- Да. Обычно он всегда выглядит...странно. Но здесь уж слишком резкая перемена настроения. Мне самому это показалось необычным. Иногда выглядело так, что он меня вообще не слышит.

  Но Рим знал, что было общим в его темноте, где он просто сидел, с той, материальной, в которой он перемещался, пребывая в имитации. Огонек тлел. Синий, с белыми язычками. 'Хочется прикоснуться'.

  - Ну, я не могу отвечать за Рима. Пусть он лучше сам поведает, что об этом думает. Поговорит с родителями, обкатает все сам. А потом вы, все вместе, придете к консенсусу.

  Послышались шаги, а затем и звуки закрывающейся двери, уже ближе и отчетливее. С хлопком двери все сразу смерклось и утихло. Теперь был слышен только голос огня и гул темноты. И слова, принадлежащие неизвестно кому: 'Мое солнце, Рим. Ты - наше солнце. Ты всем нам светишь, и будешь светить недолго, недолго, недолго...'. А слово 'недолго' отражалось эхом о невидимые стенки и возвращалось к Риму.

  И вот, какое-то время спустя (окружающая тьма, казалось, длилась вечность), все же начало светлеть. Все сильнее и сильнее. Глаза Рима распахнулись, и он дрогнул всем телом, как будто бы проснулся от того самого сна, где ты падаешь в невидимую пропасть.

  Рим обнаружил себя в маленькой палате. Светлые, но мягкие тона преследовали повсюду. Стены не были оклеены обоями, но от этого комнатка не казалась пустой или неуютной. Спереди стоял шкаф, на самом верху которого сидел толстый телевизор. Часы в углу экрана транслировали шесть часов вечера. Показывали новости мира, союза Четырех сторон. Солнечное зарево вываливался из больших окон, настолько гигантских, что казалось, что вся левая стена была сделана из стекла. На улице уже смеркалось, небо затянулось серыми облаками. Ветер разошелся не на шутку, и завывал в самой крыше здания.

  - Ох-х-х... - Рим провел рукой по лицу, начиная ото лба к подбородку, а затем метнулась ближе к голове. Он не совсем понял сложившуюся обстановку, пока не ощутил гладкую поверхность вместо склоченных волос. 'Да. Этого следовало ожидать. Похоже, что упрямство мне не особо помогло в сокрытии правды'.

  - Эй, ты. Наконец-то ты очнулся. - Рим повернулся головой, и убедился окончательно в том, что коек в палате две. На него смотрело максимально расслабленное лицо Женьки, которое, однако, не выражало большой радости. - Теперь ты выглядишь как брат-альбинос Сан Саныча. Я тебе очки толстые подарю, как-нибудь. - На лице проступила маленькая ухмылка, которая поблекла сразу же. Возможно, Женька решил, что шутка вышла не особо удачной. Но Рим вроде бы улыбнулся и слегка кивнул.

  - Ха-ха-ха. Я засчитал подкол. - Рим переменил позу, потому как обнаружил, что все тело затекло, пока он пребывал лежа. В нос сразу же бросился запах медицины, в особенности лекарств, хлорки и свежего воздуха.

  - Вот, узнаю своего старого, доброго друга. Как чувствуешь себя?

  - Пойдет. Сколько я был в отключке?

  - Целый день. Конечно, жуткое зрелище ты устроил в колледже. - Женька помолчал немного. Сказать им обоим было нечего. Потом он продолжил: - У меня есть два домысла, один хороший, другой плохой. С какого начать?

  Рим подумал, и решил, что насчет плохой новости он уже догадался сам.

  - Какая стадия?

  - Хирург предполагает, что третья. Самая что ни на есть дерьмовая, когда особо уже ничего не сделаешь. - Женька повернулся на бок. - Симптоматика, как он поведал, у тебя, конечно, странная. Док решил, что хочет сделать биопсию, чтобы убедиться в своих прогнозах. Но нужно твое согласие и твоих родителей.

  - Ладно. Мне нужно подумать. А какая хорошая?

  - Ну, теперь у тебя есть веская причина попробовать поверить этому хренову шантажеру и попытаться отыскать его 'друга', если он, конечно, сам так называет.

  - Ну...возможно. Я до конца пока не уверен. Диагноз же мне поставили всего лишь по признакам?

  - Да, я назвал все, и абсолютно все, как считает док, к третьей и относятся. - Женька вгляделся в глаза Рима и слегка побледнел. Они остались такими же стеклянными, но при этом казалось, что в них наполовину угасла жизнь. Они были похожи на мертвые (однажды Женьке уже приходилось видеть мертвых людей с открытыми глазами), но борющиеся за жизнь. Трудно было представить, на какое время им хватит этой борьбы.

  - Паршивое дело. - Рим грохнулся на подушку. - Мы сейчас все еще в Скатном, верно?

  - Да. По крайней мере, здесь тебе не пытаются навредить лишними действиями. Понятное дело, что в Плоском тебя бы уже перепахали вдоль и поперек, но...

  - Нужно заплатить много денег, - закончил Рим. 'Это будет проблемой для моих родителей, учитывая, что я ношу один и тот же костюм второй год подряд'.

  - Угадал. Я, кстати, уже хоть завтра смогу продолжить пересекать километры на своих четырех. - Тихий смешок Женьки перешел в легкий кашель. - В общем, считай, что я сейчас за тобой приглядываю.

  - Не знаю, нужно ли. Мои родители в курсе происходящего?

  - Да, - и это стало для Рима большим ударом. Поворотной точкой того, чего уже нельзя было скрыть. Все стало явным. И Рим снова начал думать.

  Ясное дело, что уже как полгода назад Рима начали мучить разного рода проблемы со здоровьем. Первым звоночком стал случай, произошедший в самом начале лета. Тогда он никак не мог вспомнить, что хотел передать тете Эле от его мамы, Арины. Он как будто замер, отчаянно пытаясь вспомнить, что же это было. Но ни одна, ни единая идея об этом не посетила его голову. Он тогда соврал, сказав, что все же передал это, но был крайне удивлен, узнав, что ему следовало выполнить одно поручение. Далее провалы в памяти постоянно преследовали Рима. Происходили они часто - на неделе по одному разу находилось всегда. Когда Рим все же догадался о своей 'маленькой' проблеме, в один из дней упуская постоянно из памяти, который был час, так что приходилось держать циферблат перед носом, он волей-неволей пришел к довольно сомнительным выводам, которые не имели прочной основы. Понятное дело, что все по своим местам могло решить только своевременное медицинское вмешательство. Однако Рим предпочел умолчать о происходивших случаях. Большой иронией оказалось то, что информация, касающаяся того, что Рим знал, что с ним такое порой случалось, также выпала из общего порядка. Таким образом, он забыл о том, что постоянно что-то забывал.