— Неужели древесные пикси? — усомнился дядя Эвальд.

— Ты не помнишь, что-то мы им должны за проход? — озабоченно наморщила лоб тетя Берта.

Наконец, порешили, что стоит подвесить на ближайшей ветке пучок травы Ахир-Люсс, которая, по мнению ведьмы Камиллы, являлась в Изнанке чем-то вроде универсальной валюты. После этого постановили, что никто никому не должен и серьезной опасности обитатели дубравы не должны представлять. Бернар убеждал Анку, что дядя Эвальд непременно бы насторожился, если бы почуял агрессию. Младшая кивала, а сама вспоминала скелеты на берегу. Возможно, те путешественники тоже не насторожились вовремя.

На обочинах тропы встречались горки свежего оленьего помета, раза три Бернар указал Анке на убегающих косуль, а однажды очень близко прозвучало хрюканье и показалось многочисленное семейство диких свиней. Отряд выбрался на полянку, земля здесь была перекопана, как будто потрудилась армия гигантских кротов. Мария схватилась за пистолеты, но кабаны стремительно ретировались. Анка заметила, что близко к Пыльной тропе ни один зверь не приближался, словно они ощущали в ней нечто чужеродное…

Цвет здесь менялся ежеминутно.

Младшая никак не могла привыкнуть, что окружающие предметы и растения то начинают нестерпимо ярко сверкать и переливаться, словно умытые дождем, то приобретают нездоровую угреватую окраску.

Цвет в Изнанке напрямую зависел от того, что происходило на небе. За последний час светило дважды пряталось за фиолетовыми изодранными тучами, тем возвращалось по сложной траектории с совершенно неожиданной стороны. Дядя Эвальд принялся убеждать всех, что никакой тайны нет, напротив, присутствует явная закономерность: луна плывет по расширяющейся спирали, а когда спираль достигает максимума, выглядывают звезды и наступает ночь.

— Почему тогда две луны? — хитро осведомилась Анка.

— Интерференция, — выдал умное слово Саня.

Анка напрягла мозг: кажется, в школе этому не учили…

— Лично я, верь-не-верь, не сомневаюсь, что луна одна, — Саня галантно протянул Анке горсточку земляники. — Либо нас запутывает хитрое атмосферное явление, оптический обман, либо…

— Либо?

— Либо, как сказать, все гораздо сложнее…

— Утешить ты умеешь, — сквозь зубы процедила Мария. С каждой минутой она становилась мрачнее, несмотря на кишащую радостной жизнью чащобу. Вероятно, наездница, как и Анка, до сих пор дулась на новоявленного ухажера за то, что усыпил ее в пещере. Она трижды отвергла собранные им букетики полевых цветов и ладони, полные ягод.

— Я не физик, извиняй, ежели глупость какую брякну, — с ухмылкой повинился русский Фэйри. — Одним словом, ковыляю я, и всю дорогу, как сказать, кумекаю, как оно могло так выйти, чтоб в одной и той же точке две вселенные друг на друга наложились. И что ты думаешь — пусть дурную идейку подкину, зато собственного разлива!

— Ну подкинь, — уныло откликнулась наездница. На дорогу она почти не смотрела, все ее внимание приковывали нижние ветви дубов. Анка подумала, что там, в густой тени, действительно может спрятаться кто угодно, но Бернар непременно почует врагов раньше.

Она сама не понимала, откуда взялось такое убеждение, что поблизости может скрываться что-то злобное. Так привольно голосили пташки, так вкусно пах настоянный на медоносах воздух, так добродушно кряхтели столетние красавцы, и все органы чувств смеялись над глупой интуицией.

Младшая нашла верное слово. Слишком.

Здесь было слишком хорошо, даже для сказочной Зеленой страны.

— Есть такое мнение, верь-не-верь, что каждой точке Евклидова пространства, ей же соответствует точка этого… как сказать… альтернативного пространства…

— Впечатляюще, — похоронным голосом одобрила Мария.

— Например, пространство Лобачевского, изогнутое до предела, — не сдавался кудрявый Саня. — Но описывающая его формула может быть совсем иной, ее еще не создали. Я ведь как думаю… если этого… наблюдателя посадить в кресло, равно удаленное от обоих пространств…

— Что невозможно! — обернулся идущий впереди дядя Эвальд. — Ты только что сформулировал условия. Если пространств всего два, куда же мы усадим наблюдателя?

— Ишь как! Стало быть, их больше, — элегантно разрубил «гордиев узел» Саня. — Нам же нужна точка отсчета, хоть какая-то система координат, верно? Сторонний наблюдатель, как сказать, увидит словно бы холст с голографической картиной, но сбоку. Он нормально сможет наблюдать только одну вселенную, потому что вторая, верь-не-верь, никогда не будет идентична во времени…

— То есть либо Изнанка, либо Верхний мир исчезает в боковой грани холста? — заинтересовался дядя Эвальд. — Идея неплохая, но не может быть, чтобы геометрия оказалась столь убогой.

— Конечно же, нет! — замахал руками Саня. — Я понимаю, что начиркал двухмерное пространство, но иначе не объяснить, как выглядит время. Благодаря координате времени, как сказать, один из миров приобретает объем…

— А если наблюдатель смотрит из Верхнего мира? — отважилась на вопрос Анка.

— Он видит, верь-не-верь, именно то, что мы видели наверху каждый день, — Саня выставил указательный палец. — Он видит не край холста, а точку, но думает, что не видит ничего! Просто эта точка… как сказать… исчезающе мала. А жители Изнанки видят Верхний мир точно так же, исключение составляют… кто? — Саня уставился на Анку, но за нее ответил Бернар.

— Ведьмы, такие, как Камилла, ..

— Ведьмы, а также эти, как сказать, сущности из тонких миров, которые мы в просторечье зовем демонами. А кроме ведьм, наверху Запечатанные двери способны заметить многие животные, те же кошки, например…

Русский Фэйри по расщепленной отвалившейся ветке полез на дерево и все продолжал разглагольствовать, но Анка быстро потеряла нить рассуждений. Всякий раз, когда упоминалось время, она мысленно проваливалась в тоскливый колодец и безнадежно звала брата. Время шло и, несмотря на увещевания стариков, Младшая никак не могла поверить, что наверху все свернулось в точку с заклинившими навек будильниками…

А луна тем временем зашла на максимально широкий виток; она катилась среди листвы, по самому краешку далеких холмов, и смутные тени совершали вместе с ней непрерывный одуряющий хоровод. Младшая смотрела под ноги, как зачарованная, наблюдала за собственной тенью, кружащей вокруг нее. Ветер тоже вел себя крайне странно. Внизу он барахтался, прочесывая каждую травинку, щекотал ноздри резкими ароматами, а выше, по словам Сани, забравшегося на ветку, налетал короткими, пропахшими медом рывками.

Русский Фэйри спрыгнул и доложил, что дубовые заросли тянутся до реки, моста поблизости нет, река широченная и очень быстрая, зато в сотне метров выше по течению находится пристань, там качаются на воде лодки. А на той стороне реки явственно просматривается продолжение тропы.

— Дым идет, и мяском тянет! Верь-не-верь, на месте перевозчики, — увлеченно поведал Саня, — вот только радости особой на бережку том нету… Заместо приличного леса парят болота угрюмые, и гуси грязные какие-то…

Берта и Эвальд, вместо того чтобы искать способ переправиться, яростно заспорили, что за река впереди. Мария предложила не тащиться вдоль берега всем вместе, а послать к перевозчикам парламентера. Остальным же разбить пока лагерь на берегу, разжечь костер и разогреть консервы. А еще лучше — до условного утра, то есть до восхода желтой луны не рыпаться, поскольку дети уже клюют носом. Тем более что Саня заприметил на самом берегу хижину, до крыши заросшую цветами, там можно выспаться и спрятаться от возможного дождя.

— Замечательно, дети там отдохнут, а мы пока осмотримся, — кивнул дядя Эвальд. — Бернар, ты разве не замечаешь, что у Анны болит нога?

— Я ее спрашивал, но она…

— Мужчина не должен задавать много лишних вопросов, — отрезал Эвальд. — Она молчит, потому что стесняется, а потом нам придется нести ее на руках. Чтобы этого не случилось, помоги ей. Сам найди нужные средства…

— Я знаю, что делать, дядюшка…