Вот он двигается ближе к парте, за которой всегда сидит один. От невысокого ростом мальчика шарахаются все, кто стоит на пути. Взгляды преподавателей прикованы, как булавки, к хорошо одетому парню до тех пор, пока он не присядет на свое место. Попытки завести разговор не приносят никакого успеха. Обмен приветствиями - это самое большое, что ему удается сделать. Вот он и присаживается, начинает доставать тетради, книги и свой ежедневник, усердно его листает, чтобы не упустить ни одной мелочи, что наметил себе. Парень вскидывает голову, задумываясь, привычно упирает позолоченную ручку в уголок рта, а затем размашисто что-то пишет, стараясь не зачеркивать, дополняет. После того, как он убедился в том, что все необходимые записи были сделаны, мальчик закрывает ежедневник, перемещает его в конец стола, и оттуда же протягивает к себе книгу по предмету. Открывает ее, читает, нахмуриваясь, но читает. Иногда отрывается от чтения, поскольку некто обращается к нему с просьбой разъяснить тот или иной параграф. Он охотно соглашается, помогает, приятно улыбается, однако понимает, что та улыбка не несет окружающим никакого смысла. Тогда во многом желание учиться порой перебивало желание общаться, но наличие неприятного осадка в виде безответного молчания со стороны других портило всякое настроение находиться в среде, его окружающей.
Женька старался не сильно разочаровываться в людях, поскольку такой подход, с которым он хотел бы обращаться к другим, довольно быстро вытянул из него все душевные силы. Он какое-то время попытался держать свои дружелюбные намерения на привязи, и это у него неплохо получалось. Да, позже он был точно уверен - если твое окружение не хочет с тобой соприкасаться, а ты всеми силами стараешься сломать невидимый барьер между собой и внешним миром, то в итоге ты останешься с красным лбом, которым ничего так и не смог проломить. Нет, он не закрылся в себе полностью - по большей части Женька оставил свои попытки навязать знакомство до тех пор, пока он не найдет нужного, как он описал, человека, либо же этот человек не найдется сам. Если можно выразиться, он нажал на паузу внутри себя, и стал ждать подходящего момента.
И действительно, подходящий момент в итоге настал. Спустя два года, после первого появления Женьки в колледже, пошли первые знакомства. Сначала он пересекся на олимпиаде с Игорьком, который был ну уж очень хорош в рассказывании 'невыдуманных' историй, со щепоткой мистики и ужаса с максимально честным лицом. Затем Анка и Янка, близняшки, как две капли воды, постоянно пребывающие на смеху, такие же худые, как и сам Женька. Потом старший на 3 года Олег, обожающий черный юмор и все, что с ним связано. Он тогда даже носил все черное и пользовался исключительно вещами одного цвета, дабы соответствовать своему 'черному' образу. Обаяние Женьки переполняло внутренние края и расплескивалось от его взрослого смеха на своих знакомых. Осадок, накопившийся за столь долгий промежуток, растворялся в воображаемом напитке очарования.
В итоге Женька понял свою стратегию и хорошо ее исполнял. Конечно, некоторые окружающие своего мнения так не поменяли и предпочитали поворачиваться спинами, прежде чем он проходил мимо них. Однако это уже не имело большого значения. Женька своих людей уже почти нашел. Тех, с кем он мог бы общаться свободно, при этом так, чтобы ни он, ни его собеседник не ощущали странной атмосферы, кружащей в пространстве между ними.
Знакомство с Римом произошло примерно в это же время открытий. Женьке пришлось перевестись в другую группу не по личным соображениям - расписание занятий позволяло уезжать в город, к отцу, дабы видеться с ним чаще, чем у него это получалось раньше. Все это время он жил у матери на даче за городом, лишь изредка посещая Плоский, не чаще раза в полгода, на каникулах. Теперь же появилась возможность делать переезды буквально тогда, когда Женька сам того захочет.
Впервые Женька увидел свою новую группу, и впервые он не ощутил на себе этого странного безмолвного осуждения, оказываемого глазами и спинами тех, с кем он давно учился. Парни обступили прибывшего юношу, так, что его не было видно, со странным рвением. Интерес, проявляемый к Женьке, немногим его самого озадачил, так что он поначалу не был многословным, дабы не сказать в адрес кого-либо лишнего слова. Среди всех парней стоял и Рим, со слегка опущенной головой, так, что его кудрявые волосы закрывали глаза, оставляя видимой лишь небольшую, скромную улыбку. Они протянули друг к другу руки, обменялись приветствиями. Тогда же Женька и почуял что-то странное. Не то, чтобы Рим казался ему изначально неприятным, скорее даже наоборот - довольно крепкое тело, не подчеркнутое одеждой, черные спиральные волосы. Но какими холодными были эти глаза, эти большие бледно-зеленые бусины! Наверное, Женька никогда бы и не понял прямого смысла в выражении 'замораживать взглядом', до этого момента. Он почувствовал, как в лицо подул невидимый ветер, в основном нацеленный в его карие точки, который поднимался вверх и заканчивался на серых волосах легким их покачиванием. Женька немногим испугался этого взгляда. Он не казался пугающим, хищным, готовым порвать тебя на куски - скорее, возникало ощущение, будто ты смотришь на самого себя, как в отражении зеркала, выставленными неизвестным внутренним жителем.
Уже позже в общении с Римом он не раз возвращался к тому же ощущению - ощущению легкого испуга, удивления, загадки без ответа. Рим часто говорил с Женькой, глядя ему прямо в глаза, и каждый раз по спине пробегали мурашки от того, как он на него смотрел. Да, быть может, Женька и не мог знать, о чем мог думать его друг. Желание прочесть мысли отражалось о зрачки, и рассеивалось в воздухе, не пробивая зеленый барьер. Но в том, что Рим обладал странной позицией по отношению к окружающим его людям, он был уверен больше, чем в иных своих догадках. Это невозможно было прочитать, однако это было ясно из того, что и когда он говорил, и как он это подносил. А таких случаев было действительно немного, настолько, что их можно пересчитать по пальцам. А Женька был свидетелем всех этих случаев, из которых он усвоил для себя - Рим был очень закрытым человеком, который не стремился себя показывать всем, кому не лень. Хотя, когда это было необходимо, он прямо говорил, что хотел, или что нужно было сказать. Рим слова старался тратить не понапрасну. И тогда со стороны звучало так, будто он не пытается думать о том, что вообще излагает, поскольку слова соскальзывали с языка очень легко, как пушинка на легком ветру с травинки.
Для Женьки по настоящий день Рим - это нерешенная, ходячая человек-загадка, вокруг которого крутятся разные варианты решения. Во многом можно было представить Женьку как гостя крепости с одной единственной дверью с надписью 'Башня Рима', к которой прилагалась гигантская связка ключей, и каждый ключ оказывался неподходящим к замочной скважине этой двери. Конечно, пара из них мысленно витает в воздухе, как возможные варианты отпирания замка. Но вставлять их, а уж тем более пробовать открыть ими дверь Женька пока не пробовал. Похоже, ждал подходящего момента, когда это надо было сделать.
Глава 12
А вот кому еще в ближайшее время придется перебирать ключи, помимо Женьки, так это Сан Санычу. Женька уже успел подметить напряжение и затянутые паузы, тянущиеся между двумя собеседниками не по возрасту, поэтому понял, к чему к Риму поступило такое странное предложение - вероятно, преподаватель хотел узнать своего ученика поближе. Самого скрытого человека, если не во всем мире, так в городе точно. Он знал, что для Сан Саныча это была обычная практика, потому что он успел пообщаться, быть может, практически со всей ученической частью колледжа. Но тут общение, скорее всего, просто затупит острие проблемы, обнажившейся еще с самого утра.