С определенного момента, точнее после одного конкретного случая, Мику перестали трогать его одноклассники. Принимать его в свою компанию также пока никто не горел желанием, но, тем не менее, полное игнорирование устраивало Шиндо куда как больше чем постоянные нападки и придирки. Он просто стал тенью, на которую никто не обращал абсолютно никакого внимания. Классный руководитель тоже предпочитала не обращать на него внимания, после некоторых разборок с родителями и директором школы, она избрала позицию полностью не вмешиваться, что навязывала и ученикам. Микаэля такое положение вовсе не задевало, ему всегда было плевать на них, и сейчас это положение только укоренилось. Почти две недели назад он честно заслужил свое право быть не тронутым…

Микаэль открыл глаза. Точного времени он не знал, по освещению в комнате трудно было что-либо определить, но можно было сделать лишь одно заключение – сейчас не раннее утро. Болезненно шипя, ибо тело ужасно саднило после вчерашнего, Мика поднялся и сел на кровати. В глазах потемнело и, закрыв их руками, мальчик некоторое время выжидал, пока всё не восстановится, а затем, коснувшись кончиками пальцев разбитой губы, нащупав запёкшуюся кровь, попытался сковырнуть корочку, но процесс оказался неприятным, и он оставил его, вместо чего встал и, неуверенной походкой подойдя к двери, прислушался. Тишина. Похоже, он в квартире один. При этой мысли Мика облегченно выдохнул, поскольку в эти минуты он никого не хотел видеть, а особенно не желал сталкиваться со своими «родителями», и если бы он заслышал хоть какие-то намёки на их присутствие в доме, то ни за что бы не покинул свою скромную обитель, а так, Шиндо вышел из комнаты.

Настенные часы показывали начало двенадцатого, когда Мика вошел на кухню. В голове не было ни одной мысли, кроме самой низменной. В душе и сознании всё было словно выжжено. Пустота. Голая равнина, по которой свободно гуляет ветер, унося вместе с собой серый пепел. После вчерашнего столкновения с отцом, который якобы добивался от него все эти годы решительности и смелости, а стоило хоть немного их проявить, он тут же избил его, Мика находился в полной растерянности. Он уже не понимал, чего от него ожидают, вероятнее всего – абсолютно ничего, и слова, сказанные вчера, были более чем верны – отцу просто нравилось издеваться над ним, и тут не нужен был повод. А раз так, раз он не нужен им ни плохим, ни хорошим, Мика больше и не будет пытаться быть кем-то. Возможно, до этого момента он и испытывал к своим родным теплые чувства, коря себя, оправдывая их, однако же сейчас он не чувствовал к ним ничего. Они добились своего. Они стали ему безразличны. Оба. Отец – ненавидящий его и воспринимающий только как мальчика для битья, и мать – которая ни разу не попыталась заступиться за своего сына…

Видимо, старший Шиндо не особо старался выскрести всё до грамма из сковороды, а Мика был уже не в том состоянии, чтобы добираться и выяснять, не осталось ли чего-нибудь съестного. Ему хватило сил лишь на то, чтобы добраться до своей комнаты и заснуть, погруженным в рассуждения, и сегодня, с радостью обнаружив в сковороде остатки омлета, несколько кусочков хлеба и еще чего-то в холодильнике, Мика устроил себе превосходный завтрак.

Набрав в кране воды, он сделал несколько глотков из стакана и, подойдя с ним к окну, глядя сквозь стекло во двор, задумался над тем, как ему поступить. Остаться дома отлежаться или пойти в школу? Первый вариант в его случае был самым предпочтительным, но учитывая произошедшее накануне, не прийти, значит, показать себя трусом, который спасовал. Зная заранее, что его ожидает разборка, решил эту проблему, просто не явившись в школу. Подобных инцидентов ранее не происходило, и то, он являлся в школу, понимая, что его там будут гнобить, а он будет молча всё сносить. Теперь же, когда он твёрдо все для себя решил, не прийти было бы уже чересчур позорно, пусть ему и плевать на мнение одноклассников, но необходимо было доказать это самому себе. А потому собравшись, наспех застирав бледное пятно крови на школьной форме и решив, что высохнет по дороге, Микаэль отправился в школу.

– О! Смотрите, ребята, кто выбрался из своего клоповника.

Услышал Мика издевательский голос Тсунаёши, когда был уже в школьном дворе. Обернувшись, он увидел своего одноклассника, прислонившегося спиной к дереву в окружении своих дружков.

– Надо же, Шиндо, а мы думали, ты после вчерашнего не осмелишься сюда явиться или, может, ты хочешь извиниться?

– Ты хочешь, чтобы я извинялся перед таким уродом как ты, – хмыкнул Мика. – Не дождешься.

– Ты чё сказал, козёл? – сузив глаза, он выпрямился.

– Что слышал, – с вызовом бросил Микаэль, подходя ближе, понимая, что именно этим должно всё завершиться.

– Слушай, ты, – закипая от злости при столь дерзком поведении их школьной «овцы», которая, похоже, конкретно распоясалась и требовала срочного лечения, он приблизился к Мике, который был на полголовы ниже и куда слабее внешне. – Если вчера тебе повезло, это не значит, что сегодня легко отделаешься. На этот раз тебя никто не спасёт, – он зло усмехнулся, оглядевшись по сторонам, где кроме них поблизости никого не было. – Так что лучше извинись и останешься цел.

– Я сказал, я не собираюсь извиняться. Странно, ты всегда казался мне умнее, а ты такой тупой, что элементарных слов не понимаешь, – разочарованно протянул Мика, прямо глядя в глаза обидчика.

– Тебе пиздец, – не выдержал такого унижения перед своими товарищами Тсунаёши, все еще помня свою злость за вчерашнее, и со всего размаху молниеносно ударил Мику кулаком по лицу.

Тот, не успев увернуться, получил прямой удар, но даже не упал, а лишь отшатнулся.

– Получил, ублюдок! – сверкнул глазами Тсунаёши. – Теперь беги и жалуйся, хотя тебе и некому, хах. Ты никому не нужен. Поэтому, просто вали отсюда!

Сплюнув алую кровь, Мика усмехнулся:

– Черт, ты меня разочаровываешь. Сиори бы меня и то больней ударила.

Вспомнив свою самую слабенькую одноклассницу, парень окончательно взбесился, особенно услышав позади смешки своих же друзей. Потерять авторитет? Здесь? Не допустимо.

Он рванулся к Микаэлю, снова занося тяжелый кулак для удара, но в этот раз Мика ловко увернулся. Адреналин, разгулявшийся в крови, заглушил собственную боль, азарт возобладал над разумом. За свою жизнь Мика ни разу не вступал в драки, соответственно, опыта борьбы не имел, но какой-то инстинкт диктовал его телу движения, и он неплохо уворачивался, успевая наносить ответные удары, которые были все же слабее, чем у его противника. Но это ни коим образом не мешало Шиндо продолжать. Принимая удары от Тсунаёши, он только сильнее входил в раж, ибо когда тот попадал на и без того болезненные участки тела Шиндо, Мику бесило это еще больше, придавая сил, вынуждая ловчее изворачиваться, делать свои удары все более точными и болезненными, поскольку по своему личному опыту он знал особые точки. Также спасало Мику и то, что он привык к побоям, его тело приспособилось к постоянным нападкам, гораздо более сильным со стороны его отца, чего нельзя было сказать о Тсунаёши, которому удары Микаэля приносили куда больший урон.

В конечном счете, зарядив с ноги в живот Тсунаёши, Мика, когда тот скрючился и завыл от боли, нанес второй удар ногой, завалив того на землю и прыгнув сверху, с остервенением стал колотить противника по лицу. Со всей дури, словно выплескивая накопившуюся за много лет обиду на всех, на него, на его друзей, на одноклассников, на учителей, на родителей.

– Остановись, придурок! Помогите, уберите его! – закрывая лицо руками, завизжал Тсунаеши, и тогда подключились его друзья. Оттащив взбешенного Микаэля, который словно сошел с ума и рвался добить, они удерживали его, пока он не успокоился, после чего отпустили. Тяжело дыша, Мика рухнул на колени, опершись руками о землю. Он слушал, как бешено стучит его сердце в груди, чувствовал, как тело начинало болеть по мере того, как успокаивалась закипающая в жилах кровь. Он не видел и не слышал ничего вокруг. Он только улыбался. Это была улыбка победы. Победы над самим собой. Во рту ощущался металлический привкус, и это было сладко. Сладкий вкус победы.