Перед крепкой дубовой дверью нас встретил не то гардеробщик, не то вышибала, почти квадратный тип всего лишь с одной узкой прядью бороды, и в красной кожаной полумаске. Он потребовал у дяди Сани расстегнуть куртку, а меня и тетю Берту заставил задрать свитера, проверяя, не вносим ли с собой какое хитрое оружие. Мария выглядела так, что ее даже не стали обыскивать. Берта уговаривала наездницу отлежаться, однако та упрямо увязалась за нами. О металле егерь предупредил заранее, и ненавистные пистолеты наезднице пришлось оставить в общем «номере», чему все мы были только рады. Во взвинченном состоянии наездница была способна натворить бед.

Под прокопченными сводами обеденной залы витала застарелая, наверное, никогда не выветриваемая смесь ароматов подгоревшего жира, браги и меда, однако моему носу эта смесь показалась на редкость приятной. Еще пахло цветами и травами, развешенными для просушки на поперечных балках потолка. Между стрельчатыми окнами плясали отсветы каминного огня, в натертых бронзовых бокалах отражалось тусклое серебро графинов и червонная позолота керамических чаш.

Для простого трактира обстановочка излишне роскошная…

В нижней обеденной зале набилось много народу; голоса шуршали, как оберточная бумага, и звенели, как треснувшие гитары, перекликаясь на все лады. Вне сомнения, весть о нашем появлении разнеслась уже на три дня пути вокруг. Впрочем, никто из посетителей не пытался взять автограф. Некоторые спали, скорее всего, они продремали тут всю ночь, экономя на плате за ночлег.

Ватага горных пикси храпела в углу, на шкурах, уткнувшись в ребра недоеденного барана. Все ростом с десятилетнего мальчишку, черноволосые, в обтягивающих темных чулках и камзолах со шнуровкой на спине. Стоило нам войти, как в клетке на столе пикси завозился и тявкнул обученный лисенок. Храп тут же прекратился, пикси подняли хищные, вытянутые книзу лица, чем-то смахивающие на волчьи, мордочки. Их зеленые и круглые, горящие, как у кошек, глазки отражали свет потолочных ламп. Тогда я только подивился, и даже посмеялся в душе неудобству их костюмов, не понимая, что шнуровка на спине — привилегия высшей знати…

Двое Отрядных передвигали скрипучую платформу на колесиках, третий стоял наверху, в клетке, подливая в жерла светильников масло из бурдюка. Сплюснутые бронзовые лампы покачивались на цепях, и вместе с тенями ламп вытягивались и укорачивались тени гостей. В дальнем углу, за раскладной ширмой, вытянув ноги, устроилась компания мрачноватых типов в широких остроконечных шляпах и подбитых волчьим мехом плащах до самой земли. Они не говорили ни слова, сосредоточенно метали кости и делали вид, что мы их совсем не интересуем. Когда слуги с лестницей доехали до ширмы, один из «волков» нетерпеливо помахал им, чтобы не задерживались. В результате две угловые лампы так и остались не зажженными, и лиц под шляпами я так и не увидел. Зато я увидел руку, затянутую в перчатку со множеством пуговок. С рукой такой длины в Измененном мире ему явно делать было нечего. Когда гигант опустил ее, кулак стукнулся о доски пола.

А еще от приятелей в шляпах отвратительно пахло. Служанка как раз отнесла им поднос, заполненный бокалами со стаутом, но, сколько бы ячменя они ни выдули, обоняние Фэйри не проведешь.

Эти немногословные ребята часов десять назад поужинали сырым мясом. Причем не просто сырым мясом, а мясом не убитого животного. Они его скушали заживо.

В отгороженном углу, возле огромной плиты, голые по пояс повара разделывали широкими тесаками готовую тушу оленя. С кухни плыл потрясающий дух дичи, травяных приправ и вина для маринадов. Еще двое безбородых поварят шустро раскладывали по тарелкам раскаленные овсяные лепешки, гремели блюдами и подсвечниками. По полу бродила обрюзгшая белая ворона, придирчиво выбирая хлебные ошметки.

Мы прошли между столами, вызывая интерес, словно труппа цирковых комиков. Но местные выпивохи тоже стоили того, чтобы их снять на камеру. Тогда, в первую ночь, я нечетко представлял себе, с кем имею дело, и здорово запутался. Никак не верилось, что эти потешные, пропахшие виски и элем рожи принадлежат не загримированным артистам.

Отрядные составляли в зале большинство, их зеленые одежды всех оттенков бросались в глаза. Они неспешно беседовали, позвякивали кубками и чинно поедали козлятину. Всплески голосов походили на тренировку хора перед выступлением. Пышная девица в шерстяном платье до земли разливала охотникам мед и пиво в глиняные чашки. Вежливые охотничьи псы, поскуливая, поджидали мосталыгу.

Возле солидного камина, заряженного торфом, у прокопченной стенки шла игра в шахматы.

— Не может быть… — простонала тетя Берта. — Вы только взгляните, это же настоящие круитни!

Анка шлепала позади нас, придерживая Марию; они обе, конечно, ничего не поняли, но я чуть не проглотил язык.

Компания благородных пиктов окружала приземистый стол, выполненный в виде шахматной доски. Вырезанные из дерева фигурки высотой в шесть дюймов, несомненно, были шахматами, но изображали совсем иных, непривычных персонажей. Королевская чета угадывалась по мантиям и высоким головным уборам. Вместо коней расправляли крылья дракончики, офицеров заменили ушастые девушки с копьями, а ладьи превратились в длинноруких карликов.

Трое мужчин и одна женщина провожали нас пристальными взглядами. Они не делали угрожающих движений, даже не привставали с места, но меня пробрал озноб. Все открытые участки их тел покрывали многоцветные спирали татуировок. Даже верхние веки, опускаясь, превращались в желто-синие, яростно выпученные глаза. И ни малейшего намека на поэтические басни о тщедушном пещерном народце. Ближайший громила, весь покрытый рыжими волосами, своей ручищей мог бы легко свернуть шею взрослому Фэйри.

Все трое мужчин были одеты в опрятные шерстяные камзолы и длинные килты, из-под которых высовывались остроносые, подбитые железом сапожки. Женщина, такая же рыжая, раскрашенная и ширококостная, куталась в долгополую меховую выворотку из меха выдры. На ее внушительной груди позванивало тяжелое колье со сложным амулетом, украшенное россыпью сапфиров.

Анку буквально заворожили эти синие звезды.

Насколько я усвоил из курса обучения, пикты когда-то были обычными, но их почти истребили — вначале римляне, затем новоявленные британские корольки. Из одних источников следовало, что последние круитни оборонялись от скоттов в замке своего короля, у озера Лох-Несс. Там их и перерезали. Другие летописцы утверждали, что татуированные воины встречались гораздо позже на Оркнейских островах, на Мэне, и даже продолжали возводить своих идолов, вот только государства у них своего уже не было.

У этой четверки, как вскоре выяснилось, с государственностью все было в порядке.

— Я не вижу Фэйри, — озабоченно произнесла тетушка. — Саня, Бернар, вы видели хотя бы одного Фэйри? Мне это совсем не нравится…

Мы с Саней ответили отрицательно. Не пойму отчего, но мне тоже стало немного не по себе.

Нам навстречу уже вышагивал старший егерь Брудо.

— Его глубокочтимость, лэндлорд Вредо просит вас разделить с ним утреннюю трапезу…

Итак, я не ошибся, в Изнанке наступало утро. Хотя как раз в этот момент луны за высоким стрельчатым окном снова попрятались.

— Также Его глубокочтимость приглашает своего друга, барона Ке и…

И егерь, звеня цепями, отправился собирать по столам кого-то еще. Очевидно, местный земельный властитель не решился нас спрятать от проезжей публики и ради вежливости пригласил за стол более-менее знакомых дворян и коммерсантов.

Так я рассуждал тогда. Я видел, как во дворе запрягают лошадей и кидают в кареты дорожные корзины. Я наивно верил, что все эти мужчины и женщины в зале просто остановились переночевать и ждали рассвета, чтобы отправиться дальше по своим делам. Очень скоро выяснилось, что я не понимал и малой толики политических процессов, протекавших в Изнанке.