Давнее дело, когда юг Сахалина, до пятидесятой широты, стал японской территорией – неприятно и вспоминать о том договоре, который без особого желания подписала Россия аж в 1905 году. Дальше больше, безвластие на Сахалине спустя полтора десятилетия привело к тому, что японцы занялись разработкой земных ресурсов на всей территории острова. Поздней их войска переместились с севера на юг, но право концессии на уголь, нефть и рыбу осталось на севере за ними.

Спустя некоторое время ситуация изменилась. Вышел советско-японский пакт о нейтралитете, включавший ликвидацию японских концессий на севере Сахалина. Три года Япония тянула с его исполнением, однако наши победы на Западном фронте вынудили в конце концов исполнить принятые раньше условия.

Весной 1944 года началась передача концессионного имущества японской стороны на севере Сахалина. Отношения тогда были очень непростыми, и этот факт не принято воспроизводить, умалчивая о причинах трёх лет задержки. Кто и как допустил вопиющую несправедливость, спросит история. К тому времени капитан Рыбаков с семьёй уже около года проживал в Александровске-Сахалинском – тогдашней советской столице острова.

До революции царская каторга Александровск-Сахалинский была знаменита по-своему – там провела последние годы легендарная Сонька Золотая Ручка. Если бы она писала мемуары, то нетрудно представить, какой интерес мог бы появиться к этому невзрачному, малонаселённому прибрежному городку, жизнь в котором раскрывает все «прелести» условий Крайнего Севера.

Однако личная встреча с ней тогда произвела бы отнюдь не романтическое впечатление – низкого роста худая женщина с седыми прядями волос и лицом старухи. Руки в кандалах после двух попыток побега, одна в камере – словно зверёк снуёт из угла в угол, ко всему прислушиваясь и принюхиваясь. Одним словом, мышь в мышеловке, а никак не роковая красавица, когда-то соблазнившая своих тюремщиков. Впрочем, история знает невероятные случаи перевоплощения, на что, по словам современников, она была мастерица…

По приезде на остров семью Рыбаковых приняли к себе в дом японцы – семья инженера-нефтяника Иошито Накасимы. Условия нефтяной концессии, где работал Иошито, предписывали сотрудничество с Россией, да он и сам не был против того, чтобы в их доме жили русские. Его жена Мари преподавала русский язык в японской школе, там же училась их десятилетняя Акира. Многое в этой японской семье было связано с Россией, русским народом и культурой.

Накасима жили в доме дореволюционной постройки, неподалеку от зелёного одноэтажного деревянного казначейства. Кроме большой залы и гостевых комнат, в доме были детские и спальни – достаточно места, чтобы разместиться двум небольшим семьям с детьми. Они могли жить каждая по-своему, совершенно не стесняя друг друга. Лишь в особых случаях встречались за общим столом в зале, когда, например, случался день рождения – Акиры или Виктора. Детские праздники стали традицией, в остальном бывали просто приглашения – давайте-ка посидим за столом, потолкуем.

В первый вечер прямо с военного катера уже знакомый нам сержант-мумия доставил семью Рыбаковых со всеми вещами прямо к дому Накасимы. У дверей, Иошито и Мари довольно долго стояли, время от времени посматривая в сумрачную даль. Затем они приветливо переглядывались, словно подтверждая друг другу: «Ты, правда, рад, дорогой, что мы теперь будем не одни?» – «Конечно, дорогая, как и ты!»

Иошито Накасима, средних лет невысокий худой мужчина в сером костюме и дождевой накидке на плечах, имел весьма благородные и мужественные черты лица, с императорски широкой улыбкой под небольшими чёрными усиками. Он стоял, крепко придерживая над собой и Мари большой зонт, скорее от ветра, чем от дождя, которого уже почти не было. Фигура хозяина дома производила впечатление человека весьма твёрдого в своих намерениях, однако готового обсуждать их, если это кого-нибудь задевает.

В тёплом шерстяном платье и накинутой непромокаемой куртке, а не в традиционное кимоно, миловидная японка Мари выглядела совсем по-европейски. И оделась она так, вероятно, для того, чтобы подчеркнуть своё приветливое отношение к прибывающим Рыбаковым. Те, конечно, не сразу оценили это – после морской «болтанки» нужно время, чтобы прийти в себя. Но потом, вспоминая, как хозяева встречали на пороге своего дома, Рыбаковы радостно улыбались друг другу – у каждого их них осталось об этом особое впечатление. А японцы действительно давно ожидали гостей из России и были несказанно рады, наконец, их приезду.

Хитро придумав себе занятие, Акира Накасима в самый последний момент скрылась в доме под видом того, что будет раскладывать на столе приборы. Знакомиться – процедура не из лёгких, особенно для юной красавицы, которая уже ощущала на себе внимание всех мальчишек в классе. А тут приезжает ещё один мальчишка, и он – русский! Каким будет выглядеть этот новый знакомый и как ей перед ним показаться – это задача не из простых. Акира подумала: пусть сначала представится сам, а там уж решу, как себя с ним держать.

Первым выскочив из повозки, Витя, в свою очередь, внимательно оглядывался вокруг, чтобы увидеть Акиру, про которую он уже знал из рассказа отца. Но девочки не было рядом с родителями. Её загадочное отсутствие тронуло мальчишечье сердце, и Витя ломал голову над тем, какая она, японская девочка, с которой им предстоит жить в одном доме.

Пока родители знакомились и обменивались любезностями, Витя нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он чувствовал неловкость, которую объяснял тем, что земля-то русская, а на ней живут японцы. «И живут они совсем неплохо, возможно, даже лучше самих русских, – думал мальчик. – Вот бы им стало совестно, что с целым складом вещей, в запачканной одежде и уставшие от долгого пути, русские приезжают сюда издалека будто в гости, а не к себе. Тогда бы иначе приняли нас, взаправду вернувшихся домой, и, наверное, извинились бы, что жили вместо нас на нашей земле…»

Вот, наконец, Рыбаковы зашли в дом, посмотрели свои комнаты и начали переносить вещи из прихожей. Витя бегал взад-вперёд, мешаясь под ногами, но в суете и хлопотах никто не делал ему замечаний. Он продолжал крутиться, пока не дождался появления Акиры. Та сочла, наконец, возможным выйти перед всеми и быть представленной своим отцом.

– Акира, наше сокровище, – отец с любовью погладил девочку по голове, после того, как она вежливо поклонилась гостям, – доктор сказал, что, вероятно, мы не будем иметь детей, и, когда она родилась, мы с Мари были так счастливы, так счастливы…

– И нас стало трое, когда никто не ждал, – улыбнулась Софья Ивановна, – Витя родился в дороге, где и роды-то принять было некому…

– Как некому, а отец, – возмутился Рыбаков и шутливо добавил, – виновник пусть сам расхлёбывает… что натворил.

– М-да, если хотя бы готов к этому, а то… ведь испугается… – Мари посмотрела на своего мужа.

– В общем, – подвела итог Софья Ивановна, – Витя оказался шустрым – появился на свет скорее, чем его ошарашенный отец успел что-то придумать!

Надо сказать, что тёплый приём семьи капитана Рыбакова у японцев заметно озадачил Тихона Ворожеева. Так звали сержанта-водителя, который «всё-всё знал об этих узкоглазых» и про себя всегда рассуждал: им доверять нельзя ни на йоту. Он даже задержался, опешив от такой радостной встречи, которую никак не мог себе представить иначе, как вражескую. Ведь, наш остров-то – советский, а эти чего здесь делают? – так говорил он сам себе. В ожидании, когда придёт новая власть, он на чем свет поносил японцев и готов был обо всем донести куда следует.

– Работаешь с темноты до темноты, покоя не знаешь, – Ворожеев, или просто Ворожей, как его обычно звали в народе, взволновался, – а эти, понимаешь, ба-а-ре… в ус не дуют. Вот придёт час, за всё ответ держать придётся. Как нашу землю-матушку истерзали своим бурением. Да толком так и не получили ничего. Знать, не хочет земля этих самураев, чтоб им пусто было.