– Чего уставились? Я же сказал – расходимся. Можете заниматься своими делами, хотя какие у вас могут быть дела, кроме работы!
Если в его глазах появлялись озорные огоньки, значит, он был от себя в полном восторге. Смахнув пыль с усов, капитан медвежьей походкой отправился в сторону каюты.
*****
Небо из темно-синего превратилось в иссиня-черное, как будто фокусник накрыл его тканью – той самой, под которой в старых ящиках на представлениях прячет от зрителей всю наготу своей жизни. Дождь то и дело собирался обрушиться железной стеной.
Волн было не видно, но если прислушаться, то можно услышать, как волны небрежно бьются о берег. Корабль бултыхается в грязной воде, и если он провисит так еще несколько минут, то захлебнется и пойдет ко дну.
– Даниэль, что ты все время туда смотришь? Ты совсем замерз. Может, пойдем домой?
Он мог сидеть так часами в любую погоду, но когда бледно-розовые губы начинали наливаться синим – была пора уходить.
День рождения Даниэля они отметили с Люси и парой школьных друзей. В мастерской накрыли небольшой стол – отец купил сладости, а Люси, соседка из дома напротив, испекла пирог. За столом непременно были круассаны – одно из любимых блюд мальчика. Подарков оказалось немного – мяч, его принесли друзья, и книги – их подарил отец. Принявшись за трапезу, отец вспомнил, что на торте нет свечей, и, обыскав весь дом, так их и не нашел. Он чувствовал себя виноватым, но старался не подавать виду. В 8 вечера мастерская опустела и снова была готова для работы, а в 8:30 здесь не осталось никаких следов праздника.
Для своих одиннадцати лет Даниэль был спокойным и любознательным ребенком. Главное оружие в его арсенале – это необычайной красоты харизма, он умело ей пользовался, сам того не подозревая. Город, в котором они жили, был небольшой, и в округе все хорошо знали мальчика.
– Мне кажется, твой корабль завершил свою миссию, пора вытаскивать его из воды. Боюсь, это единственное, что мы можем для него сделать.
Когда Даниэль был совсем маленьким, он любил собирать старые вещи, и с каждым днем в доме их становилось все больше. Если бы так продолжалось и дальше, то пришлось бы делать дополнительную пристройку, а когда место закончилось бы и там – строить еще одну. Их жизнь из размеренной превратилась бы в бесконечную стройку.
Из-за необычного увлечения мальчика в конце улицы соседи даже устроили специальную площадку, где оставляли старые вещи, найденные на своем чердаке. А у кого не было чердака – тащили туда все, от чего так хотели избавиться все это время. Среди вороха грязи и полчищ ненужного хлама Даниэль мог найти то, чему другие потом завидовали.
Соседи ласково называли его «мальчиком в коричневых штанах» – этот цвет ему нравился, и он почти всегда их носил. Его голову украшал бордовый берет, одним июльским вечером кто-то оставил его с пометкой «для Даниэля», что вызвало в мальчике бурю радости и восторга. Он придавал его виду толику аристократичности и превращал в серьезного юношу.
Миллер – так прозвали отца мальчика – смотрел на Даниэля и испытывал чувство гордости. Сам он, как бы ни старался, не умел заводить теплых отношений с людьми. Человеком он был отстраненным – больше слушал, чем говорил. Людям казалось, что когда Миллер смотрит в глаза, он пронзает взглядом насквозь. Несмотря на все странности, дурного он ничего никому не делал, и люди общались с ним так же, как с остальными. Сторониться же своих здесь было не принято.
Последние годы он много работал. Ему казалось, что так время пойдет быстрее, но оно продолжало ползти ленивой черепахой. Бросив занятие всей своей жизни, Миллер оказался перед выбором, чем теперь заниматься. И долгое время он не мог найти ответ на этот вопрос, пока однажды не вспомнил, что в детстве любил работать в мастерской у отца. Это одно из немногих умений, которому тот его научил. Там, запираясь ото всех и оставаясь наедине со своими мыслями, мужчина неспешно выполнял заказы, уходя от реальности. Свой покой он находил в воспоминаниях о прошлом.
Часть готовых работ отец Даниэля продавал на центральной улице города. Просыпаясь с рассветом, он приходил туда в 7 утра – в это время люди шли на работу, готовые отвлекаться на что угодно, лишь бы растянуть время в дороге. Обычно пустые разговоры ни к чему не приводили и заканчивались лишь обменом парой незатейливых фраз. За несколько месяцев работы в таком режиме Миллеру удалось продать всего четыре свои работы, три из которых купил один человек. Он хорошо запомнил этот взгляд из-под шляпы, его глаза казались настолько знакомыми, что вспоминать их цвет совсем не хотелось. Мужчина был хорошо ему знаком.
Большинство вещей для оборудования мастерской они нашли с Даниэлем в конце улицы.
Немногие из тех, кого он впускал в свой мир, интересовались, где же удалось достать все необходимое для работы, но Миллер так и не решился рассказать о находках и всегда отвечал односложно, отводя взгляд в сторону. В глубине души благодарность обжигала его сердце как кипяток, разлитый на колени. В день, когда они обнаружили часть вещей, хотелось кричать, сомкнув зубы. Это был лучший подарок под Рождество. Стены мастерской мужчина украсил старыми картинами, на них были море и звезды. О своей любви к морю он не рассказывал никому, эта тема была сокровенной. Миллер избавился от всех вещей, которые с ним связывали, лишь одну коробку с воспоминаниями запрятал глубоко в шкафу.
Несмотря на небольшой заработок, работа мужчине нравилась – она была спокойной, хоть и требовала от своего исполнителя большой концентрации, но внимания у него было хоть отбавляй. Он начал развивать этот навык с тех самых пор, как Даниэль в первый раз оказался у него на руках, за эти годы ему пришлось освоить много новых умений. Жизнь научила его быть терпеливым.
*****
– А что если нам выпить еще по одной? Или по две, как пойдет! – раздался мужской голос из темноты.
– Ты хочешь, чтобы нас поймали с поличным? – буркнул второй. – Не хочу рисковать, ты же знаешь, как сильно эта работа мне дорога.
– Я бы тебе поверил, если бы мы хоть раз попались!
– Предложи лучше Чарли, он сегодня целый день хмурый ходит.
– Я это заметил и даже знаю подробности – ему девушка письмо написала, что между ними все кончено. А он продолжает твердить, что она лучше всех! Идиот! – продолжал возмущаться первый. – Ведь если она лучше всех, отчего же письмо такое написала? Думаю, она все знала заранее, еще до его отъезда.
– Скажи еще, что она заранее это спланировала.
– А я и не удивлюсь! Такие решения нужно принимать на расстоянии, пока человека не видишь. Понимаешь? Не стоит он перед тобой, и краснеть не приходится! Хочешь – бросай, хочешь – ругай. Можно делать вообще что угодно!
– И зачем я эту тему поднял? Лучше бы меня в эти любовные дела никто не посвящал, чувствую себя свидетелем, которого забыли пригласить, а он все равно пришел.
– Вот я и говорю – хватит с нас душевых терзаний! За свободу и независимость!
– Не сегодня, Люк! Я тебя умоляю. Спать хочется, сил никаких нет.
– Один я пить не буду, я же не алкоголик какой-то.
– Вот только на жалость давить не надо, – возмутился мужчина.
– Да чтоб я? Да никогда! Но ты все равно хорошенько подумай! Все-таки лучший друг предлагает, а друзьям отказывать – это как предать себя самого.
– Разве же это предательство?
– Еще какое! Тебе повезло, что масштаба оно небольшого. Не придется потом сильно переживать и думать на ночь-то глядя – а ведь мог пойти на уступки, но нет же!
– День сегодня, и правда, не задался.
Наступила полночь. Скрип шагов и разговоры на палубе сменились тишиной, звенящей снаружи. Только в одной из кают раздавался смех. Голоса звучали, перебивая друг друга, но расслышать, о чем говорят, было невозможно. Каждый вечер они собирались вместе, чтобы скоротать до утра время и обсудить последние известия. Эти посиделки стали традицией два года назад, а ведь приятели могли и дальше не замечать друг друга, если бы не случай.