— Тогда займёмся делом, — Ярох как-то сразу собрался. Может, на него подействовала Тьма? — Хубур полетит со мной, а ты сообщи о всём Инанне, если только Зорат уже не знает о происходящем.
— А вы куда? — Нарата сняла с верхней полки сосуд с посыльной душой и начала внушать ей сообщение для отправки на Верхний Слой.
— Устанавливать опытным путём, сколько грамм Тьмы достаточно для снятия заражения…
— Ты сейчас серьёзно? — Нарата посмотрела на брата, но тот уже покинул комнату, утаскивая за собой всё ещё ошеломлённую Хубур. — Ну что же, надо с чего-то начинать.
* * *
Инанна уже насмотрелась на все те горести, что показывали следящие облака. Все события последних дней сложились в отвратительную, но точно выверенную мозаику. Заражённые драконы стремительно теряли энергию — после пропажи защитной оболочки души прана вырывалась наружу. Бесплотные люди с готовностью собирали разлитую в воздухе силу и скрывались обратно в свой Атрадан раньше, чем ослабевшие защитники могли их отловить. Компьютер уров сломали накануне, как его восстанавливать — одной мёртвой цивилизации известно. Ещё и на юге Даркана началось беспокойство — Шиноз превратился в горячую точку конфликта слишком своевольной Герусет, шинозитов и подлетевших на раздел туши древесных фанатиков. Сложно было бы предсказать, чем окончится эта война, если бы на запах разрушения не явились навы…
— Довольно оттягивать, — бросила копытная, решительно отходя от парапета. — Я готова, Зорат. Убивай меня, или как вы посвящаете кобников.
— В убийстве есть смысл, лишь если ты не можешь сама отказаться от всего, что считаешь собой. Тебе и так жизнь разумных дороже. Значит, прекрати быть Инанной и стань жизнью, но помни, кем ты была между этими состояниями, — Зорат взял рыжую за протянутую ему ладонь, зажал её между двух своих, поднёс почти к носу и прикрыл глаза. Инанна коснулась своим носом его щеки — и постепенно развеялась розоватым туманом, а ветер, клубя его и взбивая, отнёс дымку закатного цвета в золотисто-рассветные облака и все земли, выглядывающие между них.
Нарата, явившаяся на Верхний Слой только что, устало прилегла прямо на пол, сложив передние лапы накрест и повернула голову к отцу. Лёгкая неприязнь к нему славила её грудь: вот он, посадил свою задницу на облака, а мир тем временем катится в пропасть. И единственный способ спасти его, похоже, заключается в принесении в жертву жены и матери! Нарата приподнялась на лапы, её хвост вытянулся в струну, а крылья испуганно прижались к бокам, в то время как уши опустились и слегка дрогнули.
— Хардол погибнет в течение дня. Харадол — меньше чем за неделю, — она сглотнула. — А через сколько Инанна… Если получится?..
— Мы вернёмся завтра, — Зорат проявил древнюю книгу со страницами, больше похожими на звёздное небо, чем на пергамент. — Спасём тех, кто для планеты не лишний. Ты правильно сделала, что избавилась от Тьмы, мы сделаем то же самое, только оставим свой разум исцеляемым и выйдем из них сразу.
— Я организовала эвакуацию народа в Нашар, но погибнут очень многие, — Нарата покачала головой. — Будем надеяться, что Яроху удастся замедлить заражение, но вампиры наверняка тогда просто нападут на нас. Стоит ли мне вернуться и помочь ему? Или же срочно ограждать Нашар, готовя резервации для эвакуированных? Пока все корабли отправятся в Аат, но болезнь распространяется слишком быстро.
— У тебя есть своя воля или только чужая? Ты сейчас как я, когда вышел из могилы — уже не только Нарату, но и Тьму в себе убила, — положил Зорат книгу на пол. — Вот их воскрешать точно не нужно, оставайся собой и решай за Вселенную, а не наоборот. Без моего решения твоя мать никогда бы меня не раскопала, а твоя задача куда важнее. Пока.
И прыгнул прямо в страницы. Книга закрылась сама в себя и пропала.
Глава двадцать четвёртая — Тьмой называют разные вещи
Утренний прохладный туман мешался с тёплым едким дымом из крематория, образуя в воздухе над оградой погоста причудливые завихрения, что напоминали явившихся на собственное погребение призраков. В последнее время храм Истинных Звёзд хоронил не только своих жрецов и послушников, но и больных мерзаразой, которых пытался лечить единственным известным способом — опаивать седативными травами до такой степени, чтобы заражённые могли лишь валяться без чувств, не тратили свою прану на бесконтрольные чары, вытрачивая свою душу до смерти, и тем более не набрасывались на окружающих в приступах паранойи. Тем не менее, простых драконов погребали без особых обрядов, слишком их много померло, особенно в первые дни. Исключение сделали лишь для верховного жреца Ервина. Впрочем, даже его урну возложили уже в третий слой некрополя.
Крахар, чешуйчатый дракон, добровольно принял на себя обязанность по проведению скорбных церемоний. Над каждым погибшим он поднимал и опускал крылья, в перепонках которых были пробиты отверстия: некоторые из них пустовали, в большинство же были вдеты серебряные и золотые цепочки с различными артефактами. При движении артефакты вспыхивали и освещали тела и урны. Над могилой Ервина он остановился особо. Не ограничился простым выражением скорби, а произнёс всю положенную речь:
— Из ослепляющего света Покона ты перешёл под мудрый полумрак Истинных Звёзд, и в подвижничестве своём за столетие достиг высшего земного чина, владеющий Ервин. Ты был знаком с самим Вираном Норимом, что говорил с Ниберу и построил нам Око Неба, где мы можем зреть положение Истинных даже в облачный день. Если бы болезнь не оборвала твою жизнь, ты бы закончил свою работу над Магнитом Духа, что ускорил бы появление Истинных и их помощь. Жаль, что через твои записи и чертежи не продраться, и не потому, что в них плохой почерк… Нашего безумия пока не хватает, чтобы их понять.
Крахар закрыл за собой калитку, махнул дырявым крылом нескольким послушникам, что нашли благовидный повод для безделья, посещая церемонию погребения, и пошёл по направлению к храму мимо запущенного огорода. Через редеющую с рассветом дымку начало проступать приземистое здание со сферическим куполом и треугольными фронтонами — сам храм, и арки стоячих камней старой обсерватории к северу от него. С возведением Ока менгирами почти перестали пользоваться, сейчас это и вовсе было затруднено, так как горизонт закрыли поздние храмовые пристройки. Но этим утром несколько жрецов осмелились провести там несогласованный ритуал в неурочный час. Недовольный подобным святотатством, Крахар снял с крыла один из артефактов и сжал в передней лапе. Искажённое пространство вокруг него позволило дракону скрыть своё присутствие для глаз и магии, а он сам медленно направился к группе драконов. Эпидемия и войны — самое лучшее время для творения тёмных дел, потому что во время них никто не обратит внимания на меньшие беды, потому стоило проверить, чем именно займутся жрецы.
Четверо жрецов из тех, кого недавно посвятили в Находчики после того, как они независимо друг от друга — или просто сговорившись, сейчас Крахар уже не был уверен — получили видения об имени и функции Тильбака, Истинной Звезды певчих птиц, не дожидались, когда небо откроет себя Звёздам, и направили Зов на точку, где не должно было быть Истинных даже сейчас:
— Борлак, повелитель вуалей! Внемь призывающим тя! Ты создатель Вселенной, Звезда над Звёздами! Свергнись на человечество огненным штормом Мстительного Неба!
Ритуал, призванный уничтожить людей, даже проведённый в неурочное время Крахар одобрял, он и сам с большой радостью поучаствовал бы в нём. Другое дело, что тайный призыв противоречил действующим законам, и дракон должен был его остановить хотя бы потому, что в случае ошибки гнев великих мог быть пролит не на людей, а на их тревожащих. Особенно — если он обращался к прежде безвестной Звезде. Были случаи, когда за Истинных выдавали себя навы, и поклонение им оборачивалось лишь безумием и жертвами среди невинных. Но и прерывать обряд посредине Крахар не решался, особенно видя нездоровый блеск в глазах собравшихся жрецов. Они определённо сами были заразны, и потому не совсем вменяемы. Он стал отходить спиной вперёд, не спуская глаз с умалишённых, ещё раз повторивших свой призыв. А затем развернулся, перехватил амулет в зубы и побежал на всех четырёх лапах, спеша оповестить о происходящем драконов, бывших гораздо сильнее, чем он сам.