- Есть у кого-нибудь вопросы? - поинтересовался Сан Саныч.

  В аудитории повисла неловкая тишина. По всей видимости, задавать их было действительно некому.

  - Хорошо, раз вопросов нет, занятия окончены, можете быть свободны...

  В один момент тишина порушилась, и ее место занял шум сдвигающихся стульев, одежды, голосов и ног. Прозвенел звонок - пара закончилась официально. Похоже, что всех утомил долгий и продуктивный урок, поскольку рвение покинуть маленький зал как можно быстрее хорошо обозревалось. Буквально за тридцать секунд аудитория практически пустовала. Оставались только Рим, Женька, Сан Саныч и еще две молодые студентки, о чем-то с ним мило беседовавших, то и дело посмеиваясь.

  - Рим, ты не мог бы подать мне костыли? - с просьбой обратился Женька.

  Рим потянулся к деревянным палкам, взял их в руки, а потом небрежно облокотил на парту, но так, чтобы Женька смог дотянуться до них своими руками.

  - Вот, думаю, дальше ты справишься сам.

  - Ага, спасибо, ценю твою заботу. - Не было похоже, что такой жест доброй воли, оказанный Женьке, полностью пришелся ему по душе. Но он решил не продолжать возникшую мысль и уж тем более высказывать ее вслух.

  Женька осторожно приподнялся на ноге, которая уцелела, опираясь руками на парту, стараясь как можно меньше тревожить другую, больную. Рим наблюдал, как лицо друга вздрагивало от малейшего неловкого и лишнего движения - нога срослась, но боль все еще по неизвестной причине доставала кучу неудобств. Он кое-как подсунул в подмышки валики костылей, и с облегчением вздохнул. Такое маленькое действие далось ему с большим трудом, так что под дымчатыми волосами проступили маленькие капли пота.

  - Все, к бою готов. - Женька вытер рукавом влагу со лба, и вздохнул еще раз. Он аккуратно протянул руку сначала к большому портфелю, а затем папке. - Пошли, нас ждут великие дела.

  - Хорошо, двинули. - Рим довольно легко опрокинул через плечо куртку поверх лямки, придерживая ее за капюшон.

  Когда Рим уже был в дверях кабинета, сзади послышался голос Сан Саныча:

  - Не забудь, Рим! Я тебя жду сегодня вечером в кабинете!

  - Как скажете, - проговорил Рим, не поворачивая головы. Тяжелая деревянная дверь захлопнулась, так что ее грохот был слышен даже в коридоре.

  Сан Саныч проводил его взглядом до тех пор, пока дверь не захлопнулась, а затем продолжил разговор.

  - ...вот здесь указываешь название работы 'КП', тут масштаб, а в крайней графе - количество листов... - доносилось из закрытой двери.

  - Надо же! У кого-то намечается свиданка с директором! Купи цветы и коробку конфет - они тебе сегодня понадобятся! - Женька расхохотался, потом дернулся от боли, резко пронзившей ногу. - Прости, не удержался. Меня чуть не прорвало на паре, так что я держался, как мог.

  - Благодарю за проницательность. - Рим махнул рукой так, что этот жест мог значить только обозначение направления. - Но лысые пенсионеры не в моем вкусе, уж придется тебя обломать.

  - Обиделся что ли? - спросил Женька. Концы костылей стучали о плитку, так что в большом коридоре, в котором было не так много людей, раздавались глухие щелчки.

  - Нет, я просто решительно не понимаю, чего он хочет от меня услышать. Или узнать. - Теперь можно было осознать со стороны, что Рим отвлекался и отгораживался от всего, что могло ему помешать. Он собирался рассуждать. Постепенно входил в эту фазу, которую Женька пока не уловил.

  - Ну, даже не знаю. - На самом деле он догадывался, в чем могло быть дело, но прямо не сказал об этом Риму, потому как сам не был до конца уверен в том, о чем он думал. Могло ли выглядеть культурно со стороны признание лучшему другу в том, что его отношение к окружающему миру, в том числе и к самому себе, в лучшем случае оставляет желать лучшего? Ясное дело, что нет.

  Их странная, спонтанная дружба уходит корнями в прошлое не так глубоко. Особенно история того, как сам Женька появился в Скатном. Вроде как, по словам друга, Раковские тут жили давно, да тех пор, пока его отец не нашел перспективное дело в столице Восточной стороны, Плоском. Сначала он туда прибывал один, а затем загорелся идеей о том, что было бы неплохо переехать туда. Так что учиться начинал Женька в большом городе. А позже, по окончании школы, он сам изъявил желание учиться в колледже. 'Не знаю, мне просто и так с самого детства хотелось заниматься всей этой строительной чушью, вот и все. Потом я втянулся, и прознал, что здесь, в Скатном колледже, классно преподают. Конечно, батя сначала возражал, мол, будешь сам таскаться в другой город на учебу. А потом мои родители разошлись, мать переметнулась сюда, считай к себе домой. Я решил, что на время учебы поживу тут, а потом уеду обратно к отцу в Плоский. Там уже сам крутиться начну, если что-то подвернется'. Как только Женька появился в колледже, отношение к нему сложилось не самое лучшее. Уже с порога он понял, что по большей части сверстники в группе не стремились познакомиться с новичком. А если и случался разговор, то в основном он касался учебной стороны, потому как уже с самого начала Женька показывал блестящие знания во многих предметах. В остальное же время ему приходилось проводить время одному, и он долго пытался понять, в чем причина. То ли дело касалось его специфичного, в каком-то месте грубоватого юмора, несвойственного его возрасту, то ли дело было в том, что он порой изображал из себя нестерпимого зануду. А может, дело было в состоятельности его семьи, и такая догадка раздражала больше всего, поскольку она была ближе всего к правде.

  Представьте себе: в двери каждый день проходит лет пятнадцати невысокий парень, можно сказать, мальчишка, мило улыбающийся, с хорошим настроением. Он хорошо одет, можно сказать, даже очень прилично. Его костюм сапфирового цвета аккуратно сшит точно под него, строчки от шитья нельзя разглядеть даже в лупу. Он сидит на парне чертовски хорошо, на этом худощавом, практически костлявом теле. Белоснежная рубашка мальчишки выглажена, черные пуговицы застегнуты под шею. На руке виднеются часы, циферблат которых выточен из мрачнита, матового и очень престижного камня. В руке лежит кожаный деловой портфель. Туфли не торчат носами вверх, однако хорошо сидят на ноге, сверкают от гуталина. Высокие, уложенные вверх дымчатые волосы, колышутся от проходящих мимо людей. Понятное дело, что такое вызывающее обличие не может остаться неоцененным, неосужденным. Глядя на мальчишку, одетого так, волей неволей будешь думать о том, что перед тобой не ученик колледжа, а президент неизвестной страны маленьких людей, пришедший не постигать знания, а вести долгие и напряженные переговоры.