– Ты не расстроился, что Люси не пришла? – спросил отец. – Она неважно себя чувствует. Думаю, мне нужно ее навестить.

Миллер не испытывал к Люси романтических эмоций, но чувство благодарности бурлило и кипело внутри, желая вырваться наружу и увидеть свет. С раннего детства родители учили его, что нужно уметь быть благодарным. Ему нравилась Люси, но он по-прежнему считал, что она ходит сюда напрасно. Вероятно, долгое время она пыталась себя убедить, что ни на что не рассчитывает и единственное, что ей остается – это быть рядом, не требуя ничего взамен.

Мне нравится, как готовит отец, но сегодня мне не хочется есть, с вечера живот все еще полный. Сегодня отец обещал сходить со мной в секретное место, но я видел, как с утра он чистил свои ботинки – это значит, что у него есть другие дела. Я заметил: когда он чистит ботинки, то уходит куда-то взволнованный и хмурый, у него трясутся руки, и подборок становится еще более вытянутым. Мне очень любопытно, куда он ходит, но я не буду следить за ним, ведь мы с ним друзья, а друзья должны доверять друг другу.

Ложка играла и переливалась серебром. Если присмотреться, в ней можно было увидеть свое искаженное отражение – там отражается истина, которую все так старательно ищут. Даниэль нравился себе в отражении старой ложки. Этот комплект им подарил старый товарищ отца. Даниэль не заметил, какое у него лицо, но хорошо запомнил неуклюжую походку и большой живот, который с каждым приездом становился все больше. Кроме этого, мальчик обратил внимание на прическу – волосы были собраны в аккуратный хвостик. Ему она очень понравилась, так ходить себе позволяли только приезжие. Мужчина жил в большом городе в полном достатке, и чем полнее становился его достаток, тем реже случались его встречи со старым другом. Ложки – это последнее, что он после себя оставил. Интересно, как глупо он бы сам в них смотрелся? Если бы он увидел свое отражение, то тотчас бы разлил полную тарелку супа на свои новые брюки и закричал, да так грубо, что будь Люси рядом, она тут же бы заткнула ему рот. Отец говорил лишь о том, что его приятель за годы знакомства полностью изменился, как будто его подменили, а раньше они хорошо общались и были друзьями.

– Я скоро вернусь.

Миллер накинул на плечи куртку, надел до блеска начищенные ботинки и захлопнул за собой дверь. Из окна было видно, как он стоял на крыльце и поправлял воротник клетчатой серо-зеленой рубашки. На самом деле ему было безразлично, что подумает Люси, но, несмотря на свою отстраненность и холодность, решил дать себе шанс.

Вместе с хлопком входной двери ложка с остатками супа упала на пол. Даниэль поднял ее, протер тыльной стороной ладони, постучал по столу и уставился на нее, проверяя то ли на чистоту, то ли то, не изменилось ли его отражение. На ложке появилась шерсть соседской собаки – Иззи. Она любила прятаться здесь, пока хозяйка встречала гостей или устраивала шумные вечеринки. Иззи девять лет, и она любит проводить время в тишине. Специально для нее Миллер принес из мастерской старый коврик, а Даниэль купил в магазине миску для воды. Иззи была здесь частой гостьей, особенно по выходным. И, надо сказать, ей такая компания нравилась.

Дом у Люси небольшой, и снаружи ничем не выделялся, но внутри все было настолько аккуратно, что создавалось впечатление, будто находишься в музее. Отделанный коричневыми панелями фасад, два этажа, а на крыше флюгер с петушком.

Прежде чем постучать, Миллер постоял перед дверью несколько минут, а затем неспешно подергал ручку и, не ожидая такой быстрой реакции, удивился, так как дверь тут же открыла Люси, словно ждала момента, когда он решится.

Она была в домашней одежде с тряпкой в руках. Как всегда, женщина занималась уборкой, которая, по ее представлениям, должна была быть бесконечной. Как только у нее появлялась свободная минутка, а руки были не заняты, она хваталась за тряпку и терла с такой силой, как будто пыталась стереть свое прошлое и протереть дыру в будущее в надежде заглянуть вперед и посмотреть, есть ли там то, ради чего ей приходится терпеть все сейчас с ней происходящее. Проходить в дом хотелось все меньше.

– Я приготовил суп по вашему рецепту, а вы не пришли. Все еще плохо себя чувствуете? Даниэль про вас спрашивал.

Ему совсем не хотелось приходить к Люси, но так было принято. Если человеку нездоровится, нужно ему помочь. Люси всегда заботилась о Даниэле и заслужила внимания. Миллер стоял у порога и чувствовал себя неловко: одна нога начала непроизвольно пританцовывать в сторону выхода, а другая изображала опору. Казалось, что стоит ветру чуть увеличить скорость, как она тут же подкосится, и он с грохотом растянется у двери.

– Я приятно удивлена. Стоит ли говорить, что мне очень приятно. Даниэль правда расстроился, что я не пришла? Я думала, он не заметит. Какой заботливый мальчик!

– Он всегда замечает подобное, пусть вам не кажется это столь странным.

– А что же мы так и стоим? Заходите, я заварила чай, если вы не торопитесь, – заволновалась Люси.

– Мне очень жаль, но у меня совсем нет времени. Пожалуйста, поправляйтесь.

Миллер неуверенно хлопнул дверью, спустился по невысоким ступенькам, завернул налево у большого столба и сел на крыльце заброшенного соседского дома. Его чистые ботинки сверкали под полуденным солнцем.

– Не выходит, – пробубнил он себе под нос.

Ребекка расчесывала мокрые волосы, внутри нее все сжималось как скрученная пружина. Ей хотелось забыться и прямо сейчас оказаться в другом месте, чтобы в очередной раз не выслушивать порцию нравоучений, которыми он ее одарит. Солнце лениво заглядывало в окно, на хрупких руках резвились солнечные зайчики.

– Можно войти? – с осторожностью сказал Чарли, открыв дверь.

– Конечно, заходи.

Ребекка скиталась по разным квартирам с такой скоростью, что поймать ее было невозможно. Стоило только запомнить один адрес, как она тут же переезжала на другой. Как потом выяснилось, это была квартира ее подруги. Хотелось верить словам девушки, но не было никаких сил, а опыт подсказывал, что делать это не нужно. Общение давалось ей просто, Ребекка могла найти контакт с любым человеком, не прилагая серьезных усилий, это было чем-то дарованным свыше. Еще днем не зная кого-то, вечером она могла оказаться в его квартире или при других обстоятельствах в постели.

– Что случилось на этот раз? Ты опять вляпалась в неприятности?

Чарли преувеличивал, но если Ребекка начинала разговор с фразы «конечно», не добавляя ничего ироничного и смешного – дело было серьезным. И в его памяти яркими красками заиграли воспоминания от последних таких разговоров. Один раз она задолжала крупную сумму денег, в другой раз ее арестовали, когда она на спор украла печенье. В тот день их вызвали на допрос, где они провели несколько часов, а потом она назвала одного мужчину толстым, и они бежали несколько кварталов без перерыва на шаг. И все эти ситуации начинались с незамысловатого «конечно» – конечно, можно; конечно, ведь терять ей было уже нечего.

– Мне нужно будет уехать на несколько дней, большего пока сказать не могу. Встретимся на нашем месте сразу, как я вернусь. И не нужно так на меня смотреть! Мне приятно видеть твою улыбку, Чарли, а этот замученный взгляд тебе не идет.

– Зачем тебе это нужно? Неужели ты совсем не знаешь, когда вернешься?

– Я же сказала – не знаю. Разве это так важно, если на кону мое будущее? Тебе есть чем заняться! – Ребекка начала злиться. – А если нечем – найди, пока окончательно не сошел с ума.

– С ума можно сойти, только если продолжить общение с тобой. – Чарли нахмурился и отвернулся в другую сторону.

– Надеюсь, это был комплимент!

– Даже и не надейся.

– Я устала. Давай скорее закончим этот разговор. Как только я вернусь, ты узнаешь обо всем первым, обещаю.

– Когда тебе нужно уехать? – расстроился он.

– Сейчас приведу себя в порядок, волосы еще мокрые.