– Начнём с того, что он поехал в Крестов, потому что ты настояла. Этот участок можно было продать, никуда не выезжая. Да, было бы дольше; возможно, денег меньше… Налоги пришлось бы заплатить. Но тебя задушила жаба, и ты уцепилась именно за этого покупателя, потому что он не торговался и готов был рассчитаться кэшем хоть завтра. Типа, надо всего лишь, – Герман ещё раз подчеркнул, – всего лишь съездить туда, передать этому мужику дарственную, взамен получить всю сумму наличкой и трам-пам-пам. А ты подумала, что это могло быть кидалово? Ты привыкла, что здесь всё по-человечески, но там, Ксюша, – этот наш сраный Крестосранск, – передразнил Герман. – Я сразу говорил, чем это может обернуться, и всё обернулось именно так, как я и говорил. Нам сильно повезло, что Саня остался жив, а, во-вторых, что это был Саня, а не кто-то другой. Любого другого замесили бы и отобрали документы. А ты такая сейчас прохлаждаешься в палате люкс и рассуждаешь о том, что было сделано правильно, а что – не правильно.

– Да, а я такая прохлаждаюсь в палате люкс. Клиенты грозят исками, собственные сотрудники из-за невыплаченных зарплат подали коллективную жалобу, налоговая сидит уже у меня на ушах, фирма в долгах, мы с Саней на грани банкротства… Пять лет пахоты – псу под хвост. И жених под следствием. И я такая прохлаждаюсь в палате люкс. Да пошли вы все, знаете куда?

И Герман пошёл. Встал со стула и направился к выходу.

– Герман, стой. Не смей уходить. Вернись, иначе я в тебя этим костылём кину, – Ксюша приподнялась на локте и схватила Германа за руку. – Иди сюда, псих несчастный.

Сидя в койке, Ксюша обняла Германа:

– Прости меня, пожалуйста. На меня в последнее время столько всего свалилось. Ты же видишь, в каком я положении. Я даже пи-пи не могу нормально сделать. Присаживаюсь на стульчак, а нога в колене не сгибается, как дуло танка вперёд торчит. Самой смешно и одновременно плакать хочется. Впереди ещё две операции, и я не знаю, когда это всё закончится. Может, хромоножкой на всю жизнь останусь.

– Я тебе апельсины принёс, но забыл их в гардеробе.

– Герман, миленький, сделай то, что Саня просил.

Герман постучал пальцем по своей левой ладони:

– Ты думаешь, он это имел ввиду?

– Ну конечно же! Ну о чём ещё срочном он мог тебя просить? На него ведь там давят постоянно. Он же полностью в их власти. Они с ним могут делать, что угодно.

– Как думаешь, его там бьют?

– Герман, миленький, зачем ты сразу о плохом думаешь?

– Так ведь там ничего хорошего нет.

– Не надо так думать. Соберись. Сделай то, что Саня просил. Тогда они от него отстанут, да и нам эти денежки пригодились бы. Я позвоню адвокату, попрошу, чтобы он документы тебе передал.

– Попроси его, чтоб он и в курсе меня держал тоже. Мне надоели эти его конспиративные игры. Я, в конце концов, брат, а не какой-то посторонний мальчик.

Пасьянс сложился стремительно.

– Покупатель, на встречу с которым ехал Саня, и начальник следственного изолятора – это ведь одно лицо, да? – вопросительный знак здесь был формальностью, Герман уже понял всю сюжетную закавыку.

– Случайное стечение обстоятельств, – ответил адвокат так, будто не видел в совпадениях ничего удивительного. – Город развивается. Везде прогресс. Коммерция, промышленность, госслужба. Люди стали лучше жить, деньги появились. Не хотят ютиться в бетонных коробках, все на природу стремятся. Земля за городом выросла в цене баснословно. Там, где раньше лежали кучи мусора, теперь местная Рублёвка. Все там – губернатор, депутаты, местные бизнесмены. Все сельскую жизнь полюбили. Настоящие патриоты. Элита. Родион Ильич давно хочет там участок приобрести, но свободных нет, всё застроено, только ваш остался.

– Это он тех двух отморозков нанял, да? У Сани ведь ничего ценного, кроме документов на землю, с собой не было.

– Не доказуемо. Родион Ильич – видный общественный деятель, входит в попечительский совет, ведёт просветительскую работу. Убеждённый правоохранитель. Ни разу закон не нарушал. За него полгорода поручится.

– А кто предложил эту махинацию с дарственной? Мол, вам же потом не нужно налоги…

– Вот именно – махинация! – перебил ВВ. – Кто не хотел налоги с продажи участка платить, а? – и с водевильной строгостью посмотрел на Германа. «Ксюша, блин, какая ты всё-таки дура!» – подумал Герман.

– Вот именно! – продолжил ВВ. – Родион Ильич просто по-человечески вошёл в положение. Может, он призывал к благоразумию, может, умолял не нарушать закон, но поддался на уговоры. Не смог проявить жёсткость, пошёл навстречу, предложил взаимоприемлемый вариант с дарственной. На него дарственные часто оформляют, потому что он пользуется заслуженным уважением в среде арестантов. Многие стремятся его отблагодарить. К нему в очередь выстраиваются. И он всегда входит в положение, не хочет обижать людей отказами, но просит, чтоб всё было по закону. Пусть, говорит, дарственные оформляют.

– Хорошая у него работа – у заключённых имущество отжимать.

– Зачем отжимать? Сами дарят. Они же из следственного изолятора потом все – на дальнейшее исправление, в колонию. Зачем им там машины, квартиры? Не надо им там. Всем необходимым государство обеспечит – питание, одежда, здоровый восьмичасовой сон, утренняя гимнастика.

– Вы можете хотя бы иногда разговаривать серьёзно? – возмутился Герман.

– Всегда серьёзно! Не хотите дарить землю Родиону Ильичу – продайте кому-нибудь. А то машете у него перед носом, дразните – и не ему, и ни себе, ни людям. Некрасиво получается. Родион Ильич переживает, эмоционально реагирует. А если участка нет, так и в душе – мир и покой, – ВВ растопырил свою ладонь и красноречиво постучал по ней пальцем, напоминая о срочности.

– Хорошо, я всё понял, – ответил Герман. – Честно говоря, Родион Ильич уже подбешивает. Может, накатать на него куда следует?

– Не надо на хорошего человека катать. Он ещё сильнее распереживается, не сможет работу вверенного ему учреждения контролировать. Там ведь чёрт-и-что может начать происходить – поскользнётся кто-нибудь на мокром, травмируется по недосмотру… Зачем доводить до крайностей?

Возвращаясь домой, Герман зашёл к Марье Михайловне – сердобольной соседке, к которой на время своего отсутствия пристраивал Рыжего.

– Изволят почивать, – сказала Марья Михайловна. – Сейчас принесу. – Она прошла по коридору, свернула в комнату и скоро вышла оттуда, бережно неся на руках Рыжего. Рыжий со сна осоловело глядел на Германа.

– Откушали-с давеча с аппетитом. Вот, держите своё сокровище, – и, отдав кота хозяину, переключилась с картинно-старорежимного на обыденное:

– Торопишься? Есть минутка?

– Есть, – ответил Герман.

– Ну что там?

– Не знаю, Марья Михайловна. Пока идёт следствие, Саню не отпустят. Потом – может, условно дадут. А, может, нет. Бред сплошной творится. От них можно чего угодно ожидать.

– А ты не думай о плохом. Не накручивай себя лишний раз. Ватрушек возьмёшь?

– Возьму, спасибо.

Марья Михайловна принесла из кухни корзинку с выпечкой:

– Про родителей-то не забываешь? Сколько нынче исполнится? Пятнадцать? Сходил бы к ним, проведал…

– Про родителей не забываю, – ответил Герман, который помнил о том, что надо бы сходить, но совершенно не был уверен в том, что хочет это сделать.

Разместив объявление о продаже участка, Герман несколько дней провёл в сети, отыскивая покупателей.

«Крестов это где?» – спрашивали его одни.

«Ах да, что-то такое слышали», – говорили другие.

«Нам бы что-нибудь поближе к цивилизации», – отвечали третьи, и все в итоге отказывались.

– Герман, миленький, я же объясняла тебе, что это – непросто, – рассказывала Ксюша. – Эта земля никому, кроме местных, не нужна. Это же жопа мира. Там даже поезда дольше, чем на минуту, не задерживаются. Саня ведь тоже не хотел с местными связываться, но другого выхода не было. Снижай цену, фиг с ней, разберёмся как-нибудь.