Не переставая тараторить и повизгивать, эта мамзель совершает громадную ошибку. Она демонстративно достает сотовый телефон (если кто помнит – были такие от пчелиной компании, здоровые такие). Набирает номер. И давясь слезами, вкратце рассказывает абоненту на том конце провода суть проблемы… Ожидая праведного гнева благоверного, предвкушая близость кары для непокорных и дюже вредных холопов, она переводит телефон в режим громкой связи… дабы окружающие, да убоялись…

Когда мамзель, наконец -то, выдохлась, она задала закономерный вопрос: «Зая, ты мне поможешь?»

На том конце провода молчали… После небольшой паузы из телефона устало-обреченным голосом раздается:

«Стой там! Сейчас я привезу тебе лопату!»

Случилось зимой, где-то в середине девяностых.

Зима в Новосибирске выдалась как всегда снежная. То-то радости ребятне: и на санках покататься, и в снежки поиграть, и крепость снежную сделать, и лыжи, и коньки. И, конечно, бабу снежную слепить.

Как-то раз, ребятишки слепили снежную бабу. Прямо посреди дороги. А дорожка та как раз меж двух домов по улице Ипподромской пролегала. Пешеходная она была. Лепили-лепили, и вот, наконец, слепили. Казалось бы, что тут такого – дети играются, никому не мешают. Но не стоит забывать, что на дворе середина девяностых. И очень многие плевали на многие правила. В том числе и в части, запрета проезда на авто по пешеходной дорожке. И вот подлетает к тому месту, где снежная баба джип. Свернул, стало быть, он с дороги на пешеходку. И оттуда высовывается «брателло» и начинает, помогая себе козами и прочими фигурами распальцовки, объяснять детям кто они такие, построив ЭТО посреди дороги и, используя обсценную лексику, "просит" их это сейчас же убрать. Проехать, значит, возжелал. Ну, его, конечно, понять можно, ибо объехать сие творение очень осложнительно, поскольку с каждой стороны дорожки широченные и относительно глубокие сливные арыки – для отвода талой и дождевой воды. Попадешь туда – хрен выползешь. Плавали – знаем. Точнее, видали.

Итак, «брателло» разоряется, а дети, перепуганные такими "ласковыми просьбами", естественно, разбегаются, оставляя машину в гордом одиночестве перед знойной женщиной. «Брателло», решив отомстить таким непочтительным чадам и отрокам, принимает вполне логичное решение. Он отъезжает метров на пятнадцать, разгоняется и сносит эту бабу… Стоп! Если быть до конца точным, то он попытался снести бабу. Но, увы, сие скверное действо он совершить не смог, так как сам вылетел через лобовое стекло, оставив раскуроченную машину на металлолом. Оказалось, дети построили снежную бабу вокруг газового баллона, врытого в землю, чтобы не проезжали машины. Вот вам и доказательство слов классика о том, что "…есть женщины в русских селеньях", которые "…коня на скаку остановят". И «быка» тоже…

Новосибирск… Славный город. Интересный и в чем-то необычный. Вот скажите мне, пожалуйста, как, согласно правилам русского языка, будет называться улица, находящаяся рядом с ипподромом? Правильно, ипподромная. Но не в Новосибирске. Она тут Ипподромская. И это в самом центре города. Откуда в центре города появился ипподром, которого уже нет? А вот откуда: Еще в начале XX века жители Новониколаевска неоднократно подавали жалобы местному начальству на местных, а также заезжих коневладельцев, которые устраивали бега и скачки прямо на городских улицах, с целью выяснить – чья лошадь быстрее. Делалось все это стихийно и предугадать, где и когда пронесутся в беговых экипажах азартные хозяева кровных рысаков, не было никакой возможности. Народ в лучшем случае пугался, в худшем – попадал под копыта или колеса. Рассмотрев многочисленные жалобы, градоначальство наконец приняло решение об открытии первого городского ипподрома. На учредительном собрании Новониколаевского общества любителей конного бега и скачек, 12 января 1903 года, было подписано соответствующее разрешение. С этого дня полицией запрещалась быстрая езда по улицам города. А для этих нужд выделялось совершенно бесплатно место для скачек: зимой на льду Оби, а летом на поле у Татарской слободы, недалеко от местного кладбища. А в 1962 году ипподром перенесли на тогдашние выселки в Ленинский район города. А вот улица осталась. И жили там люди в частных домах. Даром, что Татарская слобода. Жили, не тужили, пока не настал 1980 год. Огорошил их Иван Палыч Севостьянов, тогдашний глава горисполкома, тем, что принял очередной план развития города. А согласно тому плану, должна пройти по улице Ипподромской и прочим улицам, переулкам и перекресткам лихая магистраль, которая соединит Богдашку с Большевистской. В те времена все было много проще чем сейчас – партия сказала «Надо!», народ – взял под козырёк и рявкнул – «С превеликим нашим!»

И начали выезжать граждане. Дома пустели. А веселые работники их разбирали и зачищали площадки под строительство. К середине 1986 года вся Ипподромская была свободна от проживавших там граждан. И началось великое строительство. Первым делом необходимо было вырыть гигантский котлован. По осени того года насыпали по всей территории угля и подожгли его – мол, пусть земля оттаивает. Поздней весной нагнали три экскаватора, и работа пошла. А надо сказать, что к тому моменту по обе стороны от Ипподромской уже были построены высотные дома (типовые десятиэтажки) и граждане, проживающие там могли наблюдать как «кипит» работа землекопов. И вот в один из дней теплого лета 1987 года, утром, часиков в 10 жители дома по адресу Ипподромская 34, из тех, чьи окна выходят как раз на место выкапывания котлована, имели удовольствие наблюдать презанятнейшую картинку.

Представьте себе стоящий без дела экскаватор, небольшую ямку (примерно в 3 метра диаметром и полтора в глубину) и двух «землекопов», которые отчаянно, с остервенением рыли землю лопатами. Работали они слаженно, споро, так самозабвенно, что за не полный час они расширили ямку до 10 метров в диаметре и углубились более чем на три метра. Меж тем народ стал собираться и интересоваться, откуда у двух прожжёных экскаваторщиков такой трудовой раж? Причем в рамках ручного труда, а не механизированного. Но эти два работника лопаты упрямо молчали, и стиснув зубы, продолжали свой нелегкий труд. Ближе к обеду ситуация прояснилась, когда на площадку приехала милицейская машина.

Оказывается, в доме, площадку под котором стали раскапывать в тот день, жил некий дед. Был он из тех дедов, которых зовут куркулями. Имел он, помимо всего прочего, побочный заработок, который, если судить по рассказам местных жителей, был много больше того, какой он получал на заводе редких металлов (он кстати там же, рядышком был). Но не шиковал, не барствовал, да и особо своими богатствами не светил. Раз десять, говорят его проверяли, но так ничего и не находили – ни денег, ни ценностей. Хотя нет, единственная ценность была у него – велик военных лет. Незадолго до выселения граждан с территории под котлован помер тот дед. Дети его даже не приезжали туда, в родительский дом, а похоронили отца, попрощавшись с покойным в квартире сына.

И вот когда начали раскапывать эту площадку, землекопы явственно услышали какой-то «звяк» и вдруг увидели, как из ковша вместе с землей вываливаются десятки и пятерки. От такого у них брови поползли вверх, грозя испортить отсутствующую прическу (по причине бритости голов). Они бросили экскаватор, схватили лопаты и давай трудиться как их предки. В результате, помимо разбитых двух, откопали еще пять банок. Из них три были заполнены трешками, одна пятирублевыми купюрами, и еще одна – советскими бумажными червонцами. Милицию они вызвали сами.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».