Он склонил голову, словно ожидая приговора. Мирра молча смотрела на него. Пауза затянулась невыносимо.
– Мирра! Я не хотел!.. Я не знал, что так получится! Я думал, что… Я желал только добра людям и нашей Родине! А получилось, что я стал палачом, буревестником для своего народа, приношу лишь горе и беды! Но что мне делать? Я связан с ними! Я поклялся!.. Что же мне делать?! Я не знаю!.. Я совсем запутался!..
Девушка по-прежнему хранила молчание, не сводя с него глаз.
– Мирра! Не молчи, прошу тебя!.. Если хочешь, чтобы я ушел… если ненавидишь, презираешь – так и скажи! Если я должен здесь же пронзить себе грудь или отдаться в руки римлян – скажи! Я сделаю!.. Только не молчи! Твое молчание хуже всякой пытки!
– Что я должна тебе сказать? Какого слова ты ждешь от меня? Чтобы я судила тебя? Как я могу? Какое право имею? Разве я знаю, как живет Израиль, вижу страдания людей и жестокость римлян? Нет! Не мне судить тебя! И за что? Или ты не хотел добра? Разве не бросил богатую безмятежную жизнь ради борьбы за свою Родину?.. Ты говоришь, что ошибся. Но я вижу человека, душа которого прекрасна, словно ангелы небесные. А ты твердишь о ненависти, о смерти. Нет, любимый! Господь соединил наши души! Он определил нам встретиться и быть вместе. Мне не важно, кто ты, Иуда!.. Я люблю тебя.
– Мирра! Любимая! Родная моя!.. Ты не должна так говорить! Ты не должна любить меня! Я могу принести тебе только горе! Мой путь во тьме по краю бездны… А ты должна быть счастлива! Но со мной это невозможно!
– Иуда! Я могу быть счастлива только с тобой! Разве Всевышний не милосерден, что позволил нам встретиться лишь на страдание? Нет! Я верю в благость Его и потому не боюсь! Не говори больше ничего! Будь, что будет! Я твоя, твоя навсегда, любимый мой!
Иуда снова упал ей в ноги.
3
Тяжело отдуваясь, Товия отшвырнул последний камень, выбрался из-под низкого свода, протянул руку товарищу. Иуда словно не заметил руки, вылез, начал отряхиваться.
– Ох! Хвала Всевышнему! – щурясь от яркого света, галилеянин радостно вдыхал свежий воздух. – Как хорошо, что мы выбрались. Я думал, этому тоннелю не будет конца. Откуда ты его знаешь, Иуда?
Он не ответил, огляделся, повернулся к Товии. Его лицо было мрачно.
– Ты чего? Что-то не так? – удивленно спросил галилеянин.
Иуда снова не ответил, пошел вперед, прочь от городской стены.
– Куда ты? – бросился за ним Товия.
– Здесь недалеко дорога на Иерусалим. Вон за теми холмами, видишь? На ней просто смешаться с толпой, через день придешь куда нужно.
– Я? Подожди, а ты? Куда ты собрался?
– Оставь меня!
– Иуда, что случилось?
– Ничего.
– Нет, подожди. Что произошло?
– Сказал же, ничего. Мне надо остаться одному. А ты иди.
Иуда зашагал прочь. Галилеянин догнал его, схватил за локоть.
– Что с тобой?
– Спрашиваешь, что со мной?
Иуда резко обернулся, вырвал руку, его глаза сверкали. Товия отпрянул.
– Хочешь знать, да? – наступал на него товарищ. – Ты лгал мне! Старейшины тоже!
– Что?! Да как ты можешь!..
– Я могу? Помнишь наш разговор в харчевне у Симона, когда ты пришел звать меня в братство? Ты сказал тогда: «Мы готовы пожертвовать жизнью во имя нашей цели, мы не щадим себя». А потом, когда я готовился принести клятву, это наперебой повторяли Иорам и все остальные…
– Конечно. Это правда.
– Правда?! Вы говорили, нужно жертвовать собой, я к этому был готов, но не другими!
– Я не понимаю, Иуда.
– А то, что произошло в городе! Площадь была залита кровью, усеяна телами! Это тоже во имя великой цели?
– Конечно!
– Но эти люди… Там были женщины, дети. Большинство из них даже не поняли, что произошло. Зачем они погибли?
– Это война, Иуда.
– Тогда почему мы живы?!
– То есть… как это?
– Мы начали все это, мы кричали на улицах: «Смерть поработителям» и вели безоружных людей против легионеров! А потом, когда сражение было проиграно, вы первые сказали: что пора уходить.
– И что же?
– Наше место было там – в первых рядах, где погибали люди, которых мы толкнули на смерть!
– Ты и был в первых рядах, ты сражался до конца, как подобает зелоту!
В глазах Иуды вспыхнула ярость.
– Спасибо! – саркастически произнес он. – Похвала из достойных уст! А вы?
– Ты обвиняешь нас в трусости?
– Нет! В лживости.
– Не смей! Что ты себе позволяешь?
– Не нравится правда, Товия? Хорошо, я замолкаю. Все же ты спас мне жизнь сегодня, хоть я и не просил.
Галилеянин некоторое время пристально смотрел на товарища. Потом мягко положил руку ему на плечо.
– Иуда, ты беспокоишь меня последнее время. Сначала ты заспорил с Михаилом, потом отказался выполнить приказ старейшин. Что с тобой происходит?
– Ты же не хотел продолжать разговор, – Иуда сбросил его руку.
– Я пытаюсь понять…
– Нет. Если бы так, я договорил бы до конца.
– Ты говоришь ужасные вещи! И все это неправда!
– Ах, вот так! – губы Иуды искривила презрительная усмешка. – Стоило начинать разговор! Что ж… пора – Самуил и Анания ждут.
– Тогда идем.
– Говорю же, оставь меня. Иди.
– А ты?
– Я хочу остаться один, – он жестом остановил возражение. – Не бойся, я не наделаю глупостей. До встречи.
– Когда ты придешь?
– Когда-нибудь.
– Но…
– Прощай…
Ничего больше не слушая, Иуда быстро зашагал к серым скалам, маячившим на горизонте. Некоторое время Товия смотрел ему вслед, потом вздохнул, и направился к иерусалимской дороге.
4
Кувшин с вином был уже наполовину пуст. Иуда задумчиво смотрел на языки пламени в очаге и не замечал пристального взгляда Симона.
– Ты молчалив сегодня, друг мой, – трактирщик решился, наконец, нарушить тишину. – Что-то случилось?
– А? – обернулся Иуда. – Много чего случилось, Симон. Поверь, у меня хватает причин для раздумий.
– Охотно верю. Но сегодня все-таки праздник – День Очищения35.
– Помню. Только я этого не чувствую.
– Ох, Махайра, что-то с тобой не так! Я давно не видел на твоем лице улыбки.
– Да? А мне кажется, я часто смеюсь.
– От твоего смеха либо плакать хочется, либо кровь стынет в жилах. С тех пор, как ты ушел в это проклятое братство, ты сам не свой.
– Симон! Мы же условились не говорить об этом.
– Да… Но что мне делать, когда ты приходишь и молчишь?! За целый час ни слова! А седые нити в твоих волосах, морщины на лбу! Это в двадцать-то три года! А это! – Киренеянин ткнул пальцем в кувшин.
– Верно, – грустно усмехнулся Иуда, – я нарушил запрет… А-а, к мастеме36! Я совершил более страшное отступничество.
– В чем дело? – испуганно спросил трактирщик.
– Не важно. Все, Симон, хватит об этом! Расскажи, лучше, какие новости в Иерусалиме.
– Как знаешь, Иуда… Ох, только Господь разберет, что же ты за человек!
Он лишь грустно улыбнулся в ответ.
– Я слушаю, Симон.
* * *
На рассвете трактирщик осторожно откинул полог. Иуда спал, растянувшись прямо на полу. Кувшин был пуст. Киренеянин несколько секунд молча смотрел на спящего, потом вздохнул и тихо склонился над ним.
– Вставай, Махайра.
Он тронул Иуду за плечо. Тот перехватил его руку, резко выкрутил.
– Ай! Осторожно!
Иуда отпустил его, трактирщик отступил.
– Чуть руку мне не сломал! Что это с тобой? – обиженно спросил он, растирая кисть.
– Прости, Симон! Со сна показалось. Никогда больше так не подкрадывайся ко мне.
– Да уж, не буду! Ты просил разбудить пораньше.
Иуда огляделся.
– Верно. Уже рассвет. Спасибо.
– Есть хочешь?
– Нет! Ты накормил меня на неделю вперед. И напоил.
