Каждую неделю происходило одно и то же. Любые случайные, а порой и даже достаточно необходимые мысли утекали из головы, как вода из прогнившего ведра. Провалы в памяти и участившиеся кровотечения из носа, конечно, его беспокоили, но Рим не пытался каким-либо образом помешать усугублению болезни. По-видимому, он ее таковой и не считал, а в определенных случаях говорил своим родителям, что либо 'погода действует негативно', либо 'перестарался и перетрудился'. Потом такая проблема исчезла вообще, и вроде бы казалось, что жизнь вошла в прежнее русло...

  Похоже, что прежним руслом теперь и не пахло.

  Глава 2

  Желудок пронзила тугая боль. Рим чуть скорчился, и понял, в чем дело. В самый последний раз он ел в воскресенье, а на дворе был вечер вторника. Он подобрал маленькое зеркало, стоящее у кроватной тумбы, и взглянул на себя. Да, действительно - кудрявые волосы были острижены, так что хорошо виднелся неестественно большой череп, покрытый щетиной. Лицо впало и побледнело, зато глазные яблоки стали белыми, как снег. 'Что ж, хотя бы я выспался', усмехнулся про себя Рим.

  - Черт, сейчас бы слона съел. - Рим вернул круглое зеркало на место и снова плюхнулся на кровать. - Здесь дают ужин?

  - Ага, к семи часам должны принести. Ох, чуть не забыл! Ты же пробудился, надо сообщить. Оставайся на месте.

  Женька чуть не прозевал момент исполнения его поручения, данного доком. Он сам вызвался побыть с другом, последить за его состоянием. Женька очнулся еще в машине скорой помощи. Он обратился к доктору Зубареву, как Женька позже узнал, все ли в порядке с Римом. Ну, хотя бы он оказался честен перед всеми, в том числе и перед самим собой, дав отрицательный ответ. Тогда он решил узнать, возможно ли что-либо сделать для его друга. Доктор кивнул и сказал, что может остаться в одноместной палате вместе с ним, и еще одну койку занесут по прибытию.

  Машина скорой помощи рассекала городские просторы Скатного, громким свистом расталкивая едущие по своим делам автомобили, однако изнутри ее вой сирены не раздражал уши. Женька смотрел на Рима, присев на соседнюю койку, и думал: 'Да, приятель, мы в дерьме. Скорее всего я, ты, и твои родители. Уж не знаю, пытался ли ты как-то скрывать то, что с тобой происходит. Но тайное становится явным, рано или поздно'.

  Больница в Скатном оказалась не такой уж и маленькой, какой ее себе представлял Женька. Большая, многоэтажная белая коробка ничем не выделялась и будто бы не вписывалась в общий архитектурный стиль городка. Куча больших окон, гладкий камень - это все, что было снаружи. Ни красивых завитков, ни узоров, окаймляющих окна. Внутри было все так же скучно. С одной стороны, Женька не смог объяснить странное отличие от других зданий, стоящих поблизости, которые казались по большей части памятниками архитектуры, нежели чем-то другим. С другой стороны, чего другого можно было ожидать от больницы? Имело значение не то, как она выглядит, но то, можно ли там было хорошо лечить людей или нет. Остальное не так уж и важно.

  Когда карета прибыла в пункт назначения, док спросил, нужна ли Женьке помощь. После того, как Рима выгрузили и оперативно доставили в больницу, Женька попробовал встать на костыли. Конечно, боль усилилась, по-другому быть и не могло. Падение на плитку явно не было предвестником чего-то хорошего. Док сказал, что кресел у них здесь нет, но он может лично сопроводить Женьку. Тот согласился, и док помог ему доковылять до отделении. На пути лестниц не оказалось, и Женька порадовался такой мелочи. По пути к Риму док попытался заговорить с Женькой на отвлеченные темы, и тот с радостью поддержал инициативу, разболтавшись и иногда посмеиваясь от его шуток.

  Когда они добрались до нужной палаты, Рим лежал на койке, а вокруг него туда-сюда бегали врачи. Док задал еще один вопрос, и он касался Рима. Женька все еще пребывал в шоке, и поэтому отказался, попросив какое-то время его не трогать. Зубарев оказался понимающим человеком, и пришел только к вечеру.

  Тогда пока вместо расспросов док попросил его в случае чего незамедлительно сообщить ему лично о том, если Рим вернется в сознание. Женька кивнул.

  - Евгений, спасибо вам большое. Вы замечательный человек. - Они пожали друг другу руки.

  - Не стоит благодарности. Вы тоже, док. Какое-то время побыть его мамкой не составит большого труда. - Женька улыбнулся и кивнул в сторону лежащего Рима. - Кстати, об этом. Вы сообщите его родителям? Они наверняка будут волноваться больше, если вы этого не сделаете. Номер у меня есть, я вам его дам, если хотите.

  - В этом нет большой необходимости. Ваш директор уже успел связаться и передать все необходимые данные.

  - А, вот как. Лев Владимирыч, а тогда можно я поболтаю со своими? Думаю, они были бы рады услышать меня вместо...Сан Саныча.

  - Конечно, телефон есть в диспетчерской. Но прежде я хочу вам кое-что предложить. Потому что возбуждение ран, которые еще не затянулись, как надо - вещи, с которыми не стоит шутить. Тем более что мы не знаем, как сильно ты повредил заживающее место.

  Женька подумал, потом согласился, но подмигнул, мол, и вы отдавайте себе отчет о том, что делаете. Док махнул рукой, и приятно улыбнулся.

  - Можете не беспокоиться. А рентген мы все равно сделаем - нужно все грамотно взвесить.

  Женька прошел нужную процедуру, и к следующему утру выяснилось, что взвешивать оказалось нечего. Повреждений не было от слова совсем, ни царапинки, ни трещинки, так что, скорее всего, такая жуткая боль была вызвана повышенной чувствительностью бедра и его тканей.

  В вечер понедельника Женька валялся на койке, расслабленный под действием анальгетика. Он уже связался с мамой и ввел ее в курс дела, чтобы она не переживала, а также убедил ее в том, что он побудет вместе со своим другом. Лампы в палатах, да и по всей больнице уже давно были включены.

  Ранее, пока он осторожно прогуливался по коридорам больницы (док посоветовал, что частое хождение может помочь в понижении чувствительности тканей), рассматривая классические больничные заметки, его внимание привлекла стойка с журналами. Он взял пару из них, и, развернувшись, ушел обратно в комнату с номером 148, умудрившись засунуть себе их в карман брюк, прижимая костылями. 'Ну, хотя бы со скуки не помру'. Так он доковылял до конца, и когда расслабил хватку, пересев на койку, они выпали на пол. Особого труда поднять их снизу не составило, так что теперь журналы лежали на тумбе.