– Прощай, – прошептала Лури и, перекинув сумку через плечо, выплыла за порог.

На кухне сердобольная тётушка Зуши, всхлипывая, протянула невесте Гвариана увесистый узелок с провизией и пожелала “бедняжке” лёгкой дороги.

– Всё у меня будет хорошо, тётя Зуши, – ободряюще улыбнулась поварихе Луришшаэль. – Я доберусь. И там, на новом месте, буду счастлива. Обещаю!

– Ох, дочка, дочка! И так ты сиротинушка, да ещё тут такое на тебя свалилось…

Причитая, добрая Зуши проводила девушку до крытого монастырского двора, тёмного, словно омут. Только из окошек кухни тянулись сквозь мрак рассеянные лучики света, смутно обозначая массивную внешнюю стену, замыкавшую привратную площадь.

– Прости. Дальше ты одна должна, деточка, – длинно шмыгнув носом напоследок, попрощалась повариха.

Луришшаэль, стараясь двигаться уверенно, проплыла через двор.

Стражники не задали ни единого вопроса – наверное, их обо всём предупредила настоятельница. Они только молчаливо отдали честь юной невесте бога, что отправлялась в своё Путешествие, и так же молчаливо передвинули высокий, вделанный в пол рычаг, поднимая массивную плиту врат.

Лури всё-таки оглянулась на прощанье – на золотистые тёплые огоньки, мерцавшие во тьме – и решительно выплыла в стылую осеннюю воду Тагирив.

Когда врата закрылись за спиной, девушка глубоко вздохнула и, запрокинув голову, посмотрела вверх – в необъятную чёрную пустоту.

А потом – вниз.

Там, под едва различимым в темноте склоном, уже мерцали огоньки в крестьянских лачугах. Деревенским не до сна: конец страды. Скоро на поля выплывут труженики, и округа заполнится голосами…

Но сейчас царила тишина – та неповторимая, чуткая тишина, что бывает только перед рассветом. Лишь негромкий шелест водорослей, колеблемых течением. Они в изобилии росли здесь, у подножия монастыря.

Луришшаэль, сама не зная, зачем, сорвала макушку высокого стебля и сунула в сумку.

– На счастье, – неизвестно для кого прошептала она – и, ударив хвостом, взмыла ввысь.

В ледяную непроглядную темноту.

Луришшаэль поднималась стремительно, но, оставив далеко внизу монастырские башни, остановилась.

И оглянулась…

Огромная донная скала монастыря почти сливалась с ночным мраком – виднелись только огни в окнах келий и коридоров – слабо, словно россыпь светящихся рыбок.

И совсем тускло, далеко-далеко внизу, мерцали огонёчки в крестьянских хижинах…

Юная русалка издала нежный долгий звук, пронёсшийся над почти сжатыми плантациями водорослей. Этот звук незримо падал вниз, к деревеньке Лури – и, стукаясь о стены хибарок, о канавки и булыжники улиц, тихим эхом возвращался к девушке – и она в последний раз смотрела на родные места. Так, как не дано жителям поверхности…

А потом Луришшаэль решительно повернулась и на одном мощном ударе хвоста рванулась вверх. Гребок – жёсткая упругость холодной воды… Ещё гребок…

Лури закашлялась, резко выскочив из воды и захлебнувшись ледяным ветром.

Волосы мокрыми прядями прилипли к щекам и тёплой куртке.

Над головой висело низкое, покрытое тучами небо.

Ни единого огонька. Только гладь огромной величественной реки – и шум лесных крон.

Чужой мир вокруг. Мир, где тело тяжёлое, где нельзя парить над землёй, скользя в потоках воздуха – как можно скользить над дном в речных струях…

Тагин, сказала настоятельница, стоит на западном берегу, вверх по течению.

Луришшаэль задумалась. Конечно, сейчас никого рядом нет, и можно без помех выбраться на сушу, глотнуть волшебного зелья…

Но есть ли поблизости дорога? И можно ли одинокой девушке спокойно пройти через лес? Ночью?

Кстати, она и ходить-то не умеет…

Нет, лучше всего добраться до города, осмотреть окрестности, и там уже придумать, где лучше трансформироваться: вернуться ли в лес или отыскать укромное местечко за городскими стенами: в порту, например…

Наверное, второй вариант предпочтительнее. Не надо ничего объяснять страже на воротах – а о том, насколько дотошны стражники поверхности, насколько они корыстны, Луришшаэль прекрасно знала из уроков преподобных матушек.

Ну что ж, значит, решено!

Девушка поправила сумку на плече и бесшумно скрылась в водах Тагирив.

– Ребята, у кого соль? – Ариэлла, присев на корточки у костра, помешивала кашу в котелке. Рядом на камне аккуратно были разложены припасы: пакетик с крупой, масло, пряные травы и заварка. – Я её выложила из мешка вместе с другими продуктами. Ну признавайтесь, кто соль упёр?! – возмущённо блеснула глазами демонесса.

Они расположились на свой первый привал в лесу, меж величественных дубов, листва с которых почти облетела и сейчас покрывала землю толстым слоем. Облюбованное местечко находилось на краю неглубокого каменистого оврага, поросшего мхом. На дне тихо журчал небольшой ручей.

Путники расседлали лошадей, привязав их к низко нависшей ветви старого дуба, и каждый занялся своим делом: Вирлисс и Таривил отправились собирать хворост, Эет – за водой, а Ариэлла распаковывала продукты и готовила место для костра.

И вот – мирно пофыркивают попившие кони, весело потрескивает костерок под двумя котелками: в одном булькает вода под чай, в другом – устало пыхтит каша, курясь ароматным паром, что смешивается с сизым дымком… Вирлисс сидит на расстеленном плаще меж корней старого дуба и читает, пристроив книгу на согнутую в колене ногу. Рядом – Таривил, отрешённо вырезает из сухой деревяшки какую-то фигурку…

Сам Эет отошёл к краю оврага, и, запрокинув голову, всецело погрузился в созерцание низко несущихся серых туч. Они так же заполняли небо, как мысли – его разум, стремительные и хмурые. Но – ради друзей, ради их общей цели – он должен держать свои тревоги при себе.

Ариэлла, закипая не хуже воды в котелке, поднялась и, воинственно растопырив крылья, упёрла руки в бока.

– Кто стянул соль? – как-то слишком спокойно осведомилась она, медленно обводя парней испепеляющим взглядом.

Юноша, перекинув через плечо свои длинные золотистые волосы, небрежно заплетённые в косу, повернулся к девушке – и не смог сдержать улыбки: так забавно выглядела Ариэлла в своей боевой позе – и с ложкой в руках…

Вирлисс, оторвавшись от чтения, с недоумением смотрел на взбешённую красавицу-суккуба. Таривил же бросил в её сторону лишь один рассеянный взгляд.

Ариэлла пульсирующими зрачками смотрела на Вира – спокойного и безукоризненного, словно на светском приёме, – но взгляд вампира не выражал ни малейшего сочувствия к её проблеме. Только удивление.

– Эльф! – в голосе Рири зазвучало обвинение. – Признавайся!

Таривил, подняв голову, недоумённо моргнул.

– Зачем мне красть соль? Я же вместе со всеми собираюсь есть.

– Ой, какие мы невинные! – фыркнула Ариэлла, почему-то метнув гневный взор на Вирлисса. – Мальчик с оленьими глазами! “Зачем”! Чтобы мне досадить!.. – она топнула. – Сейчас же отдал, а то как дам ложкой по ушам!..

– Да не брал я никакой соли, – Таривил тоже начинал закипать, но сдерживался. Только в голосе прорывалось раздражение.

Эет, мягко ступая сапогами по палой листве, подошёл и, присев на корточки, внимательно осмотрел со всех сторон землю у камня, где Рири разложила припасы.

Свёрточек с солью соскользнул с импровизированного “стола” и сейчас лежал на мшистой подушке, затянувшей подножье камня.

– Крылатая, вот твоя пропажа, – миролюбиво улыбаясь, протянул лич свою находку девушке. – Ты, наверное, когда брала масло, повернулась и кончиком крыла смахнула.

Таривил тут же снова вернулся к своей фигурке, Вирлисс – к книге, а Ариэлла обиженно поджала губы, но ничего не возразила.

– Спасибо, – со странной смесью смущения и досады буркнула она, отворачиваясь с пунцовыми щеками и соля кашу.

Эет поднялся и, нагнувшись к уху Ариэллы, что-то прошептал.

Суккуб вздрогнула и бросила на молодого некроманта взгляд, полный такого негодования, какое могло бы вспыхнуть в глазах целомудренной женщины, получившей непристойное предложение.