтобы ничего не напоминало о несчастье, она уехала из города и стала работать в районной больнице. Но от горя и отчаяния, от мыслей, разрывающих голову и сердце, от предательства нигде не спрячешься. И кто знает, как бы повернулась её жизнь дальше, если бы не встреча с Тамарой. В тот незабываемый весенний день Наташа вышла на ночное дежурство, выполнила часам к десяти все процедуры, ещё раз прошла по палатам, спросила о самочувствии больных, кое-где поправила подушки. В сестринской комнате устроилась за столом, включила настольную лампу и открыла тетрадь и учебники. Она твёрдо решила не пропустить этот год и поступить в мединститут. Но не успела законспектировать и две страницы, как на пороге появилась акушерка из родильного отделения Люда и с шумом опустилась на кушетку.