Первый хлеб был и пышным, и красивым, да только жёстким, каким и являлось сердце старшей невестки. Старый князь поджал губы, когда пришлось его испробовать.

Второй хлеб ему не понравился из-за того, что ни сын, ни невестка не смогли сохранить тепло драгоценного хлеба: тот немого почерствел и был холодным.

Третий хлеб Великий князь попросил попробовать всех и оценить, насколько он мягок, лёгок и сладок, как детские приятные воспоминания, окрашивающие в зрелом возрасте серость будней; они не давали забыться в жестоком мире, где властвовали распри, междусобицы, войны, открывали путь к чудесам и добру. Вспомнил старый человек вольготную жизнь, освящённую пламенным солнцем, великие походы свои, битвы с кочевникам и влажные поцелуи матушки, сующей под сердце сынку буйному кулёчек с землице родной. «Пусть легка будет дорога твоя… Не забывай старуху-мать и дом родной», благословляла княгиня и отправляла на новые сечи. Вспомнил Великий князь и хороводы с девками красные, поиски светящегося чертополоха и леденцы, делающие стариком Благомиром, самые сладкие и яблочные. Воровал ребёнком он леденцы, за это били его, но как был доволен, укрывшись от мамок, облизать его! Аромат хлеба… Вспомнил правитель Славграда свой победный каравай – отбил с дружиной небольшой поход другого княжества на него; погиб его отец, погиб и брат, остался он один и вкушал со слезами на глазах родимый хлеб, состряпанный седеющей матерью, чьи очи блистали аки две медные лазури. Дребезжащие руки вдовы месили тесто, выдавливала украшения, а слёзы солёные добавляли в сладость горечь. Представлял это новый Великий князь, смотрел на пригревающее солнце и слышал тихое роптание дружины; не пели они, не трубили о победе. А каравай всё же был хорош… Будто бы мамиными младыми ручками сделан был.

– Вот это и жаба! Погородиться можно женой, Творимир, – усмехнулся подобревший к невестке отец. Слёзы смахнул редкие. – Не знаю, она пекла и ли нет, но её умения похвальны.

– Жаба не может ничего испечь. Я протестую, – возразил старший сын.

– Твоя жена, по-видимому, тоже, – ответил в той же манере отец и посмотрел на боярина, чья дочь стала его невесткой. И тот человек смутился. – Больше всех мне по нраву хлеб жабы… жабоньки твоей, Творимир. Ну что же… Приступим ко второму испытанию. Есть у меня три белые рубахи. Я хочу, чтобы ваши жёны расшили их по своему усмотрению, даю на это три полных дня, – и в зал внесли три золочёных подноса и дали каждому молодому князю. И Великий князь отпустил сыновей.

Кто бы мог подумать, что младшая невестка сможет обойти богатых, воспитанных и образованных барышень, которые с детства учились и вышивать, и печь, и домашними делами заниматься, и вести хозяйства различные да людьми управлять? Откуда у простой, но говорящей жабы могут быть таланты? Да к тому же у такого мужа, что стеснялся выйти на улицу с жёнушкой, пренебрегающей ею, не допускающий даже мысли, что они могут быть близки. Но как бы того ни было, младший сын победил в первом состязании и мог с гордостью вернуться домой.

Хотел он погордиться своею женой, но на столе он вновь увидел жабу и запечалился. Сказал он и о похвале Великого князя, и о том, что её хлеб был хорош, что надеется на её искусное шитьё, но не было в его тоне того, чего ожидала жена. Блестящий взор жабы после слов мужа немного потускнел.

– Хорошо, княже, я украшу рубашку твоего батюшки, пусть её отнесут в мою палату, – сказала жаба и ушла, оставив мужа со своими думами.

И также все три ночи жаба работала над рубахой свёкра, выбирала нитки, смотрела на небо и шила, как умела, от всего сердца, от всего того, что было в ней заложено с детства. А вокруг их дома кружились сплетни и люди, желали они подглядеть, чем занимается противная жаба, да только не допрыгивали до её окна, а как желали подойти ближе, поднимался собачий вой и пугал их. Так бежали от их окон старшая и средняя невестки, с трудом стерпевшие проигрыш. Утром они ходили на базары за лучшими нитками, камнями, днём шили, вышивали да девок гоняли. Гордость их была задета, вот и лезли вверх, пока ни падали.

На заре четвёртого дня Творимир проснулся и увидел, как на сундуке прикроватном лежало два свёртка, один для его батюшки, второй для него. Две рубахи невиданной красоты, сияющие звёздами ночными. Нарядные, лёгкие, как хлеб, яркие и приятные на ощупь, словно воды реки. Что сотворила его чудная жена? Смогло ли её мастерство сердце князя пронять? Смогло. Дрогнуло оно от этих ровных и незаметных швов, прикоснулось оно к красоте. Умылся молодой князь, встрепенулся, накинул на себя рубаху попроще, чтобы лишнего ропота не услышать, и понёс рубаху к отцу.

Пришёл он первым. Стал дожидаться старших. Они вошли горделиво, их мастерицы постарались на славу. Рубахи Великому князю понравились все, что с камнями и что без них, но больше всех старику приглянулась сияющая тёплым светом рубаха от меньшой невестки. С ещё большим трудом сглотнули обиду бояре и старшие сыновья.

– Ну что же, вот и третье испытание начинается. Долго думал, как его провести и придумал. Прошло несколько месяцев с ваших свадеб, а я так и не был в ваших хоромах, не смотрел как вы живёте. Пускай ваши жёны и вы устроите приём для нас, для ваших семей, по очереди. Сначала хочу поглядеть на работу старшей невестки, потом средней и младшей, – сказал отец и смутил всех окончательно.

Понеслись сыновья домой, подняли всех слуг и рассказали о третьем испытании.

– Ну уж я более не проиграю, – хором произнесли старшая и средняя жёны и принялись носиться по палатам, по погребам и ледникам2.

И вторая победа счастья Творимиру не принесла. Он хоть и увидел некоторые таланты жены, и даже хотел с ней заговорить, но её уродство не давало ему перейти через страх и брезгливость. И ещё больше потускнела жаба, и это вновь никто не заметил, все продолжили жить так, как им было велено.

Готовился пир. Жаба руководила подготовкой, почти не разговаривая с мужем, тускнела в своих палатах. И так наступил третий день.

Съезжалась знать в дом Боримира. Встречали гостей хлеб да соль, заморские вина, угощения, шуты. Всё было богатым, чинным, но безвкусным, кричащим. Древний волхв, которого чтил весь град, не был приглашён на празднество, ему не нашлось места среди просвещённых язычников, а Великий князь, видя, через какую ногу жил старший сын и видя, каковы его слуги, вздёрнутые, нервные, глядел на сына, раскрывая его замыслы и думы. Не нравилась ему эта показательность и злость в глазах Боримира, не прощавшего ошибки; за его столом велись натянутые разговоры, а сценки шутов были слишком громкими, заглушавшие голоса бояр и князей. Впервые на пир была приглашена третья невестка. Жаба в крохотном платье сидела возле мужа, смотрела на всех улыбчивые и хохочущие лица, чувствовала призрение от людей, которым было не по нраву её вид: «Смотрите, жаба надела платье, жаль, что даже жемчуга не скроют её уродство». Трусливый муж не вставал на её сторону, смиренно, грустными глазами глядел в тарелку и печальной улыбкой отвечал на говор отца, что надел на празднество рубаху старшей невестки. Тёмный получал смех в свой адрес и даже не отшучивался, чтобы гордость сохранить, молчал.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.