Не упустите шанс реализоваться в этой жизни – отправьте свою страничку в «Агентство позитива и счастливых настроений»!»

– И что, кто-то ведется на такое?

Данила с сомнением глядел на мерцающее в воздухе объявление. Оно продолжало тихо гудеть, едва закончило говорить. Образы счастливых, улыбающихся людей, заполонившие все поле зрения, постепенно таяли. Внутри стало тепло.

– А-то! Отбоя нет, толпами валят! – усмехнулся в ответ Костя. – Скоро ни одной грустной рожи в инете не останется.

Он махнул рукой, и реклама исчезла.

– Хватит развлекаться, у нас дела поважнее.

***

Как ни старался, Данила не мог разглядеть вход. Скорлупа гигантского яйца казалась сплошной оболочкой – ни единой трещины или щели.

– Что это? – изумленно спросил он.

– Когда-то была галерея искусств, – мрачно произнес Костя. – Мне так рассказывали. Это старое здание, наверное, ровесник Сети. В те времена оно было суперсовременным. Таким предки видели будущее – чистым, понятным, светлым, – он грустно усмехнулся. – Сюрприз, старички, мы все просрали!

Они подошли к гладкой стене, где теперь едва вырисовывался силуэт овальной двери.

– Еще до моего рождения здесь выставляли местных художников, дизайнеров, голографов, а потом все захирело. Так-то бесполезное здание, подходит только для приема интернета со спутников – вся начинка прячется под землей, во второй половине яйца, а стены работают, как мощные антенны. Здесь ведь трансляции через сеть проводили. А потом, лет тридцать назад, сюда поселили отшельников.

Костя застыл перед дверным проемом – кусочек оболочки «яйца» отъехал в сторону от его прикосновения – и со словами:

«Предмет искусства, наследие предков… теперь здесь собираются грёбаные бомжи да наркоманы»

вошел внутрь.

В его голосе сквозила такая горькая ирония, что Даниле стало не по себе.

За дверью оказалось тесное, темное помещение с перегородкой, отделявшей его от остального «яйца». Как только Данила, вслед за Костей, перешагнул порог, стены вспыхнули белым светом, а овал за спиной скользнул на место, отрезав путь на улицу. Кое-где в светящемся полотне округлых стен, сливающихся с потолком, виднелись серые пятна. У него защемило сердце – Данила вспомнил свою сетевую квартирку.

У самой перегородки, ровно по центру, стоял низенький робот за стойкой. Этот, в отличие от Сэма, больше походил на робота, чем на человека: металлическая голова с криво приклеенным мужским лицом из искусственной кожи и холодными стеклянными глазами, старый пиджак с короткими рукавами, из которых торчали кисти, обтянутые той же дешевой кожей, изодравшейся в лохмотья на трех пальцах, и полное отсутствие одежды ниже пояса – ноги его скрывала стойка. По правую и левую руку за роботом виднелись два прямоугольных проема с дверьми. Перегородка появилась явно после заселения «грёбаных бомжей да наркоманов».

Костя шагнул к роботу, дернувшемуся при их появлении. Его и сейчас слегка трясло,

Сколько же он тут стоял без дела?

но холодный взгляд безжизненных глаз устремился к посетителям.

– Хикикомори Догин, – произнес Костя, положив кусочек пластика на стойку.

Глаза робота сверкнули красным, пучок света упал на пластик, а затем неживое лицо, словно снятое много лет назад с человека, зашевелилось.

– Допуск действителен. Спасибо, – прогудело в недрах машины, гулко отдаваясь от стенок корпуса, а затем всплыло, будто отрыжка, к выходу – звуки полетели изо рта. – Второй этаж. Ниша: ноль, девять, два, ноль. Правая дверь, прошу.

Робот слегка поклонился, указав на дверь слева от себя, но справа от посетителей. В стене у двери послышался всасывающий звук, похожий на отклеивание присоски от толстого стекла.

Костя двинулся к двери, игнорируя поклон робота. За ней оказалась лестница, ведущая наверх. Позади, стоило им войти, снова смачно чмокнуло – их надежно заперли внутри. Данила шагнул было вперед, но рука Кости жестко его остановила.

– Чего?

– Подожди, если не хочешь, чтоб тебя током поджарили.

Он указал на прозрачные толстые стены, образовавшие подобие ящика высотой два с половиной метра. Они слегка пульсировали от проходящего сквозь бронированное стекло электричества. Последовали три ослепительные вспышки, что-то пронзительно пискнуло, а в следующую секунду прозрачный короб исчез в полу.

– Проверили нас, чтоб оружия или ядов с собой не было, – бросил мимоходом Костя. – Пошли, нечего тут стоять.

Данила кивнул, стараясь не подать виду, что с каждым новым шагом он изумляется все сильней, и двинулся вслед за Костей. Он оглядывал грязные стены перегородки, поднимаясь по вытертым ступеням. На пару секунд заложило уши от гудевшей внутри вентиляции. Лицом Данила чувствовал, как движется воздух, а до ноздрей долетели кисловатые нотки протухшего теста.

– «Хикикомори» – это его так зовут?

– Нет, – сухо ответил Костя. – Я не знаю, как его зовут. Хикикомори – это японское слово, то же, что наше – отшельник. Хотя может я что-то путаю, когда Старик объяснял, я не особо слушал.

Они преодолели пролет, повернулись в обратную сторону, поднялись еще на пять ступеней, где перед ними открылась очередная дверь с чавкающим звуком.

В нос Данилы ударил запах пота, нестиранных носков, мочи и чего-то похуже. Только в первое мгновенье он еще способен был различать запахи, а в следующий миг у него уже кружилась голова от этого смрада. Костя (он лишь неодобрительно усмехнулся) будто не замечал дикой вони.

– Знаю, здесь смердит, как в заднице покойника, но ты привыкнешь, – наконец, сказал он, подзывая упирающегося Данилу к себе.

– Сомневаюсь, – парень натянул футболку до глаз, стараясь не дышать. Запах своего тела после ночи в дороге показался ему на удивление приятным.

Второй этаж походил на срез вареного яйца, и вонял, будто оно протухло. Потолок и пол ровные, но наружные стены слегка наклонялись внутрь помещения. Оно делилось на три секции с коридорами по центру и отгороженными нишами у перегородок. Ниши эти напоминали бочки из толстого пластика, диаметром два метра, опрокинутые на бок. Они торчали из стен под углом, образуя рисунок «ёлочка». Костя направился в крайнюю правую секцию. И как только он ступил в коридор, по нему разнесся скрипучий и осипший от долгого молчания голос.

– Валите на хрен, шестерки! Я вам сотню раз уже говорил – срать мне на Старика и его войско! Хрен вы что со мной сдела…

– Завали дышло, наркоша недоделанный, – беззлобно ответил Костя, подмигнув Даниле.

– Ааа, – протянул Догин, – Костя, это ты.

Он дико расхохотался.

– Ну, значит, у меня будет хороший денёк. Очень, чтоб меня вздрючили, хороший!

Данила осторожно шагал за Костей, стараясь не издавать ни звука и не вдыхать густой смрад, к которому, невероятно, но начал привыкать. Он не хотел заглядывать в ниши, мимо которых они проходили, но не мог совладать с собой. Данила видел в них одно и то же – слабые, обрюзгшие тела, мужские и женские, скорчившиеся в нелепых позах, словно младенцы-переростки с заросшими грязными патлами головами. На поясе вместо трусов нечто, напоминающее подгузник, от которого тянулись три мягкие трубки, теряясь в полу под кроватью. Большая часть лица скрыта визором. Пальцы безостановочно теребят воздух. Руки машут, давая команды невидимым снаружи программам. Одни тихо постанывали, другие довольно урчали, третьи бормотали что-то нечленораздельное. Данилу начало мутить.

– А кто это с тобой?

Догин чуть приподнялся на локтях, когда они оказались у входа в «бочку». На внешнем экране визора появилось, как понял Данила, отражение его реальных раскрасневшихся глаз. Они жадно разглядывали визитеров. Костя шагнул внутрь, выдвинул складную скамью у левой округлой стены ниши, и бесцеремонно уселся.

– Ааа, потерянный мальчик…

«А он хорош! Не потерял хватку», – пронеслось в голове Кости.

– …я тебя и не узнал сразу!