– Куда мы едем? – наконец, спросил он.
– К Догину.
– Кто это?
Костя долго молчал, потом посмотрел на Данилу со смешанным чувством жалости и понимания.
– Один из ваших, – он натянул визор на глаза. – Сейчас покажу.
В поле зрения Данилы вползло изображение: скрючившийся знаком вопроса дохляк в безразмерной футболке и облегающих брюках, коротко стриженный, с длинными худыми руками, одна из которых держит дымящуюся сигарету, застыл на стуле. Перед ним, спиной к камере, сидит еще один человек. Мужчина или женщина, Данила так и не определил. Вдруг дохляк заговорил, и его тихий, скрипучий голос зазвучал в наушниках визора.
– Сеть, стала для меня всем – матерью, домом, закадычным другом, колыбелью души… Вы ведь, наверное, не знаете, но чипы, через которые входят в Сеть, крепят сперва на затылок, когда ты еще совсем малыш, в первый день жизни. И городские серверы сразу пишут всё, что ты видишь и чувствуешь. В сознательном возрасте, конечно, я сам решал, что сохранять, а что позволить запоминать мозгу. И все записи с чипа отправляются в историю аватара.
– Аватара?
– Это такой паспорт для сетевиков и вторая личина по совместительству.
Дохляк помолчал, затянулся, выпустив струйку дыма, совсем как Костя недавно, и продолжил.
– В три года, и это я запомнил отлично, внешний чип заменили постоянной моделью. Его вставили мне в черепушку, прямиком в мозг, буквально спаяли с нервной системой, чтобы Сеть забрасывала туда нужные импульсы. А те создавали в мозгу красочные образы, окутывая несуществующими запахами, имитируя холод ветра в квартире, тепло прикосновения давно почившего родственника или грохот товарного поезда во время просмотра старого фильма. Я будто прозрел в тот день! Такое невозможно представить…
Чип стал частью меня, как шестое чувство или немой голос в голове шизофреника. Он учился видеть и осознавать этот мир вместе со мной, запоминал мои страхи и радости, падения и триумфы, начинал по-настоящему понимать меня. Сеть и я, мы срослись через миниатюрную микросхему в затылке. Лишиться чипа или выйти из Сети – всё равно, что потерять зрение или слух, мир тускнеет, будто замирает, становясь тяжеловесным и неповоротливым. Сама реальность никогда не была настолько реалистичной, до того филигранно настроен чип! – он усмехнулся, помолчав пару секунд. – А потому я безвылазно сидел внутри несуществующего мира – единственно настоящего для меня.
А что в итоге? Квартиры «сжались» до пары десятков квадратных метров на семью, а заполнила их цифровая реальность, превращая в просторные замки, шикарные коттеджи или уютные шатры на берегу моря.
Запись застыла. Дохляк так и сидел, скрючившись на стуле, глядя в пустоту, наполнявшую все его существо. Насколько же огромной была Сеть, что оставляла такую невообразимо глубокую пропасть после себя?
Из глаз Данилы хлынули слезы. Этот человек, Догин, или как его там, говорил с ним, смотрел из холодной бездны в его зияющую пустоту. Оба они вынули Сеть, оставив лишь хрупкую оболочку. И до этого момента Данила не осознавал, насколько тяжело в одночасье терять весь свой мир.
– Этот мужик, Догин, – заговорил Костя после недолгой паузы, – чем-то насолил своим в городе, и его за это попёрли. Выслали агентов, чтобы арестовать и забрать чип, но тот сбежал. Так и мотался по сетевым городам пять лет, пока его не изловили, – он усмехнулся. – Догин оказался не пальцем деланный – навалял агентам, угнал их тачку и сбежал к нам. Сергей его нашел и пристроил недалеко от брата. Мужик оказался полезный, много чего о Сети знал, да и вообще, толковый он, понимаешь?
Данила кивнул, хотя не знал, о чем это Костя.
– Правда, потом он с катушек съехал. Как-то прознал про Переход, ну и сторчался в конец.
– Чего?
– Наркоша он конченный, – угрюмо добавил Костя. – Когда-то был хорошим программистом, а теперь так, биомусор.
– А это как? – недоумевал Данила.
– Приедем, сам увидишь.
Данила помолчал, укладывая в голове услышанное.
– Зачем же ты меня к нему везешь?
– Узнаешь, когда будем на месте. Он может еще и не согласиться, тогда чего зря воздух сотрясать.
***
День клонился к закату. Жаркое июльское солнце набрякло и потемнело, медленно спускаясь в пляшущее над горизонтом марево. С севера ползла гряда облаков, похожая в неровном свете на пышущие последним жаром угли костра. Алые всполохи кинулись ввысь, окрасив померкшее небо. За изгибом земли скрылось вселенское пожарище, не иначе, от которого Данила не в силах был отвести взгляд.
Как там говорил Догин: «Сама реальность не была настолько реалистичной…»
Может, он просто не видел таких закатов?
Данила сдвинул бесполезный визор на лоб (к интернету его так и не подключили), уставившись на темнеющую с каждой минутой полоску леса вдалеке. Белёсо-желтые луга, сочная зелень деревьев, серая лента асфальта – все теряло краски, становясь черной декорацией на фоне индигового неба.
– Нам ехать всю ночь, – послышался издалека голос Кости, – вздремни. Сбоку рычаг, потяни, чтобы откинуть сидение.
Данила так и сделал. Минуту спустя он погрузился в глубокий, спокойный сон.
Мотор взревел, недовольно всхрапнул и загудел ровнее. Небо прояснилось. На фоне бледной синевы мелькали темные силуэты домов, уплывая за пределы видимости. Данила нащупал рычаг сбоку от сидения, потянул за него, и мягкая спинка кинула парня вверх. От резкого подъема он охнул.
Костя выруливал на узкую улочку какого-то грязного городишки.
– Где мы? – охрипшим голосом спросил Данила.
– Почти приехали.
Минивэн, ехавший впереди, исчез. Сзади тоже было пусто. Пропал и байкер из сопровождения. Данила напрягся.
– Не дрейфь, они ушли вперед, – бросил Костя, заметив, как озирается его спутник. – Заняли позиции, теперь ждут нас.
Преодолев узкий коридор меж двух бетонных заборов, неумело исписанных уличными художниками, машина выбралась на пустырь. Вдалеке виднелось нечто белое, мягко светящееся в предрассветном сумраке. Сооружение напомнило Даниле половину гигантского яйца, закопанного в землю.
У пологих стен, прислонившись к ним спинами или скрючившись на земле, сидели десятки людей в грязных одеждах с визорами на лице. Кто-то дремал, другие шевелили руками в воздухе, третьи, казалось, уже отправились на тот свет, отворив рот с пересохшими, растрескавшимися губами. Костя припарковался у острого края «яйца».
– На месте, – настороженно глядя по сторонам, произнес он.
Данила взялся за ручку двери, но Костя его остановил.
– Погоди, надо тебя к инету подключить, иначе он тебя в упор не увидит.
Он протянул руку, нажал что-то справа, и картинка перед глазами на мгновение померкла, вернувшись дополненной шевелящимся на периферии десятками значков. Они так и звали прикоснуться, но Костя быстро осадил Данилу:
– Не смотри на картинки или слова, которые появятся, дольше двух секунд, иначе затянет с непривычки и придется визор перезагружать. Либо припадок случится, такое тоже бывало. Я тебе фильтры поставил, так что без твоего разрешения инет не должен сильно беспокоить.
Но стоило им выйти из машины, как в глаза бросились десятки рекламных объявлений. Они сверкали, переливаясь красками, голосили, что было сил, напирали, не зная удержу. Даниле стало любопытно. Он украдкой глянул на Костю (тот коротко кивнул, пожав плечами, как бы говоря: «Ничего страшного, только не увлекайся»), а затем ткнул пальцем в одно из них, и прочие тут же притихли.
«В наш безумный век тревоги и страданий лучше всего продается счастье. Невозможно стать востребованным, если не выглядишь счастливым. Мы создадим ауру беззаботной радости для вашей странички (за смешную сумму!!!) и:
– друзья до отказа набьют все ячейки учетной записи;
– вас засыплют предложениями о работе;
– девушки/парни будут вешаться на вас повсюду!